— Какое здесь золото! Теперь-то мы знаем, что поблизости его и в помине нет.
— Есть. Не там искали, где надо.
— И там, где надо, и даже там, где не надо. Не будем сегодня, Гаврилыч, думать о золоте. А что пришел, хорошо. Позавтракаем вместе на прощанье — и в путь-дорогу.
— Нет, ты постой с завтраком-то, — резко оборвал Плетнев Майского. — Я говорю — есть золото в тайге.
Инженер начал понимать, что охотник не шутит. Бросив полотенце, он сердито закричал:
— Так какого же черта ты раньше молчал? Знаешь, где есть золото и спокойно спишь? А мы с утра по тайге мыкаемся впустую. И ты видел, а молчал. Молчал ведь, а? А теперь: я знаю, где есть золото, не уезжайте.
— Не кричи, Александр Васильич, не кричи на меня, — нимало не обижаясь, заговорил Плетнев. — Про золото не каждому рассказать можно.
— Верно, — понизил голос Майский. Он уже досадовал на себя за сорвавшееся слово. — Верно, Гаврилыч, верно. Погорячился я, прости и не сердись.
Из палатки вылез заспанный Зотов, за ним Буйный и Каргаполов. Штейгер хмуро посмотрел на охотника.
— Слышу: золото, золото, а в чем дело, не пойму. О каком золоте спорите?
— Вот Никита Гаврилович хочет показать, где есть золото.
— Но-о? Может, во сне ты, Гаврилыч, видел? — лениво протянул Буйный и широко зевнул.
— Да он просто белены объелся, — ехидно добавил штейгер. — Спросите у него, почему раньше-то молчал.
— Постой, Авдей Яковлевич, — остановил Каргаполов, — надо разобраться. Значит, с золотом — правда, Гаврилыч?
— Во сне он его видел, — снова вставил, явно нервничая, Зотов, — а теперь путает добрых людей. Седлать лошадей-то?
Никита слушал обидные слова и молча смотрел на обступивших его людей. Что же это? Не верят?
— Та-ак! — медленно сказал он. — Стало быть, не верите? Ну и не надо. Кабы не пожалели потом, — он круто повернулся и, широко шагая, почти бегом направился к избе. Ему что-то кричали, он не остановился, не обернулся. Горечь незаслуженной обиды подавила таежника, он растерялся, не мог понять, что же случилось. «Сумасшедшим обозвали. Во сне видел, белены объелся. Вот они, люди, всегда так: ври — с радостью поверят, правду скажи — на смех поднимут». Он быстро поднялся на крыльцо, распахнул дверь и с силой захлопнул ее за собой, так, что дремавшая на полу Вьюга испуганно взвизгнула, а с полки свалилась банка с чаем.
А у палаток шумели разведчики. Зотов убеждал не верить охотнику.
— То говорил, что золота здесь не бывало, то — знает, где золото. Не так что-то. Они, бирюки-то вроде этого, на все способны. Заманит куда-нибудь да и загубит.
— Одного не пойму, — Алексей Каргаполов по привычке тряхнул кудрями, — если Гаврилыч знает, где золото, то почему сам не моет? А проверить бы не мешало, Александр Васильевич.
— Нет, вы скажите, почему он раньше-то молчал? — гудел Иван Буйный. — Почему? Не так что-то.
— Может, и не так, — согласился Майский. — Люди всякие бывают. Но человека мы зря обидели.
— Его обидишь. Гляди, как бы он сам не обидел. Седлать лошадей-то? — во второй раз раздраженно спросил штейгер. — Вот и солнышко поднимается.
— Не надо. Подождите меня здесь, — и начальник отряда пошел к избе охотника. Зотов плюнул в сердцах и что-то пробурчал.
Когда Никита услышал скрип ступенек, он хотел закрыть дверь на засов, но не успел. На пороге появилась фигура инженера.
— Никита Гаврилыч, не сердись, выслушай. Верно, нехорошо получилось. Но сам посуди, молчал, молчал и вдруг — золото! Это хоть кого собьет с толку. Вот и не поверили.
— Не верьте. Вольному — воля, спасенному — рай. Счастливого пути, господа золотоискатели.
— А теперь ты нас обижаешь, Никита Гаврилыч… Не надо так. Мы не господа, — Майский не знал, что говорить дальше. — Так… Обиделся?
Плетнев не повернулся и не ответил. Клубы сизого дыма медленно поплыли в открытую дверь. Инженер тоже закурил, сел напротив, показывая всем видом, что разговор не окончен и уходить он не намерен.
— Будет, Никита Гаврилыч, — после большой паузы снова начал он. — Прости ты нас и давай серьезно обсудим дело. Покажешь, где золото?
