«Франция победила Англию без боя!» — восклицали лорды.

«Англия унизила Францию!» — негодовали герцоги.

Выведенный из себя посол Испании напомнил, несколько запоздало, о политике Людовика XIV.

Немногочисленные сторонники регента возражали: строительство укреплений в Мардике было прямым нарушением Утрехтского договора, к тому же в казне не было тридцати пяти миллионов, необходимых для окончания работ. В 1696, напоминали они, Людовик XIV пошел на то, чтобы снести крепость в Пиньероле под контролем герцога Савойского, что же до протокола, то он был точной копией последнего договора, над которым работал сам Торси. Но эти слабые голоса заглушались криками оппозиции.

Герцог Менский, Вильруа, Торси, д’Юксель, д’Ибервиль решили помешать затее аббата. Правительство Лондона, возмущенное не меньше, полностью было на их стороне. Поэтому Георг I и регент решают подписать договор тайно.

Но на этом все не закончилось. Георг I, узнав об отъезде Петра Великого, требует отставки лорда Таунзенда и назначает на его место Стенхоупа. Палата общин бурлит, среди вигов нет единодушия, сторонники Стюарта, которых все считали разбитыми, затевают новый заговор. События вокруг Пале-Рояль были не менее бурными. Сен-Симон, искренне преданный Филиппу, предсказывал серьезные потрясения.

Но ни король Англии, ни регент не сдаются. Они все поставили на карту, и их твердость придает, наконец, мужества робким нидерландцам: 4 января 1717 года в Гааге был подписан тройственный союз Франции, Великобритании и Голландии.

Франция прорвала кольцо окружения.

Надо сказать, что хотя Филипп и вывел своих противников из игры и впервые добился престижа на европейском уровне, личные интересы герцога Орлеанского никогда не могли бы заставить его решиться на такую дерзкую политику, если бы регент не полагал, что тем самым он служит родине и миру. Что же до Дюбуа, то его не стали считать спасителем, поскольку никто, кроме самых близких Георгу I людей, не знал об истинных причинах, толкнувших короля Англии на этот шаг.

Филипп, к великому неудовольствию двора, предоставляет счастливому Дюбуа аббатство Сен-Рике и назначает его членом Совета по внешней политике.

Так в муках родилась первая Антанта, союз, который в течение двадцати пяти лет будет спасать Европу от всеобщей войны, но у которого окажутся и свои негативные последствия: Франция не вернет себе былого могущества на море и ее колониальная экспансия будет задержана на целый век. Неблагодарные потомки будут упрекать за это герцога Орлеанского, забыв об истинном виновнике — Филиппе V. В самом деле, чудовищная неблагодарность короля Испании сделала для регента совершенно невозможной какую-либо другую политику.

Регент поцеловал официальный экземпляр договора, подписанного в Гааге, словно талисман, охраняющий его от всякого зла. Какое-то время он даже верил в чудо: при дворе никто не молвил и слова поперек, министры притихли, Лоу с сияющей улыбкой докладывал своему покровителю об успехах банка.

Но радость была недолгой. Филипп, только-только избавившийся от старых врагов, увидел, как поднимает голову новый противник, которому он сам вложил оружие в руку.

Парламент, превратившийся в блюстителя порядка в королевстве, горел желанием доказать свою власть, а сделать это было возможно только противопоставив себя правительству. Ноай, которого тревожили успехи Лоу, решил использовать честолюбие этого человека, чтобы добиться для себя поста премьер-министра, своей заветной мечты. Когда Вуазана хватил апоплексический удар, герцог де Ноай просит регента назначить канцлером своего друга Дагессо, слепо преданного интересам судейского сословия. Филипп неосторожно соглашается и с этой минуты не знает покоя.

Парламент, подхлестываемый президентом, знакомится с мемуарами де Реца и, беря пример с этого участника Фронды, объявляет правительству непримиримую войну. Всевозможные придирки, замечания, превышение полномочий, отказ регистрировать указы — таков далеко не полный перечень средств, при помощи которых судьи пытались присвоить роль Палаты общин. Под прикрытием канцлера, Ноай лицемерно строил из себя миротворца. Его потворство и вынужденная слабость герцога Орлеанского только распаляли членов парламента, которые, совсем потеряв чувство меры, требовали для себя права во время торжественных церемоний идти впереди короля.

