– Он же машину загадит, а мне мыть! – всполошился Гриша.

– А ты что хотел?! Тогда поехали в садик.

– Замажем на сто баксов, что врать он больше не будет? – привел последний аргумент Гриша, которому очень, очень не хотелось ехать в пыточный детский садик, тем более что они с Шишкиным выдумали его только что, по ходу обработки объекта.

– На двести. Пробуем до первого вранья, – постановил шеф отдела безопасности.

Гриша впервые с начала допроса посмотрел на пленника.

– Ты уж не подведи, брателла! Сам понимаешь, дело не в двухстах баксах, а в принципе: я ж тебе верю…

Есаулов часто закивал, пытаясь изобразить глазами, что человек он безусловно достойный доверия.

Потянувшись через спинку сиденья, Гриша сорвал с его губ липкую ленту и включил отнятый у Есаулова диктофон.

Провожать супругов пошли всей компанией. Во главе процессии под руку со Змеем шла Вика, за ней Татьяна с Сергеем. У калитки Змей врубил прожектор, нечаянно выдав секрет журналиста; крылья его «Нивы» проржавели насквозь, под колесами, как солнечные зайчики, лежали неровные пятна света.

– На чем, блин, ты ее возишь? – во всеуслышание упрекнул его Змей и тихо, так, что Татьяна едва расслышала, добавил:

– Не обижайся. Береги ее!

Журналист молча пожал ему руку и полез на заднее сиденье, чтобы не мешать усевшейся за руль Вике. Помахав рукой, вторая змеежена развернулась так лихо, что Татьяна позавидовала. Хотя чему завидовать, она сама водила «Мерседес». «Мерседес» и вообще все здесь принадлежит Змею…

«Нива» покатила в темноту. Татьяна держала под руку качавшегося на слабых, недавно прооперированных ногах мужа, а тот все смотрел вслед машине и не хотел уходить.

На крыльце их встретил сонно моргающий Сашкин солдатик и сразу же заныл, что завтра с утра ему надо везти какого-то полковника.

– Поговори мне еще! – ерепенился Сашка. Но было видно – Татьянин боевой братец раскис. После ранения в голову он уже не мог держать дозу, как раньше, и очень переживал это обстоятельство.

Игорь помог солдатику отвести к машине вяло сопротивлявшегося Сашку. Татьяна услышала в ночной тишине рев сразу двух моторов и кинулась к монитору. Обиженный из-за гаража племяш уезжал в своем «Рено» следом за Сашкиным армейским «козликом»! Господи, он же лыка не вяжет! И Наташку, дочь родную, забыл.

Татьяна вернулась к столу – нате: еще один сюрпризец. Не обращая внимания на размякшего Барсукова, Сохадзе взасос целовался с Наташкой! Наташка, детеныш, которую Татьяна помнила еще плоской первокурсницей, привычно гладила волосатую грудь издателя под расстегнутой рубашкой. Глаза у нее были пустые, как у персонажей японских мультяшек.

«Нажрусь, чтоб не так противно было», – вспомнила Татьяна, и все у нее соединилось: Наташка рассчитывала встретиться с любовником – той ночной тенью у насыпи, – но «пораньше нельзя», и она с откровенностью созревшей стервы дала понять, что ей предстоят противные, но полезные для молодой специалистки объятия Сохадзе. А объятия любовника, стало быть, не противные, но бесполезные, поскольку мужик он здоровый, однако такого пошиба, что приходится его скрывать. Какой-нибудь аэропортовский работяга: Наташка приехала, позвонила, а у него ночная смена. Сунула ему что-то – бутылку, наверное.

Хлопнув дверью, Татьяна отправилась в кабинет к Змею. Муж с посиневшими губами валялся на кушетке – вчерашняя выпивка, сегодняшняя выпивка, да с его-то сердцем… Татьяна, собиравшаяся выложить ему все о подлостях Сохадзе, прикусила язык. Этак недолго и на самом деле в гроб загнать сочинителя Кадышева.

– Володь, – только и спросила она, – ты знаешь, что Сохадзе спит с Наташкой?

