Понимая все это, регент осознавал своим первейшим долгом не дать состояться новому союзу между Англией, Голландией и Австрией и сохранить таким образом мир. Для достижения именно этой цели Людовик XIV пытался примирить императора и короля Испании, одновременно поддерживая притязания на престол представителя законной английской династии. Когда власть оказалась в руках герцога Орлеанского, он, несмотря на авансы Георга I, сделал все, чтобы продолжить во внешней политике линию, начатую Людовиком XIV; при этом он и не подозревал, что король Испании уже выстроил совершенно иную схему.

Филипп V одновременно узнал о смерти своего дедушки и о торжестве своего соперника 9 сентября 1715 года. А уже 18 сентября Альберони призывает английского посланника и, развернув перед ним блестящую перспективу взаимного сотрудничества и уступок, предлагает ему дружественный союз. Это был блестящий ход! Аббат пытался таким образом купить британскую поддержку, дабы отобрать у императора Италию и добыть для Филиппа V французский престол. Всего девяти дней достало внуку Людовика XIV, чтобы поломать политику, начатую его дедом.

Эта потрясающая новость стала известна в Лондоне в тот момент, когда в Шотландии вспыхнул мятеж, в течение нескольких месяцев тщательно подготавливаемый Торси. Французские порты были забиты сторонниками Стюартов, кораблями, груженными оружием и продовольствием, которые были готовы в любую минуту сняться с якоря.

Лорд Стерс тут же начал потрясать Утрехтским договором, а адмирал Бинг появился в Гавре во главе эскадры, требуя выдачи подозрительных кораблей. Регент распоряжается выгрузить с кораблей подозрительный груз и отдает приказания, суть которых сводится к тому, чтобы помешать Якову Стюарту, если тот решится покинуть свой замок в Лотарингии.

Сильно обеспокоенный, несмотря на эти меры, король Англии предложил своему кузену договор, по которому Ганноверский дом и Орлеанский обещали друг другу взаимную поддержку. Принц, озабоченный лишь своими личными интересами, ни минуты не колебался бы — Филипп колеблется.

Конечно, договор с Великобританией сильно укрепил бы его позиции и гарантировал Франции безопасность, но подобный дипломатический шаг был в известной мере авантюрой, прыжком в неизвестность. Вместе с тем добрые намерения Георга I и лорда Стенхоупа нисколько не мешали большинству вигов, начиная с премьер-министра, лорда Таунзенда, питать открытую неприязнь к Франции, и парламент мог в любой момент разрушить все здание. Напротив, восшествие на престол Якова III означало наступление счастливых времен для Франции, когда политика Сент-Джеймсского дворца была бы ориентирована на Версаль. Так были настроены министры Франции и ее общественное мнение; к этой точке зрения склоняется и регент, питающий к тому же надежды увидеть одну из своих дочерей на английском троне.

Поэтому Филипп убаюкивает нетерпеливого лорда Стерса своей обходительностью, ссылаясь на тысячу трудностей, а сам тем временем начинает тайно помогать Якову Стюарту.

И поздно вечером 18 октября один из руководителей партии Стюартов, герцог д’Ормон, закутанный в серый плащ, надвинув на глаза широкополую шляпу, переступает порог Пале-Рояль. Принц обещает ему полную, но тайную поддержку. Порты Нормандии и Пикардии будут закрыты, о чем громко оповестят весь мир, но Дюнкерк останется открытым для заговорщиков, и они в любой момент могут им воспользоваться. И дворянин, на которого можно положиться, получит разрешение купить в Гавре оружие.

А через несколько дней Яков Стюарт, переодевшись и загримировавшись, покидает Лотарингию, пересекает всю Францию, вовремя предупрежденный, ускользает от подготовленной лордом Стерсом засады и благополучно отплывает в Шотландию. Французский двор, полагая, что игра выиграна, оставляет свое притворство и не скрывает радости.

Пробуждение было жестоким: силам мятежников были нанесены одно за другим два крупных поражения еще до высадки претендента, и Яков Стюарт, превратившись в странствующего рыцаря, вынужден отплыть от берегов родины. Виги, опьяненные жаждой мести, с кровавой жестокостью расправляются с врагами; более тысячи их противников выслано. Сильно укрепивший свои позиции Георг I направляет регенту полный угроз протест.

