— Тебе виднее, Биби. Дурак дурака, как говорят…

— Замолчи и слушай очень внимательно. Итак, Фредерик, поезд сейчас прибудет, и до этого ты должен кое-что узнать о моем папе. — Я вкратце обрисовала картину и объяснила, что можно, а чего нельзя говорить при моем отце.

Он ловил каждое мое слово.

— У меня создалось впечатление, что твой отец — человек весьма достойный, — высказался он, когда я закончила. Я удивленно вытаращила глаза и собралась возразить, но вовремя поняла, что это будет нелепо. — Не волнуйся, котенок, я буду вести себя соответственно. Постараюсь молчать и, может, сойду за умного.

Послышался нарастающий гул подъезжающего поезда. Я распахнула дверь и пристально взглянула на Фредерика.

— Это важно, поверь. Одно неверное движение, и получишь клеймо выскочки. Кстати, папу зовут Пэдди Кейхилл. Лучше обращайся к нему «мистер Кейхилл», так надежнее. Отец не любит, когда его зовут по имени. Все ясно?

— Да, мэм.

Я выскочила из машины и понеслась к перрону. Начал накрапывать дождик. Я чувствовала, что Фредерик смотрит мне вслед, и это вызывало смутное беспокойство. Его неожиданное появление застало меня врасплох. Даже больше того: у меня дрожали колени. Я приказала себе успокоиться.

Я влетела на перрон, как раз когда открылись двери вагонов. Натянув маску нетерпеливого ожидания, я бросилась к отцу.

— Привет, папа. — Отец всегда ездил в первом вагоне, так что бегать вдоль поезда не приходилось. Он предпочитал стоять в первом вагоне, нежели сидеть в последнем, а стоять приходилось аж от станции Конноли. — Как добрался? Неужели опять стоя?

Мы обнялись, и я поразилась тому, как он исхудал. Во время нашей последней встречи три месяца назад я не заметила никаких перемен.

Впрочем, отцу было уже восемьдесят три, а люди этого возраста частенько усыхают, даже если раньше отличались внушительными размерами. И все же у меня сложилось впечатление, что я как-то ненароком упустила момент его превращения в щуплого старичка. Даже рубашка была теперь ему велика и воротник отставал от хилой птичьей шейки; кепка же казалась снятой с чужой головы.

— Как ты себя чувствуешь, папа?

— О чем это ты? — Тон отца подсказал, что глубже копать не стоит.

— Э… давай свой чемодан, я помогу. — Я протянула руку, но отец отдернул поклажу.

— Я что, инвалид, по-твоему? Я способен сам донести до машины чемодан! Не суетись, Тереза.

Поезд скрылся за поворотом, наступила тишина, и я осознала, что мы оба кричим. Смущенно оглядевшись, я понизила голос:

— Слушай, па, прежде чем мы сядем в машину, я должна тебя кое о чем предупредить. — Я зачастила, стараясь поскорее разделаться с неприятной задачей — сообщить о Фредерике. — Видишь ли, у нас еще один гость. Его зовут Фредерик Ярсо, он американец, отдыхал с нами во Франции.

— Ясно, — буркнул отец мрачно. Он не любит сюрпризов, поэтому его реакция была предсказуемой.

— Кстати, он ждет в машине. Я встретила его по дороге на вокзал, так что времени завезти домой не было. В общем… ты понимаешь… — Я умолкла, заметив, как сдвинулись кустистые брови отца, теперь совсем седые.

— Тереза, что с тобой? Ты лопочешь словно несмышленое дитя. Можешь приглашать в свой дом кого пожелаешь, при чем тут я? Думаю, мы как-нибудь притремся ради тебя, дочка.

— Надеюсь, папа. Он… не совсем обычный человек.

— Ясно. — Отец снова нахмурился. — Черный, да?

— Папа, нет! — Я схватилась за грудь, представив, что было бы, окажись Фредерик на самом деле чернокожим. — Он белый. Он… археолог, академик.

— Друг Майкла?

— Нет. Мы с Джерри познакомились с ним во Франции. — Я постаралась собраться. Мне очень не нравилось, что мои плечи виновато приподняты и я не знаю, куда деть руки. — Ладно, сам все увидишь. — Я взяла отца под локоть, теперь совсем костлявый, и повела к стоянке. — Просто предупреждаю: Фредерик только с дороги, а потому выглядит не лучшим образом. Не суди по первому впечатлению.

