Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Да, она умненькая. Пожалуй, умнее, чем бедняжка Пенни.

— Он в неё не влюблен?

— Как вы сразу заметили! Да, боюсь, что есть грех. Но она ещё мала, чтобы принимать такие вещи всерьез, она его просто дразнит.

— Едва ли она так уж мала. Я бы сказала, что эта девица на все способна. Хотя юный Пенн, думается, герой не её романа.

Она стала разглядывать розы, одну за другой. Шипы цеплялись за её платье.

— Ну-ка, расскажите, как они называются.

Энн перечислила: Агата Инкарната, Дюк де Гиш, Фламандская Триколор, Санси де Парабер, Лориоль де Берни, Бель де Креси, Вьерж де Клери, Роза Мунди.

— Какие полоски, прелесть! Точь-в-точь как у Миранды на платье. И какие названия! Надо, надо мне написать роман с убийством в розарии. Вот видите, какой ужас. Стоит мне увидеть что-нибудь красивое, я только о том и могу подумать, чтобы использовать это как повод для насильственной смерти!

Зазвонил телефон.

— Старые сорта красивее, — сказала Энн. — Но питомник, конечно, держится главным образом на чайно-гибридных. Простите, я только подойду к телефону.

Она прошла в столовую и сняла трубку.

— Алло. Недерден 28.

Секунды через две женский голос сказал деловито и четко:

— Будьте добры, нельзя ли попросить на минутку мисс Эмму Сэндс, если она у вас?

Энн встревожилась и тут же, сама не зная почему, рассердилась. Она быстро ответила:

— Да, сейчас попрошу, — и положила трубку на буфет, чувствуя, что краснеет от гнева и страха. Наверно, это Линдзи Риммер. И опять, как в ту минуту, когда она узнала о приезде Эммы, её охватило ощущение, что против неё строят козни. В следующую секунду она подумала: а Рэндл сейчас с ней? И чуть не заплакала.

Она вернулась в гостиную, где Эмма все ещё разглядывала розы.

— Вас просят к телефону.

Эмма как будто удивилась и стала подниматься. Энн помогла ей, поддержала её под локоть. Розы цеплялись за её платье, Энн стала снимать их и укололась. Эмма медленно двинулась следом за ней в столовую.

— Вот телефон. — Энн вышла и закрыла дверь. Она хотела вернуться в гостиную, но словно приросла к полу. Сквозь дверь было слышно все, что говорит Эмма.

— Так я и думала. Больше мне сюда звонить некому. Ну, как у тебя дела?

Пауза.

— Так. И из-за этого нужно было мне звонить?

Пауза.

— Отлично, спасибо. Хью замечательно водит машину.

Пауза.

— Более или менее. Не уверена.

Пауза.

— Понятно. Думаю, часов в восемь. Сандвичи и молоко ты мне приготовишь?

Пауза.

— Благословляю, дитя мое. До свидания.

Энн стояла, слушала и смотрела как завороженная на капельку крови, выступившую на пальце. Услышав, что Эмма кладет трубку, она поспешно отступила к дверям гостиной и оттуда пошла обратно навстречу своей гостье. Они вместе вернулись в гостиную.

Эмма опять уселась в кресло. Энн сгребла упавшие розы и бросила на стол. Несколько лепестков слетело на пол. Она со стуком составила чашки на поднос. Молчание длилось, что-то новое теперь витало между ними, и Энн думала: если она упомянет о Рэндле, я разревусь. Возможность такого унижения разозлила её до того, что слезы подступили совсем близко. Она сказала:

— Пойду готовить завтрак. А вас я возвращаю Хью.

— Хью подождет. Никуда он не денется. И завтрак может подождать. Не уходите. — Она взглянула на Энн вопросительно, умоляюще. Она словно пыталась облечь в слова какую-то важную просьбу.

— Чего вы хотите? — спросила Энн. Она стояла перед Эммой, уперев одну руку в бедро, и смотрела на неё неприязненно и властно.

Вопрос её хоть кого мог смутить своей неопределенностью.

— Чего я хочу? — повторила Эмма. — Да многого. Например, понять вас. И вы должны меня простить — вы уже совсем было меня простили — за то, что я приехала. Когда-то я в самом деле очень, очень любила вашего чудака свекра.

Энн недоумевала, что можно на это ответить, но тут внимание её отвлеклось. Случайно повернув голову к окну, она увидела, что в ворота только что въехал темно-синий „мерседес“.

Все испарилось, кроме ощущения, что Феликс близко. Никто, кроме него, не водит эту машину. Теперь её щеки залил совсем другой румянец. Она подошла к окну.

