Мэдлин. Это не телефонный разговор. Давай встретимся в городе, выпьем кофе и поговорим. (Торопливо.) Может, завтра?

Фергус. Мне не нравится эта идея. Еще рано. Слишком мало времени прошло.

Пауза.

Фергус. Лучше говори по телефону. Мэдлин? Говори, или я вешаю трубку.

Мэдлин. Я волнуюсь, Фергус. Для меня все очень непросто…

Фергус (со вздохом). Слушай, я же не выскочу из телефона и не начну махать руками. Давай же, не тяни!

Мэдлин (проглотив комок в горле). Ну, я думала о нас, о Кольме. Сын скучает по тебе, Фергус.

Пауза.

Мэдлин. Фергус, Фергус! Ты меня слышишь?

Фергус. Да, я здесь, черт возьми. К чему ты клонишь?

Мэдлин. Так вот… я (торопливо) долго думала и пришла к выводу… Только не кричи на меня, Фергус! Думаю, Ванесса не станет возражать, если ты будешь приезжать к нам с Кольмом. Скажем, на две ночи в неделю. Хотя бы через выходные. Может быть, даже…

Щелчок. Слышны короткие гудки. Фергус повесил трубку. Мэдлин медленно нажимает отбой и закрывает лицо руками.

Я была в ужасном состоянии и неоднократно хотела позвонить Тесс или Рите, пока они были в Коллиуре, но не посмела. Это было бы нечестно. Они наслаждались отдыхом, я не желала его портить.

Мэри, хозяйка магазина, быстро поняла, что со мной творится. Зная, что двух лучших подруг нет поблизости, она настояла на том, чтобы я чаще выходила на работу.

— Шесть дней в неделю, Мэд, не меньше! Ты не должна сидеть взаперти.

В один из тех дней, когда я чувствовала себя не такой жалкой и никому не нужной, я набралась смелости пойти к Ванессе. Мне хотелось устроить сцену. И я желала посмотреть ей в лицо.

Ванесса открыла дверь и подалась назад от неожиданности. У нее на руках была маленькая девочка. Стоило мне взглянуть малышке в лицо, увидеть ее глаза, как вся моя решимость испарилась.

Я успела заметить, что Ванесса выглядит усталой, но она все же могла дать мне сто очков вперед. Любовница мужа оказалась действительно хорошенькой, этакая юная девчонка, за которыми бегают пацаны в школе. Конечно, она не была красоткой в общепринятом смысле, но в ней, безусловно, было нечто притягательное. Свежесть, возможно.

Она была возмутительно молоденькой.

Я снова потерпела поражение.

Позже я описала сцену в квартире Ванессы в одной из пьес, но тотчас заперла исписанные листы в ящике стола как свидетельство своей унизительной слабости.

Я записывала все, что со мной происходило, но это не был связный сценарий. Так, отрывки. Может, однажды я смогу соединить их в одну хорошую пьесу, когда у меня найдутся на это силы. Думаю, мой сценарий кончится хеппи-эндом. Мэдлин одолеет соперницу, справедливость восторжествует. Возможно, я даже переделаю сцену в квартире Ванессы.

Увы, в жизни все произошло иначе. От Ванессы я притащилась жалкая и потерянная. Я проиграла. Их было трое против меня одной.

И хотя в нашей незримой схватке никто не победил, я все-таки пришла к финишу последней.

Что за лето! Просто безумное!

А ведь прошло всего два месяца с тех пор, как мы с Мэд и Тесс сели в самолет, хихикая и предвкушая отличный отдых. Сколько всего случилось с того дня! Сколько кошмарных открытий было сделано!

Хотела бы я знать, что сейчас творится в «Аркадии». Даже не верится, что могло произойти нечто подобное! Полиция едет. И к кому? К Джерри и Тесс! Подобный поворот событий заставляет о многом задуматься. Очевидно, в жизни возможно всякое. Судьба может выкинуть такой неожиданный фортель, что только держись. Я уже не говорю о Мэдди — там тоже происходит что-то невероятное. Но в Хауте, в «Аркадии»! Антиутопия какая-то.

Конечно, к превратностям судьбы я всегда была готова, особенно когда была молодой и только пыталась вылезти из нищеты. Выйдя замуж за Рики, я продолжала карабкаться наверх, пихалась локтями, зубами выдирала удачу из лап фортуны, но при этом не забывала о том, что жизнь, в сущности, — редкая сука.