– Шестой год уже, – безразлично сказал Змей. – Жора ее готовил в институт по английскому языку. Ну и подготовил… Все знают, даже Игорь.

– И ты терпишь? Она же твоя внучатая племянница!

– А что я, если родной отец терпит?.. Не лезь в это дело и не считай Наташку ребенком – она прекрасно знает, чего хочет. Сейчас Жора содержит ее лучше, чем отец.

Если его издательство не лопнет, – а оно не лопнет, пока у него права на «Морского Змея», – Жора возьмет ее к себе редактором переводной литературы. Редакторы, знаешь ли, редакторам рознь, есть такие, что ездят на иномарках.

– Да она уже работает у какого-то бизнесмена, он обещал ей за аспирантуру заплатить, – буркнула Татьяна. Что-то ты бледный, Володь. Хочешь, Барсукова позову?

– Зови, – вяло кивнул Змей, – а я пойду в спальню прилягу, потреплемся. Он не очень пьяный, Барсук?

– О чем ты говоришь, вас же с ним напоить невозможно.

Татьяна сходила за главврачом и повела его к Змею.

Очутившись в темном коридоре, Барсуков положил руку ей на талию, потянул к себе. Выставленное колено безошибочно попало ей между ног, рука на пояснице скользнула ниже, не путаясь, задрала подол и опустилась в трусики. Пять лет назад она сама была готова с красавцем главврачом когда угодно и где угодно, разве что не в морге.

– Сергей Иванович, Сережа, – зашептала Татьяна, – ради бога, не здесь. Это наш дом, мы его вместе с Володей придумывали и строили. И это мой муж. Я не могу его обманывать в нашем доме.

– А кто тебе этого мужа устроил? Кто тебя в Москву взял из твоего Мухосранска?.. Ладно, Танька, живи. Еще встретимся в неформальной обстановке. Я свою матрону отправляю на два месяца в санаторий, писать диссертацию… Чуть не забыл: ты ружье-то зарегистрируй. Знаешь, куда ехать?

Татьяна фыркнула.

– Знаю, куда звонить. Сами приедут, еще и хвастаться потом будут, что Морскому Змею ружье оформляли. – Она соскочила с барсуковского колена, отстранилась, и вовремя. На пороге кабинета стоял муж.

Спать она легла в кабинете, уступив свою комнату Барсукову. Пускай врач будет поближе к Змею, мало ли что.

Сквозь сон Татьяна слышала, как гудит зуммер в спальне – Змей со второго пульта открывал ворота для уезжавшего очень рано Барсукова. Потом шаги по коридору.

Конспиративно сопя. Змей постоял у приоткрытой двери, но заходить не стал. Пошел наверх, где расположились Сохадзе с Наташкой. У Татьяны замелькали самые черные мысли. Но желания застукать мужа на месте преступления почему-то не было. Она, как мать распутного сыночка, даже с гордостью подумала: никуда Змей не денется, погоняет адреналин и приползет к ней.

Наверное, она уснула, потому что Змей вдруг очутился рядом. Его легкая горячая рука скользнула между ее ног, Татьяна бессознательно раскрылась и пришла в себя, когда он уже взгромождался на нее. После второго инфаркта запуганный врачами Змей редко позволял себе такие порывы. Как ни старалась Татьяна его не разочаровывать, с перепою и с отвычки у Змея долго ничего не получалось. Но воля и труд человека дивные дива творят.

Медленно наливаясь силой, Змей начал показывать свое обыкновенное чудо: остановить его было так же трудно, как и завести. Он мой, мысленно похвасталась Татьяна и Наташке, и Вике, и всем прочим змеебабам. Внизу живота начало разливаться благостное тепло, юркнуло вверх по позвоночнику и ударило в мозжечок.

– Володя! Змеюшко мой!

Хрипевший прокуренными бронхами, Змей вдруг отвалился и стал задыхаться. Господи, опять!

Татьяна кинулась в спальню. Там, в тумбочке, лежали принесенные Барсуковым из госпитальной реанимации уже заправленные шприцы. Дверь в спальню не открывалась – с ума сошел Змей, от кого запер?! Она бегом вернулась в кабинет.