— Ужасно, — Маргит сжала кулаки перед грудью, словно хотела защищаться, — неужели вы этого не понимаете?

Художник смотрел на нее со снисходительной улыбкой.

— Я бы так не сказал. Это погоня за недостижимым, верь многие зрители бедны, занимаются  мелкой уличной торговлей, они в состоянии заплатить лишь за вход, но не за женщину… Но иногда она их вознаграждает за настойчивость и нежность, сильное чувство. Зачем убивать мечты? Почему бы им и не погрустить? Для всех тех мужчин, которых женили по решению семейного совета для умножения капитала, для укрепления родовых контактов, получения протекции и влияния, для тех, у кого жена не является желанной, а навязанной, тут есть лазейка, через которую они могут бежать, развеять повседневную скуку. С женой у него будут дети, ничего больше от них семья и не требует. Там же они могут искать исполнения желаний, наслаждения, красоты, осмелюсь даже сказать — очищения от супружеских грехов против любви. Но вы, мисс Уорд, не в состоянии это понять…

— Иштван, скажи, что он лжет, — просила девушка, ухватившись за его руку, — ведь это неправда. Все, что там можно купить, грязно! И вызывает отвращение.

— Разреши им думать по-своему.

— О черт возьми, — сказал Иштван, взглянув на небо, до половины затянутое свинцовыми тучами, по краям его освещали желтые сполохи, — надвигается буря…

— Только пугает, — махнул рукой Канвал, — в метеосводке не сообщали, что сегодня в Дели будут дожди.

— Поедем, — попросила Маргит. — Вспомни, как тогда было У Кутуб Минар… Нас едва не унес вихрь.

В автомобиле стоял сильный запах бензина, нагретой пластмассы и раскаленного воздуха. Только быстрая езда принесла некоторое облегчение.

Тереи высадил художника на Коннахт-Плейс. Индиец тут же погрузился в шумную толпу людей, снующих под арками.

Ладонь Маргит попыталась в темноте найти руку Иштвана. Теплое прикосновение пробудило в нем желание. Девушка, казалось, почувствовала это и испуганно отодвинулась.

— Зайдем в «Волгу» и съедим мороженое? — спросил он. — Перейра не умеет его делать…

— Нет, — прошептала она. — Поехали. Мне хочется побыть с тобой.

Иштван воспринял ее слова как упрек, но она неожиданно склонила голову и тяжело оперлась о его плечо. Его охватило чувство радостного успокоения.

Когда он поставил машину в гараж, Маргит помогала ему опустить жалюзи, погасила свет, поскольку чокидар в это время ужинал на кухне. Тереи казалось, что они давно уже женаты, возвращаются домой, что только сейчас его жизнь приобретает настоящий, спокойный ритм.

Тепло исходило от стен виллы, земля издавала сухой, голодный запах увядания и смерти. Темнота вибрировала от длинного сверлящего жужжания насекомых.

Перейра, который услышал шум подъехавшего автомобиля, уже открывал им главный вход, тыльной частью ладони вытирал губы и с аппетитом чавкал, как бы проглатывая остатки пахнущего гвоздикой риса.

Иштвана тронула спокойная уверенность, с которой Маргит ходила по его квартире, она не спотыкалась о мебель, знала, где находятся выключатели.

— Сааб, — услышал он плаксивый шепот повара.

— Если все готово, подавай, и помни о кубиках льда.

— О, да, все есть, — горячо уверял Перейра. — К вам снова приходил Кришан. Он хочет… Он просит, чтобы посольство поручилось за него, хочет в рассрочку купить мотоцикл.

Словно испугавшись дерзости требования шофера, которое он осмелился повторить, повар моргал потемневшими веками, покрытыми пленкой, как у птицы.

— Похоже, он сошел с ума, — пожал плечами Иштван.

— Да, сааб, он сумасшедший, — потряс головой повар. — Он знает, что господин посол уезжает в Симлу, поэтому хотел бы передать поручительство американской фирме. Он собирается взять очень мощный мотоцикл. Кришан ничего не боится.

Иштвана раздражал затянувшийся разговор, он коротко приказал:

— Подавай на стол.

Тереи вошел в ванную вымыть руки. Из крана лилась противно теплая вода. В зеркале он видел обожженное солнцем лицо, невеселые, но упрямые глаза.

