Верховье водохранилища, разлившееся по широкой луговой пойме, с каждым годом все более походит на озеро. Мелководья заняты непролазными зарослями тростника, рогоза, телореза. Лишь на месте бывшего староречья, где глубина не дает укрепиться траве, остается чистое зеркало. К вечеру, когда ветерок прячется в камышовой чаще, оно становится гладким, цвета небесной синевы, и отраженные в нем облачка и жухлые стебли прошлогоднего тростника особо контрастны. Утихает разноперое население этого птичьего рая. Подремывают налетавшиеся за день кряквы. Чуть ни бок о бок с ними отдыхают нырки седыши и белобоки. А в стороне от всех танцуют изящные чомги. Весенний танец этих птиц, наверное, самый древний на земле.
Вода в речном русле чуть мутновата, а на маленьком плесике чиста, как в лесном роднике, и сверкает чистотой немногоцветный наряд чомг. Кажется, что они специально выбрали это место, чтобы ни соринки не пристало к холеному перу атласно-белых грудок. Их белизну можно сравнить только с девственной белизной мартовских вербных барашков, пока у тех еще не обозначилась нежная розовинка в глубине. Блестит на солнце белое перо, и при каждом движении темным огнем вспыхивают черно-рыжие воротники на тонких шеях. Одинаковы и синхронны у обеих птиц фигуры танца, одинаковы наряды самца и самки. Только самец крупнее.
Птичий танец начинается внезапно, без подготовки. Только что каждая чомга была занята своим делом. Одна, словно засветло готовясь ко сну, долго поправляла какие-то мелочи в своем безукоризненном наряде, другая из плавучего старья сооружала маленький плотик и тоже чистилась. Но вдруг обе встрепенулись, будто впервые увидев друг друга, и стремительно поплыли навстречу, чуть склонив вперед прямые шеи и нацелив друг на друга острые клювы. Вот-вот начнется выяснение отношений!
Но вместо этого чомги, едва не столкнувшись грудью, резко останавливаются, вскидывают головы и поворачивают их синхронно то вправо, то влево, будто стряхивая каждый раз капельку с кончика клюва, чтобы она не попала на партнера. «Стряхивание» продолжается недолго, не больше минуты, а потом птицы внезапно отворачиваются и быстренько расплываются в разные стороны, не останавливаясь и не оглядываясь, словно обознались при встрече и ныряют.
Ныряют, однако, не для того, чтобы побыстрее скрыть взаимное смущение, а чтобы набрать на дне, сколько уместится в клюв, травяной ветоши. И с этими пучками, как с подарками, почти положив шеи на воду, снова спешат к тому месту, где расстались. Плывут с такой скоростью, что от каждой разбегаются по водной глади длинные волны — «усы». В момент сближения обе чомги, гася разбег, встают во весь рост, будто под ними не вода, а твердая опора, и вертят головами вправо-влево, как бы хвалясь находками. Издали их фигуры напоминают чуть наклоненные друг к другу тонкогорлые кувшинчики. В воде только ноги, но их движения, их напряженная работа не видны, а корпус птица держит неподвижно, как танцор, идущий по сцене на кончиках пальцев.
Это главная и заключительная фигура танца. Постояв друг перед другом несколько секунд, чомги отбрасывают травяные пучки в сторону, ложатся на воду и, чуть отдохнув, снова, в прежнем ритме приступают к стряхиванию, кладут шею себе на спину, дотрагиваясь до перьев кончиками клювов, снова встают в полный рост, как бы отряхиваясь. В любой момент самец может отбежать метров на десять и, взъерошившись, с такой угрозой устремиться к самке, что та оцепеневает на месте. Но ничего неожиданного не происходит, и обе птицы начинают опять спокойно чиститься, нырять, расплываются и куда-то исчезают с плесика. Однако через несколько минут они возвращаются и, пока солнце не спрячется за высоким лесным берегом, танцуют еще, повторяя те же фигуры. Танцуют всегда на открытом, чистом месте, но близких зрителей не терпят и прогоняют, если даже у тех нет никаких намерений занять их участок или чем-то помешать танцу.
