— Кто это? – вопрос был адресован мальчишке, меня пока игнорировали.

— Я взял его в плен в лесу…, — рука моего конвоира ткнула куда–то в неопределенную даль, — можешь сделать его нашим рабом.

Вот те раз – рабом! Это в награду–то за спасение его от опасного хищника? Я глянул на него – может мальчишка шутит? Но увидел только его удаляющуюся в сторону черного проема спину, он отчего–то утратил ко мне всякий интерес.

— Condenado* bambino**, enfant terrible!*** - пробормотал я, от возмущения смешав испанский, итальянский и французский языки в одной короткой фразе.

Я уже упоминал, что Малыш снабдил меня удивительной способностью общаться на любом языке и иногда в моем мозгу рождались редкостные перлы, которые самопроизвольно выскакивали наружу посредством речевого аппарата.

— Кто ты? – это вопрос уже ко мне.

И пока я размышлял, как себя пообстоятельнее представить, чернобородый принялся вслух гадать, сразу же озадачив меня своими странными предположениями.

— Рудокоп? Нет, не похож? Караванщик? Тоже нет. Может, обозник?

— Ты не обозник?

— Нет, — я не имел понятия, какого такого обозника он имел в виду, но приобретать подобный статус пока не собирался.

— А–а–а…, ты, наверное, охотник, — обрадовался незнакомец, — с Дикого яруса свалился?

— Ниоткуда я не сваливался, — меня даже обидело это предположение (как будто с печки свалился), — я просто заблудился и…

— Что значит, заблудился, — грозно перебил чернобородый, — откуда ты? Из какого селения? У нас нет таких, как ты.

И он с большим сомнением обозрел мой камуфляжный прикид.

— Я с…, — ну, не говорить же мне, что я с другой планеты и вообще из другой галактики – вряд ли грозный незнакомец примет это на веру.

Эх, как–то я не подготовился к встрече с людьми такого уровня. Обычно, в научно–фантастических книжках контакты с представителями иной цивилизации описываются по другому. Надо выходить из положения. Проще всего сказать, что я ничего не помню – так меня невозможно будет уличить в какой–то лжи. А начнешь лгать и придумывать, непременно попадешься и тогда жди любых неприятностей.

* сondenado – проклятое (исп.)

**bambino – дитя (итал.)

***enfant terrible — ужасный ребенок (франц.)

— Я не помню, как сюда попал, — сказал я, лихорадочно обдумывая свое дальнейшее поведение.

Начало моего обустройства в чужом мире явно не складывалось с самого основания. И сам этот мир мне не нравился, с его серыми и однотонными красками. И не таким мне казался предполагаемый диалог с инопланетянами. Что–то типа обмена научными любезностями. А здесь сначала какой–то дурацкий плен, теперь допрос с пристрастием… Дальше что? Ясно только, что ничего хорошего…

— Не помнишь…, — это было сказано без всякой интонации, просто повтором.

При этом бородач весь подобрался, как бы готовясь к активным действиям и применению физической силы. Ну, этого, при моей–то подготовке я ни чуточку не боялся, мне не страшен и взвод таких здоровяков. Однако начинать с конфликта не хотелось.

— Не помню, — в моем подтверждении не слышалось никакого вызова.

— Кто ты?

Вопрос был уже не нов, но приемлемых вариантов пока не было. Я никак не мог знать, кем я мог быть в этом мире, равно, как не имел понятия, кто его населял вообще.

— Я не помню, кто я, — продолжая гнуть неопределенную линию, я сказал это самым мирным и добросердечным тоном, надеясь не прогневить своего настырного собеседника.

Как ни странно этот ответ, похоже, его удовлетворил или, во всяком случае, успокоил.

— Четыре периода назад, — буркнул он, то ли для себя, то ли для меня, — в становище растенщиков тоже забрел неизвестный – он стал рабом их старейшины…

— Как твое имя?

— Егор, — здесь я не стал лукавить, а то не дай господь, окрестят каким–нибудь эндрюсархусом и бкртчнаном.

— Меня зовут Мальен, — кажется, отношения налаживались, раз началось знакомство.

И я протянул ему руку, как это и принято при процедуре знакомства, но он лишь удивленно на нее посмотрел. А вот продолжение диалога меня не обрадовало.