Машина остановилась, чуть не доезжая дома, Пенн и Миранда уже бежали к ней взапуски, Хью тоже поспешал через лужайку встречать новых гостей. Появилась Милдред Финч, за ней Хамфри и Феликс. Когда Энн увидела рядом с машиной высокую фигуру Феликса, сердце её перевернулось и упало, как подстреленная птица. Ее злосчастное „да“ сделало свое дело.

— Что там такое? — спросила Эмма.

— Это Милдред Финч, — сказала Энн. — Приехала к нам со своим братом.

— Феликс Мичем! — сказала Эмма. — Да я в него тоже была когда-то влюблена.

— Вы? В Феликса? — Энн повернулась к ней, пораженная. — Вы тоже? — Она слишком поздно поняла свою ошибку и смысл, содержавший в её словах.

Эмма рассмеялась.

— Да, дня четыре, не больше. Вы знаете, это возможно — быть влюбленной четыре дня. Давно это было, я как-то гостила у них, он тогда был мальчиком, чуть постарше Пенни. Мне в ту пору было очень тяжело из-за одного… в общем, из-за Хью. И Феликс меня утешал. Понимаете, сам того не ведая. Он просто был, и это меня утешало. Он был прелестный мальчик.

Она встала и тоже подошла к окну. Все они ещё стояли у машины. Милдред разговаривала с Хью, Хамфри разговаривал с Пенном, Миранда, повиснув на руке Феликса, тянула его куда-то. Он смеялся.

— Вы любили Феликса, — сказала Энн. Она смотрела, как он за окном смеется с Мирандой. Потом он вопросительно оглянулся на дом. Слезы навернулись у неё на глаза и потекли по щекам. С заглушенным возгласом она отвернулась от окна и зарылась лицом в платок.

— А-а, — сказала Эмма. — Tiens![17] — Подойдя к Энн, она обняла её за плечи. — Полно, полно, дитя мое. Бегите готовьте завтрак. Вы были очень терпеливы с назойливой старой гадиной. А я пойду поздороваюсь с моей давнишней подругой Милдред Финч. Да, пойду-ка я к ним. То-то она мне обрадуется!

Глава 17

— Но что ей там понадобилось? — в десятый раз спросила Милдред.

— Очевидно, предприняла своего рода сентиментальное путешествие, — ответил Феликс. — Сыру хочешь?

Они сидели за столом в квартире Феликса на Эбери-стрит. Феликс сам приготовил завтрак. Он гордился своими нехитрыми кулинарными талантами. Были поданы паштет из печенки, омлет по-испански с отличным салатом и вот только что — несколько сортов сыра на выбор, сельдерей и печенье-смесь в большой круглой жестянке. Бутылку вина „Линч-Гиббон“ 1955 года они уже почти допили.

— Какое там сентиментальное путешествие! — фыркнула Милдред. — Камамбер выдержанный? Нет, лучше я возьму корнуэльского сливочного.

Милдред положила себе сыру и некоторое время выбирала печенье. Феликс угрюмо молчал, и она продолжала:

— Похоже, что она опять запустила когти в бедного старого Хью.

— Зачем преувеличивать, Милдред? Ты сама такая интриганка, что всем приписываешь какие-то козни.

— Кому-то надо же интриговать, или, если тебе так больше нравится, строить планы. Сам ты палец о палец для себя не ударишь, мой милый, вот я и стараюсь тебе помочь. А в благодарность меня же ругают интриганкой.

— Да не ругаю я тебя вовсе! — сказал Феликс раздраженно, отрезая себе стилтонского сыра. Он и правда был очень недоволен, когда узнал, что Милдред, не посоветовавшись с ним, побывала у Энн и пригласила её в Сетон-Блейз. Больше всего он боялся показаться навязчивым или нетерпеливым. Он знал, что Энн прекрасно понимает его чувства, и предпочитал держаться курса „поживем — увидим“.

По поводу Эммы Сэндс он не был так равнодушно-спокоен, как притворялся в разговоре с сестрой. Эмма всегда представлялась ему существом экзотическим и немного опасным. Он помнил, что когда-то она удостоила его, мальчишку, мимолетной благосклонности, он тогда отлично это понял, хотя и не показал виду, и, вспоминая, как она поцеловала его на прощание, он до сих пор испытывал то ли отвращение, то ли восторг. С тех пор он её не видел, но такие эпизоды не забываются. Он испугался, когда неожиданно увидел её в Грэйхеллоке, и готов был согласиться со смехотворным предположением Милдред, что она замышляет недоброе. Что именно недоброе она замышляет — этого он не мог вообразить, но смутно чуял в ней какую-то угрозу для Энн.

вернуться

17

Вы только подумайте! (франц.)

33
{"b":"204628","o":1}