С каждым днем все сильнее прогревается мелководье. Лягушки начинают урчать у берегов. Вечерами над обсыхающими островками темными смерчами взлетает неисчислимое множество комаров-звонцов. Тянутся из-под воды зеленые лезвия рогоза. А чомги день ото дня танцуют все реже, и танцы их становятся все короче. Самка больше занята сооружением брачных плотиков — простеньких плавучих помостиков, которые только-только, всего несколько секунд, могут выдержать тяжесть двух птиц. Потом начинается основательное и неторопливое строительство настоящего гнезда, которое должно продержаться на воде не менее месяца, пока самка будет откладывать и насиживать яйца.
Если бы чомга не была больше ничем интересна, кроме весеннего танца, и тогда она по праву считалась бы самой примечательной среди всех водоплавающих и большинства сухопутных пернатых. Но у нее много и других интересных особенностей. На лету чомга похожа на тощую, узкокрылую и куцую утку с длинной, тонкой шеей, с вытянутыми назад, как два стабилизатора, лапами, которые служат для управления быстрым полетом. Птица от рождения бесхвоста, и рулями в полете служат только ноги.
Ей с первого и до последнего дня жизни не нужна земная твердь, ее стихия — вода. Глядя, как неуклюже переступает чомга широко расставленными ногами на гнезде, невозможно представить себе, как эта птица ходит. Ноги у нее от корпуса начинаются пяткой, поэтому и стоять она может или столбиком, или наклонившись вперед. Встав на ноги, чомга тут же почти падает обратно, словно не держат ее тоненькие подпорки. И на самом деле, ноги от пятки до лапы, до пальцев, узкие и плоские, как обоюдоострое ножевое лезвие, поэтому и воду они рассекают без сопротивления, как ножи. Вот и считается издавна, что коль чомга по своей воле из воды не выходит и стоит кое-как, то ходить она не может. Нет, может, и довольно шустро. По укатанному волной песочку она почти бежит, не падая и не спотыкаясь. Но развернутые на сто восемьдесят градусов лапы делают птичью походку настолько комичной, что бесхвостая фигурка кажется явившейся из сказочного мира мультфильмов. Когда-то Уолт Дисней удачно наделил семерку своих гномов именно такой походкой: неуклюжей, проворной и забавной.
Оперение у чомги особенное — короткое и густое. Но отдельное перышко не образует цельной и плотной, как у чаек и уток, пластинки. Покров из таких перьев легко пропускает воздух, и чомга, приготовившись к нырянью, мгновенно прижимает их к телу, становясь в этот миг стройнее, тоньше. Выдавливая из оперения часть воздуха, она уменьшает свой объем, почти ничего не теряя в весе. Плавучесть снижается, и птица без видимого усилия погружается под воду так быстро, что глаз не успевает уловить подробности этого погружения.
Гнездо у чомги — на воде, как у многих других птиц. Под яйцами в таком гнезде всегда сыро. В период насиживания птиц на плесе становится вполовину меньше.
И там, где, бывало, день-деньской танцевали неразлучные пары, ежедневно плавают какие-то флегматичные одиночки. Подремлет такой отшельник, почистится, снова подремлет. Потом, направившись к зарослям камыша или рогоза, нырнет и словно затаится на несколько минут на дне. Вынырнув, опять примется за туалет. Однако вынырнула не та птица, которая плавала тут раньше. За эти минуты произошла смена наседки на гнезде, скрытом в зеленой чаще. Чомга никогда не поплывет к своему гнезду напрямик с чистой воды в заросли, как утка или лысуха, а обязательно под водой. Нырнула, вынырнула, а где была, неизвестно.
Птенцы появляются на свет мокрые, из-за несуразных лапок и на птенцов не похожие, но, распушившись, становятся симпатичными полосатыми пуховичками. Они забираются к одному из родителей под крылья, и спина родителей недели две служит сухим и теплым гнездом всему выводку. На спине отца или матери птенцам не только уютно, но и безопасно: взрослая птица следит за камышовыми лунями, настораживается, когда один из хищников пролетает слишком близко, и готова мгновенно скрыться под водой вместе с детьми, если тот, не зная способностей чомги, вздумает напасть.
С выводком каждая семья, оставив ненужное больше гнездо, переселяется на открытые, свободные от травы места. И снова жизнь каждой пары и ее потомства на виду. Пока основное местопребывание птенцов — родительская спина, все заботы о них делятся между отцом и матерью поровну. И носят, и кормят детей родители по очереди, сами распределяя свое время для охоты, отдыха, туалета.
