В чешском историческом романе первого послевоенного десятилетия, отмеченного размахом эпических жанров, ведущее положение заняла тема революционной борьбы рабочих и вообще массовых народных движений прошлого. Борьбе за социализм и Чехии посвятил цикл романов видный деятель компартии Антонин Запотоцкий (1884—1957), широко использовавший в своих книгах автобиографический материал и документы. Из исторических романов о более отдаленном времени можно назвать «Край чашников» (1945) Вацлава Каплицкого (1895—1982) — о гуситском движении, его же «Четвертое сословие» (1952) — о бунте сельской бедноты в период Тридцатилетней войны и др.
«Српновские господа» Неффа отразили некоторые общие черты чешской исторической прозы тех лет: Нефф повествует о нещадной эксплуатации крестьян феодалами в эпоху последних королей из чешской династии Пршемысловичей (конец XIII — начало XIV века), о вызревании народного протеста. Но если признанным образцом художественного воплощения чешской истории тогда был А. Ирасек, то автор «Српновских господ» подчеркнуто присоединяется к традиции, заложенной В. Ванчурой, создает своего рода «картины» из истории чешского народа. Роман состоит из четырех объемистых глав, воспроизводящих в форме хроники историю хозяев замка Српно и их подданных, а язык романа слегка стилизован под летопись. Ванчуровского Козму напоминает неффовский священник Ченек Коята, который «жил праздно и весело, попивая доброе розовое вино… и описывая на латыни… хронику своей долгой жизни и событий, которые происходили вокруг».
При всем том Нефф создает особый жанровый вариант исторического романа, отдавая предпочтение художественному вымыслу перед строгими историческими фактами. Где-то на не прописанном заднем плане мелькают подлинные исторические лица — короли, полководцы, но все главные действующие лица романа вымышленные, что дает писателю большую свободу в воспроизведении самой логики исторического процесса.
Среди владетелей Српна бывали люди смелые и решительные, но неотъемлемыми их качествами всегда оставались жестокость, алчность, вероломство. Пан Одолен, человек по натуре вроде бы и добрый, за выступление в защиту справедливости обрекает на голодную смерть в башне своего побочного сына Петра Пудивоуса, не раз отличившегося в военных походах. Простые люди считают Петра святым, называют себя «петровцами», восстают против господ и терпят поражение. Но остается в живых сын крестьянского вожака Прасколы епископ Петр — значит, не погаснет пламя народного бунта.
В движении «петровцев» Нефф стремился отобразить причины и особенности чешского гуситства, понимаемые в свете марксистского учения. Можно признать, что подчас экономические проблемы автор разъясняет излишне пространно, в чем, несомненно, проявилось «усердие неофита», но все же это частный недостаток романа. Книга в целом написана живо, с неизменной иронией. Вот как рассказывается, например, о рождении Одолена: «В середине XIII века казалось, что род хозяев Српна прекратится по мужской и женской линии, ибо пани Элишка… была бесплодной вплоть до сорока двух лет. Но когда все перестали надеяться, что она принесет потомка своему мужу, благородному задумчивому пану Добиашу, Элишка чудесно зачала благодаря орошенной слезами Пресвятой Богородицы щепке от креста, которую возложил на ее пустующее лоно пилигрим из святых мест, случайно гостивший в замке, и произвела на свет мальчика, необычайно крупного и сильного…» Ирония, насмешка снимают дидактичность повествования, вносят в него идущее от Ванчуры умение чувствовать радость жизни, даже если она очень бедна.
«Српновские господа» открыли наиболее плодотворную в творчестве Неффа линию исторической романистики. Эту линию продолжила пенталогия, над которой он работал с середины 50-х годов: «Браки по расчету» (1957), «Императорские фиалки» (1958), «Дурная кровь» (1959), «Веселая вдова» (1961) и «Королевский возничий» (1963). Опираясь на историю собственного рода, писатель прослеживает здесь судьбы пражских буржуазных семейств Борнов и Недобылов с середины прошлого века до 1945 года.
Чешский исследователь Благослав Докоупил в обстоятельной монографии «Исторический роман 1945—1965» (1987) следующим образом определяет место этой пенталогии в литературном процессе: «Неффовский цикл порожден ситуацией в чешской исторической прозе на рубеже двух этапов ее развития и представляет собой успешный в художественном отношении синтез двух противоположных тенденций: документалистского отображения важных периодов нашего прошлого в их классовой диалектике, что было характерно для первой половины пятидесятых годов, и стремления дать углубленный, психологически неупрощенный образ человека, что отличает прозу второй половины десятилетия».