Такое поведение парламента служит примером еще одному противнику регента. Герцог Бурбонский, вероломный и алчный, как его мать, не унаследовал ни ее ума, ни ее красоты. Глупый до крайности, этот второй наследный принц, тем не менее, прекрасно направлял свою судьбу, восполняя недоданное ему природой за счет жестокости, обеспечившей ему небывалое для его двадцати пяти лет уважение.

Герцог Бурбонский хотел отобрать у герцога Менского расшитую лилиями мантию, чтобы самому занять пост суперинтенданта, отвечающего за образование короля. Конде и Конти 2 августа 1716 года подписали меморандум, в котором требовали, чтобы побочные дети были лишены прав. В феврале 1717 года к ним присоединились герцоги.

По целому ряду причин Филипп не хотел наносить удар по своим сводным братьям. На то имелись политические резоны: было опасно будить ненависть придворных и доверять воспитание Людовика XV младшему представителю вырождающегося дома Конде, а также причины сентиментальные: принц любил графа Тулузского и боялся крика герцогини Орлеанской. Но герцог Бурбонский показал свои молодые зубы и открыто пригрозил, что перейдет на сторону противников регента. Регент уступил.

Все это сильно возбудило придворных. Герцогиня Менская, прийдя в ярость, забросила свой театр и день и ночь размахивала дворянскими грамотами, но сумела привлечь на свою сторону лишь группку придворных, выразивших намерение представить вопрос на рассмотрение Генеральных штатов.

Совет по регентству 1 июля лишает побочных детей права наследовать престол и права считаться принцами крови.

В ответ герцогиня Менская приезжает с двумя детьми в Пале-Рояль и заявляет герцогу Орлеанскому, что «она научит их помнить прошлое и воспитает в них желание отомстить за нанесенное оскорбление».

В разгар этих интриг неожиданно приехал русский царь — в странном платье, в смешном парике, с приступами эпилепсии, нервным тиком, с шутами и пьяными лакеями. Регент с удовольствием избежал бы этого визита, который пришелся так некстати, но договоренность о нем была достигнута еще Людовиком XIV. А раз его нельзя было избежать, оставалось любезно разыгрывать роль Короля-Солнце.

Петр Великий суровым взглядом окидывает это очаровательное общество, близящееся разложение которого он угадывает. К великому ужасу Вильруа, он сжимает в объятиях Людовика XV, затем так же крепко обнимает застывшего истуканом Ришелье. Его могучая фигура мелькает то в Ботаническом саду, то в Арсенале, то во Дворце инвалидов, то в Нотр-Дам.

Царь предложил регенту заменить поверженного противника России — Швецию, которая со времен Густава Адольфа выполняла роль защитника интересов Франции на севере Европы. Взамен он хотел получить субсидии, ранее предоставлявшиеся Карлу XII. Помимо Тройственного союза, заключенного в Гааге, принцу предлагался союз четырех стран, включая Австрию, который обезопасил бы его на случай резкого изменения политики Англии.

Окружение герцога Орлеанского пришло в восторг от такого проекта, который Сен-Симон рассматривал как начало франко-русского альянса.

Однако Филипп, боясь вызвать подозрения Георга I, вел себя более осторожно. Обстоятельства отнюдь не требовали, чтобы Франция искала поддержку на севере, когда немецкая угроза была слишком очевидна. Вместе с тем, верный заветам Людовика XIV, регент мечтал покончить с давней враждой Бурбонов и Габсбургов.

Герцог Орлеанский, как всегда любезный и обходительный, несколько недель уходил от четкого ответа. В конце концов была достигнута договоренность о том, что Россия и Пруссия выступают гарантами Утрехтского мира, Франция выступает посредником для разрешения запутанного балтийского вопроса, и только после этого между двумя странами начнутся переговоры по экономическим вопросам. Все это было изложено в договоре, подписанном в Амстердаме Шатенефом, после чего в Россию отправился де Кампредон в качестве полномочного представителя и консул Бильярде. Так начались отношения между Россией и Францией.