— Тереи, иди скорее, — звала Маргит, — весь холод из бокалов уйдет.

Спокойный голос доставлял ему радость. Он открыл дверь, нежно глядя на девушку. Маргит протянула ему бокал с кусочками льда и кока-колой.

— Попробуй — кока-либра.

Он взял бокал и благодарно потерся щекой и губами об ее холодные пальцы.

— Что ты туда налила? Пахнет приятно.

— Немного рома, лимонный сок и один кусочек лимона для аромата, кока сразу перестает быть приторной, теряет липкую сладость.

Иштван поймал себя на том, что он прислушивается к ее голосу, звучащему по-иному, предназначенному только для него одного, страстная интонация придавала совсем другой оттенок самым простым словам.

— Отец делал такой коктейль из коки у нас, в Мельбурне. Единственный алкогольный напиток, который мне нравился.

Незаметно все в комнате начало напоминать о присутствии Маргит, едва заметным запахом платья и теплотой кожи, а может быть, его вводил в заблуждение тонкий аромат рома и кожицы лимона, идущий из бокала, который он держал у губ.

— Тоскуешь по Австралии?

— Я бы иначе сказала. Ты забываешь, что это целый континент, — снисходительно прищурила глаза Маргит. — Я знаю там всего лишь несколько мест, к которым привыкла. Остальная часть страны мне незнакома, она ждет нас, мы будем ее открывать вместе… Если ты захочешь.

Она предлагала ему участвовать в ее жизни. Это беспокоило, настораживало. Неужели он поступает нечестно, защищая свою собственную свободу? Но страсть велит выполнять каждое ее желание. Он хочет, чтобы девушка была счастлива.

Скрипнула дверь, повар давал знать, что подает на стол. У него было желтоватое лицо, глаза прикрыты веками, словно он не смел, смотреть на женщину, которая заинтересовала его господина.

Иштван был готов похвалить Перейру, когда тот предупредил, что идет на крышу, в барсати, бормоча что-то о приближающейся буре.

За окном сверкала желтая молния, как обычно бывает летом в сухую погоду.

Тереи задернул шторы в окнах и привел в движение крылья большого вентилятора под потолком.

— А теперь давай-ка поедим, — предложил он, наливая красное «Эгри».

Ее не надо было долго просить. Иштван любил в ней свободу, искренность в проявлении чувств, отсутствие расчетливости, кокетливой игры. Она накладывала себе большие порции, уже привыкнув к индийским приправам.

— Я не разбираюсь в винах, — призналась Маргит, подняв рюмку, восхищенная красным огнем в тонком стекле, — но это очень хорошо пьется после здешнего адского соуса.

— Когда приедешь в Венгрию… — начал Иштван, но его слова звучали не так уверенно, как ее приглашение в Австралию, Смутившись, он замолчал. Маргит крутила рюмку в руке, ей нравились красные отблески на скатерти.

Неожиданно лампа погасла.

— Что за черт?

Прекратилось постукивание вентилятора.

— Не двигайся, — предупредил он, — сейчас я проверю…

Когда он отодвинул штору, его поразило яркое долгое мерцание на стенах соседней виллы, только тогда, когда снова стало темно, словно за окном упал плотный занавес, Иштван понял, что это отблеск молний. Тонко зазвенели стекла в окнах и басовитый раскат грома потряс стены.

— Что ты делаешь? — спросил он, обеспокоенный ее молчанием.

— Ничего. Пью вино, — спокойно ответила Маргит. — Собственно говоря, мы уже закончили ужин и нам свет не нужен…

За окном то и дело пульсировали огни и, хотя ни малейшее дуновение ветерка не шевелило листья банановых деревьев, на глухую стену стоящей напротив виллы падали и исчезали колеблющиеся тени, черное небо ярко вспыхивало одновременно в нескольких местах. Воспользовавшись вспышками молний, Тереи нашел в ящике стола фонарик.

— Не боишься? — спросил он. Комнату заливали зеленоватые волны, окна в раскатах далекого грома начинали петь на высокой стеклянной ноте.

— Нет. Прекрасная иллюминация…

Они допили вино. Когда Маргит встала, Иштван поцеловал ее в губы и повел в свою комнату. Он с удовлетворением отметил, что Перейра успел застелить диван.