Писатель добивается скрупулезной точности в изображении общих контуров эпохи и отдельных деталей. Указываются точные даты не только крупных событий, например, начала или окончания войны, но и таких, как железнодорожная катастрофа, в которой погибают героини первого романа Лиза и Валентина. В пенталогии наряду с реальными историческими лицами, как, например, во втором романе — основатель патриотического просветительного общества В. Напрсток, выступают вымышленные герои, имеющие, как правило, реальных прототипов. Самостоятельная линия во всех романах — история города Праги, расширение ее территории, ее застройка, изменения городского быта.
По своей композиции и системе образов пенталогия Неффа соответствует классическому типу исторического семейного романа-хроники. В связи с ней критики вспоминают имена Д. Голсуорси и Т. Манна. Особенно близок Нефф Т. Манну («Будденброки») — подробным изображением всестороннего упадка буржуазных семей, отсутствием сентиментальности, даже известной «жесткостью» в отношении к своим персонажам. Правда, Нефф пытается уравновесить общую картину действительности показом роста массового революционного движения, но все же главная его сила — именно в критике, в разрушении мифов.
Традиции Т. Манна — на этот раз его «Приключения авантюриста Феликса Круля» — можно вспомнить, читая роман В. Неффа «Злоключения пана Гумбла» (1967), представляющий собой острый гротеск на приспособленчество любого типа: от верноподданничества австрийскому монарху до подлаживания под сменяющие друг друга политические веяния в Чехословакии, вступившей на путь социализма.
В 60-е годы, когда в чешской прозе большое распространение получили экспериментирование с композицией и стилем, техника монтажа, временных сдвигов и т. п., В. Нефф последовательно придерживался, что наглядно демонстрирует пенталогия, традиционной формы исторического реалистического романа. Казалось, что его творческая манера окончательно установилась. Но талант всегда таит в себе неожиданность. В 1973 году Нефф выпустил в свет первый роман о Петре Кукане «У королев не бывает ног», который сразу же нашел многочисленных читателей и несколько озадачил критиков своей в чем-то даже озорной формой.
Действие романа происходит в конце XVI — начале XVII века, в правление Рудольфа II из династии Габсбургов, который был одновременно королем Чехии и главой Священной Римской империи. Это было время неспокойное, исполненное внутреннего драматизма. С одной стороны, в Чехию широко проникают ренессансные идеи, развиваются науки и ремесла, живопись, театр и архитектура. С другой стороны, накапливает силы контрреформация: это канун Белой Горы (1620), поражения, на века закрепившего в Чехии иноземное господство.
Рудольф II покровительствовал искусствам и научному знанию, он собирал произведения живописи, при его пражском дворе работали знаменитые ученые, в том числе — астрономы Тихо Браге и Кеплер. Это было время художников и поэтов, математиков и алхимиков. Но в Чехии все глубже пускал корни орден иезуитов, стремившихся искоренить наследие гуситства. Реакция тем более усилилась, когда Рудольф был вынужден отречься от престола в пользу своего брата Матвея (Матиаса).
На этом колоритном историческом фоне писатель разворачивает цепь невероятных похождений юного Петра — сына пражского алхимика Яна Куканя. Важнейшая роль отводится рассказчику, повествующему о событиях древности со снисходительной иронией: «Как легко догадаться, время появления на свет Петра Куканя падает на год 15**, либо на 15**, или даже на 15**, когда, если нам не изменяет память, француз шел походом против испанца, который, насколько мы можем разобраться в той неразберихе, воевал также и против турка, а тот — в свою очередь — против Угрии, откуда до земель наших рукой подать, так что от этого у нас царили и страх, и стенание; итальянец меж тем был на ножах с французом, отбивавшимся от англичанина, поляк сражался с татарвой, немец точил зубы на Данию, причем католики изничтожали протестантов, а протестанты — католиков, когда моровые поветрия сменялись эпидемиями оспы, когда земля рассыхалась от зноя, когда губили ее проливные дожди и наводнения, а люди стенали под бременем растущих налогов, и все в один голос твердили, будто такого мерзкого столетия на белом свете еще не бывало, а того, что выпало на долю тогдашнего поколения, не доводилось переживать никакому другому».