Помню, как нам с мужем все же удалось сколотить первый капитал. Мы перебрались в новый дом, который казался мне оплотом безопасности. Как сказала бы Тесс, я все время ждала, что мир может дать выскочке жестокий пинок под ребра, но уверенность в комфортном будущем все же крепла с каждым днем. Когда умерли родители, исчезло последнее звено, связывавшее меня с прежним полуголодным, полным запретов существованием. Я вздохнула свободнее. Родители словно тянули меня обратно на дно. До сих пор слышу голос матери:

— Кем ты себя вообразила, дамочка? Думаешь, обзавелась большим домом и сетью дурацких магазинов, одела детей в паршивые «Найк» и «Кельвин Кляйн» и можешь смотреть на мир свысока? Не забывай, откуда ты вылезла! Позор на наши головы!

Папаша добавил бы что-нибудь похлеще.

Самым большим прегрешением в районе моего детства считалось быть выскочкой. Отец всю жизнь состоял в профсоюзе, там же и работал. Он был махровым социалистом и с презрением говорил о классовом и финансовом неравенстве. Сидевшие на его шее дети были вынуждены ежедневно слушать лекции на тему «уничтожим богатых». Возможно, отец предавался подобным нравоучениям, поскольку у него не было иного выхода, кроме как цепляться за свои нелепые убеждения. А может, он и правда в них верил. Отец подозрительно относился к тем, кто был чуть богаче его самого, кто сумел пробиться выше и покинуть наш нищий квартал.

Мы с Рики относились как раз к таким выскочкам.

Я же не видела ничего зазорного в том, что имеешь возможность платить по счетам, не задумываясь о суммах. И разве плохо, если без труда содержишь собственных родителей? Что с того, что мои дочери избалованы и получают все, чего пожелают? Пусть живут в свое удовольствие! Когда-нибудь они скажут мне спасибо за безмятежное детство. Которого я сама была лишена.

Да, мне повезло. У меня не только полно денег, но также есть любящий муж и дом, который нам по вкусу. Я ничуть не стесняюсь своего богатства, потому что оно не свалилось на нас с Рики как снег на голову. Мы долго и трудно работали, особенно в первые годы, чтобы добиться успеха. Случись нам сейчас потерять все, мы начали бы с нуля и снова вылезли наверх, потому что считаем такой путь единственно правильным. Это умнее, чем плыть по течению и жаловаться на то, что оно несет тебя совсем не туда, правда?

Но хватит обо мне. Я хотела рассказать вам о случившемся с Тесс, поделиться взглядом со стороны.

Это такая… запутанная история. Я не знаю, что и думать. И как себя вести. Мне сложно даже заставить себя позвонить подруге, очутившейся в беде, честное слово! Да и она не изводит меня телефонными разговорами, особенно в последнее время.

Ладно, я все же попробую восстановить в памяти события этого лета, а заодно и конца мая. Конечно, я не столь талантливый рассказчик, как Тесс или Мэдди, зато у меня отличная память и я внимательна к деталям. Вспоминать придется урывками, возвращаясь к делам далекого прошлого, чтобы картина получилась более полной.

Итак, сейчас половина одиннадцатого. Должно быть, полиция уже в «Аркадии». Каково сейчас Тесс? Проклятый Коллиур! В глубине-то души я знаю, что этот французский город ни в чем не виноват, но все равно именно там трещина, пробежавшая между тремя нашими семьями, стала особенно заметна. Там все и началось. Может, на том коттедже, что мы взяли в аренду, лежит какое-то проклятие?

А почему нет? Вы бы стали жить в доме, рядом с которым есть древняя могила? Под боком у высохшей мумии? Тесс была в восторге от часовни с витражами, от резной плиты, закрывавшей гробницу. А вот меня дрожь пробирала от одной мысли о подобном соседстве.

Черт, лучше бы мы поехали в «Марбелью», как я предлагала с самого начала.

Мы проводили Григгзов в аэропорт Перпиньян и принялись обсуждать их по дороге до Коллиура. Я вела машину, дорога была трудной, но не думать о Мэдди я не могла, поэтому и завела тот разговор. Честно говоря, глупо было вываливать на скромницу Тесс свои догадки относительно романа Фергуса, но длинный язык в очередной раз сослужил мне дурную службу. Проклятие, сколько раз еще я должна напоминать себе, что нельзя лезть в чужую частную жизнь! Лучше мне было не раскрывать и рта.