— Будешь моим рабом, — похоже, данное утверждение обжалованию не подлежало.

— Я не…, — конечно, я собирался выразить свой протест этому неожиданному закабалению, но он меня перебил, сразу определяя who is who и расставляя все точки над i.

— Я являюсь старейшиной этого селения, — эти слова меня несколько удивили, вот уж не подумал бы – никаких атрибутов власти на собеседнике мною замечено не было. Трактирщик и трактирщик…

Мое неопределенное пожатие плечами побудило его выдвинуть еще один веский тезис.

— И мой сын взял тебя в плен! – торжественно закончил чернобородый властитель.

Доводы, несомненно, убедительные, однако никаким рабом я становиться не собирался и уже готовился показать, в свою очередь, кто есть кто, вплоть до применения к поработителю физической силы. Ведь не самый же он главный на этой планете, где–то есть центральная власть – туда–то мне и надо стремиться, а не вступать в сложно–правовые взаимоотношения с главой какой–то убогой деревни. Или погодить с выяснением отношений, а попытаться выяснить на месте, как можно больше об общественном устройстве чужого мира?

Пока я решал эту непростую дилемму, бородача позвали внутрь второго помещения, где скрылся его сын.

— Мальен! – голос был женским и приятным, — подойди к нам!

Старейшина повиновался, но перед уходом выкинул позабавивший меня трюк. Он внезапно снял свой пояс, схватил меня за руку и обвязал запястье неожиданно сложным узлом, показывая несомненные морские задатки. Второй конец пояса он накинул на здоровенный металлический крюк, вбитый в стену, и сотворил там такой же диковинный узел. Ага, это, чтобы новоиспеченный раб не сбежал. Ладно, сделаем вид самой смиренной овечки, не будем пока пугать старика небрежным выдергиванием крюка.

Но когда он вышел, я все же попробовал освободиться. Кто его знает, вдруг эта железяка заделана в известняк намертво и вытащить его можно только вместе со стенкой. Распутывать чертовы узлы не стал, а просто включил физическую мощь, дернул рукой и крюк легко, как гвоздик из сырой картошки, выскочил из стены. Полностью освобождать руку не стал, оставил на потом, чтобы продемонстрировать воочию местному вождю, с кем он имеет дело.

Старейшина отсутствовал недолго. Войдя, он молча уставился на образовавшуюся в стене дырку, а затем опустил взгляд на мою руку. Я демонстративно поднял ее на уровень глаз, а затем второй рукой небрежно, всего лишь пальцами, порвал свои путы. Они разлезлись, как полусгнившие нитки, хотя я и почувствовал их удивительную прочность. У Мальена аж глаза полезли на лоб.

— Рабом не буду, — буднично сказал я, опуская изуродованный пояс с крюком на пол.

— Не будешь, — подтвердил чернобородый Мальен, — почему ты не сказал, что на Аллока напал дзург, а ты помог ему освободиться?

Ага, значит, его сына зовут Аллок. Неблагодарный свиненок, однако, твой отпрыск, папаша. Вместо того чтобы сказать хотя бы спасибо, в рабство хотел сдать и даже не обмолвился отцу, что я спас ему жизнь. А зверюга, стало быть, звался здесь дзургом.

— А что, твой сын не мог сам об этом рассказать? – мои слова были смесью иронии со злостью, — или твоему народу вообще чужды чувства признательности и благодарности?

— Разве ты забыл, что основные чувства приходят к нашим детям с достижением брачного возраста?

Этим ответом он меня сразил. Так вот почему парнишка вел себя так черство и бездушно! Позднее я узнал, что здешние подростки обретают стыд, любовь, скорбь, сердечность, благодарность и прочие проявления человеческого душевного состояния только по достижении ими, по земным меркам, совершеннолетия. Как только впервые юноша или девушка посмотрят на подростка противоположного пола, опять же выражаясь по земному, с сексуальной заинтересованностью, они обретают чувство любви, а вслед за ним появляются и остальные нормальные страсти, пристрастия и их эмоциональные проявления. Вслед за этим родители покупают юношам жен, и начинается их самостоятельная жизнь. Но здесь я забежал вперед, попозже будет и об этом.