— Я очень злилась на вас. Обвиняла в том, что вы не смогли воспитать сына правильно, что вы пренебрегаете своими обязанностями. Мне очень жаль. Теперь я так не думаю. Вы — заботливая мать. Я рада, что рассказала вам обо всем. Думаю, у вас есть шанс все исправить.

— Я очень на это надеюсь. И все же вы верно обвиняли меня в невнимательности. Я не должна была этого допустить. И спасибо за откровенность.

— Удачи.

Мы пожали друг другу руки.

Едва ли замечая, как и куда еду, я миновала причал и поехала по дороге с минимальной скоростью. В голове крутилась одна-единственная фраза: «Ты сама во всем виновата».

Я очнулась, когда сзади отчаянно засигналили. Посмотрев в зеркало заднего вида, я обнаружила, что собрала за собой длиннющий хвост из автомобилей, которые никак не решались обогнать меня на узкой дороге. Я двигалась со скоростью десять миль в час. Пришлось съехать на обочину, чтобы пропустить возмущенных водителей.

Мозг отказывался верить в происходящее. Мне было необходимо вернуться домой, но я не знала, как смогу смотреть сыну в глаза. Предстояло поговорить с ним, выяснить детали, постараться повлиять, но я даже не представляла, как буду это делать. Можно было с большой долей вероятности предположить, что Том сразу же спрячется в своей раковине и я ничего не добьюсь. Что, если мои расспросы только ухудшат ситуацию? Если скорлупа, защищающая сына, станет лишь толще? Я и раньше-то не знала, с какой стороны к нему подступиться. А что делать теперь? Какими словами начинают разговор о порнографических журналах? Особенно в тех случаях, если ребенок не видит в них ничего зазорного?

И что произошло в Лондоне?

Догадка, на какое-то мгновение мелькнувшая в голове, так напугала меня, что я тотчас заглушила мотор, выскочила из машины и зашагала в направлении ворот кладбища Святого Финтана. Прогулки между надгробиями всегда умиротворяли меня, а порой мне даже хотелось присоединиться к тем, кто давно обрел покой.

Поброжу по кладбищу минут пять, успокоюсь, решила я. Однако высокие ворота оказались запертыми.

— Добрый вечер, — сдержанно сказали за спиной.

Я обернулась и увидела женщину, выгуливавшую двух собак. Она смотрела на меня настороженно. Должно быть, со стороны я производила странное впечатление: женщина средних лет с безумным лицом дергает запертые ворота кладбища.

— Добрый вечер, — выдавила я, опуская руки.

Женщина прошла мимо. Ее собаки весело семенили рядом. Вздохнув, я вернулась к машине. Завела мотор и поехала домой, в «Аркадию». Новое знание висело над душой, словно тяжеленное надгробие. Я пыталась собрать крупицы оптимизма, убеждала себя, что ситуация окажется не столь серьезной, как я опасаюсь, но сама в это не верила. Ну почему, почему столько бед свалилось на меня одновременно? И каких еще сюрпризов мне ждать?

Однако не стоило гневить Бога: моя жизнь была не так плоха, как мне казалось в тот момент. Я пока здорова, у меня есть подруги, я не голодала, равно как и мои близкие. Отец прожил долгую жизнь, и смерть в любом случае ждала за поворотом. Измена мужа не означала душевного предательства, только метания мужчины за сорок. Речи о любви ведь не шло? Более того, Джерри был готов начать все сначала, он боялся меня потерять. Так ли страшны мои проблемы?

И все же, и все же… малыш Том, мой дорогой и трогательно любимый сын, попал в беду, и случилось это по моей вине. Мне не было никакого оправдания. Я, и только я, несла ответственность за случившееся. Ослепленная собственным эгоизмом и влечением к постороннему мужчине, я подвергла своего ребенка опасности. И одному Богу известно, какие могут быть последствия моей преступной неосторожности.

Я сама, своими руками, отпустила сына в путешествие наедине с извращенцем. Только что не выложила на поднос и не перевязала подарочным бантом!

И хотя Фредерик производил впечатление достойного и благородного человека, моя слепота была непростительной. Как я могла даже подумать о том, чтобы отправить ребенка в Лондон с чужаком?

Только мне предстояло расхлебывать последствия собственной глупости. Конечно, я собиралась сообщить ужасные новости Джерри, может, и Джеку, но больше ни единой душе. Я не желала втягивать в свои проблемы даже Риту с Мэдди. И без того они были вынуждены играть роль моих жилеток.

«Аркадия» постепенно поднималась на горизонте, посверкивая влажной после дождя черепицей крыш. Я морально готовилась к борьбе за сына. У меня не было больше права на ошибку.

И я знала, что должна делать.

Как всякий человек, читающий газеты, я собиралась позвонить в полицию.

Обед в «Сан-Лоренцо», нашем семейном гнездышке, на этот раз перешел все границы хаотичности. Народ толпами слонялся вокруг стола, постоянно что-то хватая и громко переговариваясь. Поскольку в августе всегда начинаются распродажи, мои дочери и их подруги только об этом и говорили. Они жевали и обменивались репликами вроде «Помнишь ту белую кофточку, что мы видели с тобой в таком-то бутике?». После обеда девчата собирались пройтись по магазинам. Никто не удосуживался прибрать за собой посуду и салфетки.

Мать Бетти легла в больницу на какую-то пустячную операцию, которая при этом требовала постоянного присутствия дочери рядом, поэтому помощница бывала в «Сан-Лоренцо» лишь по утрам. Обед, как вы понимаете, теперь был целиком на мне. Я потушила баранину с картошкой и бамией, и теперь каждый будто старался насажать как можно больше пятен на скатерть и пол. Кухня напоминала осиный рой. Рики не обращал на беспорядок и шум никакого внимания, но я видела, что Мэдди поглядывает на гудящую ораву почти затравленно.

— Не представляю, Рита, как ты справляешься, — заметила она, когда гости схлынули наружу, устремившись к остановке, чтобы успеть на двухчасовой автобус. Мэдди помогала мне убирать посуду в пасть гигантской моечной машины. — У тебя ангельское терпение.

— Это точно! — Я хохотнула. — Ангельское!

Было видно, что Мэд оживилась и почти совсем пришла в себя.

— Знаешь, у тебя очень весело, но я, пожалуй, поеду домой.

— Да брось! Останься еще на денек.

Признаться, я была даже рада тому, что Мэдди хочет вернуться к себе. За последние дни силы мои иссякли, хотелось немного отдохнуть в одиночестве.

Включив посудомоечную машину, я удовлетворенно вздохнула.

— Пойдем наверх, там прохладней.

В кухню заглянул Рики, пожелавший выпить чаю.

— Надеюсь, наши девицы не всю заварку вылакали? — поинтересовался он.

Я открыла крышечку чайника.

— Немного осталось. Могу заварить свежую. — Муж покачал головой. — Тогда пей эту.

Мы втроем прошли в оранжерею и расселись по плетеным креслам. Я люблю это большое, бестолково оформленное помещение. Изначально здесь были только растения, но этого мне показалось мало, и я забила пространство шкафчиками, столиками из ротангового дерева и диванчиками, а впоследствии и разнообразными вещицами из тех, что ни к чему не подошли. Создавалось впечатление, что это огромный склад, где вещи собраны без намека на какую-либо систему. Но мне здесь всегда нравилось.

— Вчера видел заметку о Фергусе, — сказал Рики, наливая в чай молока и не обращая внимания на отчаянные сигналы, которые я ему подавала.

— Да? — Мэдди выпрямилась. Несмотря на явный прогресс в ее состоянии, упоминание бывшего мужа в разговоре подействовало на нее как ушат ледяной воды. Мой бестактный муж ничего не заметил.

Я тоже обратила внимание на очередную статью о Фергусе и его коллегах по сериалу, причем с большим фото, но благоразумно ее спрятала. Мне не хотелось нервировать подругу, особенно после недавнего разговора. И вот мой супруг одним словом разрушил все мои благие намерения.

— Так ты не видела ее? — спросил Рики, мешая чай так энергично, словно хотел прокопать ложечкой яму до самой Австралии. — Актеры объявили сидячую забастовку, в их числе твой муж. На снимке изображена целая толпа, все сидят прямо на полу возле студии, в руках транспаранты. Лично я считаю, что ничего они не добьются. Если сериал прикрывают, значит, он стал нерентабельным. Дело труба.