Охотник перестал сосать трубку, в которой уже сгорел весь табак, и тихо сказал:
— Много лет берег тайну. Но теперь, видать, пришло время… Не вам, государству Советскому золото передаю, — взлетели седеющие мохнатые брови, и на горного инженера глянули светлые и строгие глаза: — Когда поедем?
* * *
Майский вышел на крыльцо. Все словно по команде повернулись к нему, у каждого во взгляде вопрос.
— Мы остаемся, — отрывисто сказал Александр.
— Объясните же, наконец, что произошло? — Елена Мельникова, одетая в походный костюм, нервно покусывала травинку. — Почему остаемся?
— Объяснять долго. Поблизости есть золото. Охотник покажет, где.
— Воду толочь, вода и будет, — пробурчал Зотов. — Помяните мое слово, ничего путнего из этой затеи не выйдет.
Штейгер встретил полный презрения взгляд Ольги Дымовой и сразу умолк, съежился, торопливо зашагал к палатке. Солнце уже поднялось высоко, теплый ветер всколыхнул вершины деревьев, прошумел молодой листвой и затих. Комары жадно набросились на людей. Над оседланными лошадьми, привязанными у калитки, облачком закружилась мошкара. Животные нещадно хлестали себя по кровоточащим бокам хвостами, мотали головами, звякая удилами. Вышел Плетнев. За спиной у него висело ружье, сбоку за ремнем — топор. Охотник вывел Орлика, оседланного еще рано утром, проверил, не ослабла ли подпруга. Ни на кого не глядя спросил:
— Поехали?
Майский, Мельникова, Каргаполов и Зотов отвязали своих лошадей, вскочили в седла. Всадники выехали на тропу, впереди Плетнев, за ним остальные. Никита, бросив повод на шею Орлика, ехал задумчивый, ни с кем не разговаривал. Его лошадь шагала уверенно, словно каждый день ходила по старой тропе. Тайга густела, низко нависшие ветки деревьев били по лошадям, хватали за одежду людей. Комары и мошкара неотступно преследовали геологов. Все чаще попадались нагромождения бурелома, гнилого колодника, временами путь преграждали маленькие, но топкие болота. Майским овладевало беспокойство. Он догнал охотника.
— Помнится, ты говорил, Никита Гаврилыч, будто здесь сплошь болота. Проедем ли?
— Проедем. А боитесь — не поздно и назад повернуть.
Инженер не успел ответить. Разлапистая еловая ветка больно хлестнула его по лицу, сбила фуражку. Он придержал коня, негромко выругался и спрыгнул на землю. Ехавший следом Зотов тоже остановился.
— Не худо бы, Александр Васильевич, присматривать за бирюком. Что у него на уме, мы не знаем. Всякое может случиться.
— Увидим, — неопределенно отозвался инженер, подобрал фуражку и вскочил в седло.
После полудня дорогу окончательно загородила глухая стена ельника.
— Что будем делать? — Майский посмотрел на охотника.
— Пойдем пешком. Лошадей здесь оставим.
— Далеко идти?
— Верст пять, а может, шесть.
Плетнев спешился, ослабил подпругу и пустил Орлика щипать траву. К начальнику отряда подошел Зотов.
— Как же лошадей-то без присмотра оставим, Александр Васильич? Задерут их медведи, либо волки.
«Сам ты волк», — подумал Никита, искоса взглянув на штейгера.
— Лошадей без присмотра оставлять нельзя, — согласился инженер. — Вот вы и побудете с ними.
— Нет, уж лучше я дальше пойду, — запротестовал Зотов. — Черт с ними, с лошадями. Никуда не денутся.
— Странный вы человек, Авдей Яковлевич, и понять вас трудно: то жаль лошадей, то наплевать на них.
— Зачем наплевать? Я не говорил. Сами посудите: чего мне здесь делать? Мне с вами сподручней.
— Пусть идет, — Алексей Каргаполов кивнул на штейгера. — Я останусь. Нога опять разболелась, все равно пешком далеко не уйду.
Все знали, что у Каргаполова правая нога изуродована осколками гранаты, и согласились: действительно лучше остаться ему.
Охотник опять пошел впереди, раздвигая упругие ветки и осторожно опуская их, чтобы не хлестнуть идущего следом человека. Он ловко обходил камни и кучи бурелома, ступал легко и неслышно, ни одна ветка не хрустнула под его ногой. Казалось, вот так, без устали, он может шагать по тайге весь день. «Крепкий человек, — с невольной завистью отметил горный инженер. — В тайге он как дома». Александр старался подражать Плетневу, но часто спотыкался, в кровь исцарапал руки и подумывал о том, чтобы сделать короткий привал. Но больше всех доставалось Мельниковой. Девушка шла из последних сил. Грудь ее высоко вздымалась, по загорелому лицу извилистыми струйками стекал пот. На предложение начальника отряда отдохнуть Елена ответила:
