И, пророча близкое ненастье, Низко, низко стелется дымок. Мне не страшно. Я ношу на счастье Темно-синий шелковый шнурок. Май 1912 Флоренция Помолись о нищей, о потерянной… Помолись о нищей, о потерянной, О моей живой душе, Ты, в своих путях всегда уверенный, Свет узревший в шалаше. И тебе, печально-благодарная, Я за это расскажу потом, Как меня томила ночь угарная, Как дышало утро льдом. В этой жизни я немного видела, Только пела и ждала. Знаю: брата я не ненавидела И сестры не предала. Отчего же Бог меня наказывал Каждый день и каждый час? Или это Ангел мне указывал Свет, невидимый для нас? Май 1912 Флоренция Стал мне реже сниться, слава Богу… Стал мне реже сниться, слава Богу, Больше не мерещится везде. Лег туман на белую дорогу, Тени побежали по воде. И весь день не замолкали звоны Над простором вспаханной земли, Здесь всего сильнее от Ионы Колокольни лаврские вдали. Подстригаю на кустах сирени Ветки те, что ныне отцвели; По валам старинных укреплений Два монаха медленно прошли. Мир родной, понятный и телесный Для меня, незрячей, оживи. Исцелил мне душу Царь Небесный Ледяным покоем нелюбви. После 17 мая 1912 Киев Венеция Золотая голубятня у воды, Ласковой и млеюще-зеленой; Заметает ветерок соленый Черных лодок узкие следы. Столько нежных, странных лиц в толпе. В каждой лавке яркие игрушки: С книгой лев на вышитой подушке, С книгой лев на мраморном столбе. Как на древнем, выцветшем холсте, Стынет небо тускло-голубое… Но не тесно в этой тесноте И не душно в сырости и зное. Август 1912 Слепнево Потускнел на небе синий лак… Потускнел на небе синий лак, И слышнее песня окарины. Это только дудочка из глины. Не на что ей жаловаться так. Кто ей рассказал мои грехи И зачем она меня прощает? Или это голос повторяет Мне твои последние стихи? 1912 Осенью 18 сентября по ст. ст. 1912 года Анна Андреевна родила мальчика, которого назвали Львом в память о крестном отце Николая Степановича – Льве Ивановиче Львове. Загорелись иглы венчика… Загорелись иглы венчика Вкруг безоблачного лба. Ах! Улыбчивого птенчика Подарила мне судьба. Октябрь 1912 Как вплелась в мои темные косы… Как вплелась в мои темные косы Серебристая нежная прядь, — Только ты, соловей безголосый, Эту муку сумеешь понять. Чутким ухом далекое слышишь И на тонкие ветки ракит, Весь нахохлившись, смотришь – не дышишь, Если песня чужая звучит. А еще так недавно, недавно, Замирали вокруг тополя, И звенела и пела отравно Несказанная радость твоя. 22 октября 1912 Николай Гумилев, 1910-е годы. В ремешках пенал и книги были… В ремешках пенал и книги были, Возвращалась я домой из школы. Эти липы, верно, не забыли Нашей встречи, мальчик мой веселый. Только, ставши лебедем надменным, Изменился серый лебеденок. А на жизнь мою лучом нетленным Грусть легла, и голос мой незвонок. Октябрь 1912 Царское Село Протертый коврик под иконой… Протертый коврик под иконой, В прохладной комнате темно, И густо плющ темно-зеленый Завил широкое окно. От роз струится запах сладкий, Трещит лампадка, чуть горя. Пестро расписаны укладки Рукой любовной кустаря. И у окна белеют пяльцы… Твой профиль тонок и жесток. Ты зацелованные пальцы Брезгливо прячешь под платок. А сердцу стало страшно биться, Такая в нем теперь тоска… И в косах спутанных таится Чуть слышный запах табака. 14 ноября 1912 Дал Ты мне молодость трудную… Дал Ты мне молодость трудную. Столько печали в пути. Как же мне душу скудную Богатой Тебе принести? Долгую песню, льстивая, О славе поет судьба. Господи! я нерадивая, Твоя скупая раба. Ни розою, ни былинкою Не буду в садах Отца. Я дрожу над каждой соринкою, Над каждым словом глупца. |