И тут взрывается испанская мина. Филипп V 15 декабря подписал договор, по которому английским торговцам безоговорочно предоставлялись в Америке те же льготы, что и его собственным подданным. Таких огромных уступок не мог добиться от него и Людовик XIV. «Французы более не пользуются здесь никаким влиянием», — радостно сообщал британский министр в письме в Мадрид.

Застигнутая врасплох предательством Испании и злопамятностью Англии, Франция оказалась в изоляции, и добейся Георг I сближения императора с католическим королем, положение ее стало бы угрожающим.

Весна 1716 года принесла герцогу Орлеанскому много угроз, подозрений и унижений. Шесть месяцев его правления не принесли никаких чудес ни в области экономики, ни в области финансов. Внешнеполитическое положение страны, начиная с 1711 года, не было столь плачевным.

Но Филипп не позволял себе унывать. Удивительное безразличие, презрение к оскорблениям и великодушие по отношению к врагам делали его неуязвимым, но отнюдь не повышали авторитета.

И в самый неожиданный момент поднимает голову оппозиция: большинство министров и высших должностных лиц открыто выступает за то, чтобы предоставить регентство Филиппу V. Они находились под впечатлением возрождения Испании, которой Альберони, словно по мановению волшебной палочки, обеспечил сказочное богатство: города процветали, строились верфи, арсеналы и даже военный флот. В народе пробудилась былая симпатия к брату герцога Бургундского. И если герцог Орлеанский не добьется быстро успеха, дело его проиграно.

И принц пускается в погоню за победой. Разве не жил в Париже человек, обещавший превратить бумагу в золото? И регент, когда-то увлекавшийся алхимией, позволяет себя уговорить. Однако Ноай и парламент ни за что не соглашаются разрешить Лоу произвести финансовый эксперимент, суть которого им непонятна. Тогда шотландец предлагает учредить частный банк и с его помощью доказать действенность этого таинственного средства — кредита. Филипп разрешает и первым записывается в акционеры.

Лоу, открывший банк 12 мая, попросил своих пайщиков только четвертую часть суммы внести серебром, остальное — государственными билетами, которые тут же вновь обрели свою забытую стоимость. Лоу сам выпускает билеты, которые защищены от изменения курса монет и могут быть всегда обращены в деньги, и обязывает Ноайя их признать. Так родился банковский билет.

Регент начал надеяться на чудо. Ему было необходимо безотлагательно разрушить союзы, которые угрожали Франции. Мстительный Торси, а за ним и все правительство, требовали, чтобы Франция продолжала политику Людовика XIV. Но это было невозможно, пока Альберони рассыпался в любезностях перед Англией и угрожал Франции. Из этой ситуации было только два выхода: регент уступает свое место Филиппу V, что могло навлечь еще бол ьшие беды, или договаривается с Лондоном от своего имени.

Теперь уже герцог Орлеанский сам просит Георга I о подписании договора, отложенного несколько недель назад. То было рискованное предприятие, и ни один министр, ни один посол не взялись за выполнение подобного поручения. Вынужденный хранить в тайне этот дипломатический ход, последствия которого будут сказываться вплоть до эпохи Наполеона III, принц обращается к единственному человеку, на чью верность и преданность он может положиться — пробил час Дюбуа.

Никогда еще не велись столь странные переговоры. И пока глава государства и член Государственного совета с трудом продвигались вперед в переговорах, министр иностранных дел д’Юксель и посол Франции в Лондоне д’Ибервиль делали все возможное, чтобы сорвать их. Вот во что превратилась абсолютная монархия через полгода после смерти Людовика XIV!

Для такого благородного человека, как Филипп, самым неприятным в этой истории была необходимость изгнания из Франции претендента на английский престол, который нашел себе прибежище в Авиньоне, во владениях папского престола. Эта прискорбная уступка, тем не менее, вовсе не удовлетворила британского льва. Георг I не отказался от намерения подписать соглашение с регентом, но одолеваемый злобой и мстительными чувствами, хотел сначала насладиться его унижением.