В Черноземье черепахи пережили необыкновенную зиму, когда из-за бесснежья и мороза к весне 1969 года до дна промерзли лесные озера и бобровые пруды. Не в апреле, а чуть ли не в конце мая начали появляться они на солнце. Нарушилась синхронность размножения: те, которые зимовали в мелких озерах и прудах, отстали от черепах, живших в реке и родниковых озерах. Но долг свой перед родом выполнили и те и другие. Последним даже повезло: запоздав с откладкой яиц, они обманули лис, которые, зная прежние сроки, проверили, пронюхали все места, куда приходили в мае и июне черепахи, и ничего не нашли.

Такая суровая зимовка оказалась одинаково благополучной и для сытых, отъевшихся к осени животных, и для тех, которые с середины лета были обречены на вынужденную голодовку: над этими черепахами проводили эксперимент, а потом о них забыли, оставив их в огороженном дворике, откуда они не могли ни выбраться сквозь сетку, ни подлезть под нее. Рядом был маленький бассейн; солнце высушило его, но осенние дожди снова наполнили водой. Черепахи залезли в бассейн и легли на дно.

Весной, проводя уборку территории, студенты вывернули из бассейна глыбу льда вместе с примерзшими к ней снизу черными осиновыми листьями. Кто-то заметил, что во льду не только мусор, и аккуратно вырубил одну за другой шестерых черепах. Сомнения, что все они мертвы, ни у кого не было. Положили их на кирпичи, чтобы обсохли на солнце, решив сделать из панцирей пепельницы. Но когда под вечер собрались уезжать и пошли за черепахами, все шесть бродили возле ограды, намереваясь, как и осенью, уйти на свободу. Было решено, что они ее заслужили, и всех отнесли к реке.

Дважды, а в жаркое лето и трижды, наступает день, когда черепаха покидает дом, оставляя в нем и вечную свою осторожность. Взяв с собой побольше воды, самки, побуждаемые могучим инстинктом продления рода, идут, не обращая ни на что внимания, будто это последний в их жизни путь. Бредут средь бела дня с усталым видом, хотя не устают никогда, к тем местам, где ежегодно откладывают яйца, потому что яйца черепах не развиваются ни в пресной, ни в соленой воде. Каждый год самки откладывают яйца в одно и то же место, которое помнят прекрасно.

Их короткие переходы не сравнить с полукругосветными путешествиями морских черепах. Несколько сот метров, несколько тысяч черепашьих шагов — не такое большое расстояние, чтобы заблудиться, сбиться с пути и не найти тот прогретый склон с редкой травкой, где когда-то родились сами. Черепаха сразу берет точное направление к этому склону, отклоняясь от прямой лишь для того, чтобы обойти препятствие — упавший ствол, ограду, дом, поставленный с осени на той пустоши, через которую шла черепаха. Внешние ориентиры: кусты, деревья, бугры — не играют роли в выборе и поддержании направления, и животные уверенно продолжают свое шествие через измененную местность, как и десятки лет назад.

Идут, оставляя на песке отутюженную дорожку со следами ног и хвоста. Придя на место, каждая польет водой песок, чтобы не осыпался, задними ногами выкопает ямку-пещерку. (Задние ноги у самок черепах особые, как лопатки.) В ямку положит десяток кремоватых яиц в хрупкой, чуть шероховатой скорлупе. Заровняв все, усталое животное той же дорогой потащится к дому, а из яиц в темной пещерке, обогреваемой теплом солнца, к осени вылупятся черепашата. Ростом такие, что весь десяток, не теснясь, уместится на ладони. До полой воды будут сидеть они под землей, не показывая носа наружу.

Но только много охотников до вкусных черепашьих яиц. И первый из них — лиса. Наверное, еще не успели черепахи до воды дойти, а уже белеют возле разрытых тайников подсохшие скорлупки разгрызенных яиц. Если бы не этот разбой, число черепах росло бы быстро, а сейчас их от полного истребления только и спасают необыкновенная живучесть, завидное долголетие и вода. Без этого давно бы перевелся их род.

Живучесть черепах поразительна. Однажды мы нашли черепаху средних лет, пригвожденную к земле железным прутом. Злодейство было совершено давно: кто-то отгрыз у нее хвост, все пальцы на задних ногах и раны успели зарасти. На передних осталось только по одному пальцу с когтем. Взятый домой, этот самец прожил более пятнадцати лет и жил бы еще, но погиб, затискавшись между стеной и компрессором холодильника. Его искали везде, но только не в этом месте.

Дикость и то упорство, с которым черепахи в неволе долго отказываются от любого корма и даже от привычной добычи, приходят к ним с возрастом. У черепашек-первогодков стремление выбраться к большой воде столь же сильно, как и у старых черепах, но они с жадностью берут любой корм чуть ли не из пальцев. Хватают все: брось в тарелку полуживую муху — тут же проглотят и выжидающе поднимут голову, словно прося еще. С дождевым червем управляются с таким проворством и торопливостью, что кажется, будто ничего не ели с момента выхода из яиц. Черепашки не так осторожны, как взрослые, и в своей родной стихии. Правда, их труднее заметить среди блестящих листьев лягушатника, на облепленной ряской ветке, у подножия той же кочки, на которую вылезают погреться большие. Взрослые черепахи к неволе привыкают не скоро и ручными животными не становятся, хотя в конце концов и начинают выпрашивать корм.

Сдано в набор 04.09.84. Подп. в печ. 14.10.84. ЛЕ11174. Форм. бум. 70x 108/32. Бумага типографская №1 и мелованная. Литературная гарнитура. Высокая печать. Усл. п. л. 9,6. Уел. кр.-отт. 12,0. Уч.-изд. л. 9,7. Тираж 5000. Заказ 1418. Цена 65 к.

Цветная вкладка отпечатана в типографии № 5 Союзглавполиграфпрома при Государственном Комитете Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, ул. Мало-Московская, 21.