Фредерик успел пересесть с переднего сиденья на заднее, уступив моему отцу место. Когда папа устроился, американец протянул ему руку и сказал сердечно:

— Добрый день, мистер Кейхилл. — Он произнес фамилию с тем самым акцентом, что и я, в тоне было столько уважения, что я испугалась: вдруг отец заподозрит Фредерика в неискренности? — Я рад, что наконец с вами познакомился. Ваша дочь и зять так много о вас говорили!

— Мне тоже приятно познакомиться, мистер Ярсо. Могу я звать вас Фредерик?

— Разумеется.

— Надеюсь, наш климат не слишком вас разочаровал, Фредерик?

Оба вели себя так, словно не было ничего странного в том, что замужняя женщина привечает в своем доме промокшего, заросшего щетиной автостопщика во время отъезда мужа. Забыла сказать, что Джерри как раз уехал в Стокгольм на конференцию. Как-то вылетело из головы!

Я наклонилась, чтобы застегнуть отцу ремень безопасности.

— Хватит, Тереза. — Он отодвинул от себя мои руки. — Я же просил не суетиться. Я не дитя малое, и не надо так со мной обращаться! — Он повернул голову к Фредерику (артритные позвонки жалобно хрустнули) и завел глаза под самые брови, жалуясь почти постороннему человеку на невыносимый нрав дочери. Я видела в зеркале, что Фредерик точно так же закатил глаза и улыбнулся.

Я завела машину.

Реакция американца на «Аркадию» была грандиозной, если не сказать больше.

— Биби! Вот это дом так дом! Потрясающе! Настоящий Тадж-Махал. Как ты с ним управляешься? — Мы стояли втроем в холле, Фредерик обводил изумленным взглядом высоченный потолок, картины и отделку стен.

— Брось, Фредерик, не преувеличивай. — Я тщетно пыталась скрыть удовольствие от комплиментов. Чувствовала, что щеки пылают. — По пути ты, наверное, видел дома и получше.

— Да, некоторые были неплохи. Но они и в сравнение не идут с твоей «Аркадией». — Он повернулся к моему отцу. — Вы со мной согласны, мистер Кейхилл?

— Да, хороший дом. Добротный. — Отец снял кепку и сильно ею встряхнул. С водонепроницаемой ткани посыпались капли.

Папа двигался с осторожной неторопливостью, словно опасался рассыпаться, и мое сердце вновь сжалось от сочувствия. Худоба в сочетании с медлительностью так и кричала о глубокой старости.

— Хороший дом? — Фредерик небрежно сбросил с плеч джинсовую куртку. Обнаружившаяся под ней майка была наполовину мокрой. — Нет, это чудо, а не дом. Вот бы отвезти его по кирпичику в родной Ошкош!

— Довольно, — смущенно оборвала его я. — Итак, ужинать сегодня будем втроем, мальчишки разбрелись по гостям.

— А Джерри? Он что, поздно возвращается? — Фредерик наклонился, чтобы развязать шнурки на кроссовках.

Я взяла джинсовку, которую он перекинул через перила.

— Он расстроится, узнав, что ты приехал раньше, чем он вернулся, — соврала я. — Твою куртку я повешу в прачечной, пусть сохнет. Подожди здесь. Я вернусь и провожу тебя в твою комнату. Папа, тебе приготовили ту же комнату, что и всегда.

Я прошла через холл и кухню в прачечную.

— Джерри в отъезде, Фредерик! — громко крикнула я. — Он на конференции. — Я кричала специально для того, чтобы слышал отец. Конечно, он знал, что моего мужа нет дома (собственно, он специально приехал в отсутствие Джерри, чтобы побольше пообщаться со мной). Но я хотела, чтобы отец знал: Фредерик оказался в моем доме именно в этот момент вовсе не потому, что знал об отсутствии мужа.

Ужинать мы сели в восемь.

Наше привычное меню сильно менялось, когда приезжал отец. Его кулинарные пристрастия оставались постоянными уже лет десять, и мне приходилось с этим считаться. Он полагал, что современная пища слишком тяжела для желудка, а новомодные диеты — полная чушь. Он никогда не ел макароны, неприязненно относился к рису, а из рыбы потреблял лишь палтус и камбалу, да и то в панировке и яйце. Еще до завтрака миссис Бирн дала мне старинный ирландский рецепт картофельной запеканки с мясом. В наследство от матери мне досталась ручная мясорубка, с помощью которой я и сделала запеканку (мне хотелось приготовить ужин для отца собственноручно). Господи, сколько же сил мне пришлось приложить, чтобы превратить мясо в фарш!