Однако что-то отвлекло Маяковского. Вряд ли это было обязательство перед Лавутом, потому что Маяковский в итоге им откровенно пренебрег. Но, может, Павел Ильич ввернул какую-то фразу о Полонской, замеченной вчера вечером в машине, и Маяковскому вдруг почудилось, что не всё еще потеряно, потому что в оставшиеся два дня он упорно искал встреч с нею.
На другой день, в воскресенье, 13 апреля, Лавут послушно позвонил в Гендриков. Но вчерашнего больного дома не оказалось. Домработница записала для Маяковского телефон Дома Герцена[25], где застрял Лавут, и Маяковский среди дня позвонил по этому телефону, подозвал Павла Ильича и сказал, что ждет его завтра, 14 апреля, в половине одиннадцатого утра.
Лавут пришел даже с запасом, но Маяковского уже не было. Обычно так рано он из дому не выходил. Еще более странно было то, что и домработница не застала его. Что, сорвавшись куда-то, он не притронулся к завтраку. С таким Маяковским Павел Ильич еще не сталкивался. Допустим, о вечере, подготовленном Лавутом, он почему-то забыл, но встречу только вчера назначил сам. Домработница подсказала позвонить на Лубянку, в комнату, служившую Маяковскому рабочим кабинетом. Лавут снял трубку, назвал номер. Услышав мужской голос, спросил:
— Владимир Владимирович?
В ответ — что-то бессвязное:
— Сейчас нельзя разговаривать. Маяковского больше нет.
Не понял. Перезвонил. На этот раз к телефону никто не подошел.
Было около десяти тридцати. Трубку мог взять кто-то из медиков, уже на выходе, вызывая милицию или уточняя, нет ли у диспетчера «Скорой» нового вызова? А на повторный звонок ответить было некому. Милиционер еще не появился. А соседи пока не осмелели.
В недоумении Лавут спустился со второго этажа и по Гендрикову переулку не спеша направился к Таганке, поглядывая, не покажется ли навстречу Маяковский. Вдруг сзади раздался душераздирающий женский крик. Закрыв дверь за Павлом Ильичом, домработница все-таки дозвонилась до квартиры на Лубянке и теперь бежала, чтобы повторить ему то, что только что сама услышала:
— Владимир Владимирович застрелился!
Схватив такси, Лавут минут через пятнадцать-двадцать, между десятью пятьюдесятью и десятью пятьюдесятью пятью, был в Лубянском проезде. На лестничной площадке, в квартире — только соседи. Их — трое-четверо. Дверь в комнату Маяковского открыта. Но перед дверью — милиционер. Внутрь не пускает, но перед Павлом Ильичом устоять не может. Четырехлетний опыт укрощения больших и малых начальников, добытый в общении с Маяковским, чего-то да стоил.
В комнате на полу, от окна к двери, распростерто тело покойного с запрокинутой головой. Лоб пока теплый. Глаза приоткрыты…
На часах еще нет одиннадцати. Павел Ильич садится к телефону. Звонит в ЦК партии на Старую площадь, в Федерацию писателей на улицу Воровского[26], сестре Маяковского, Людмиле Владимировне[27], на фабрику «Красная Роза»…
Толчея на месте происшествия
Среди первых узнаёт о том, что стряслось, самый могущественный покровитель Маяковского и Бриков и друг их дома, начальник Секретного отдела ОГПУ Яков Саулович Агранов[28]. И добираться ему до места происшествия ближе всех. Кабинет его — на Лубянке, а живет он в одном особняке с заместителем председателя ОГПУ Г. Г. Ягодой[29] на другой стороне Мясницкой, в Милютинском переулке (тогда улица Мархлевского[30]). Но сначала — дела. Кому он докладывает по начальству — можно только догадываться. Надо думать, это он сообщил о самоубийстве другому заместителю председателя ОГПУ Станиславу Адамовичу Мессингу[31], который позже, по его же докладу, распорядится перевезти тело Маяковского на квартиру в Гендриковом переулке, где хотя бы не будет соседей. Но точно известно, что, позвонив в кабинет наркома просвещения A. C. Бубнова[32], на Чистые пруды, Агранов подзывает к телефону художника Николая Федоровича Денисовского, которого часто встречал у Маяковского и Бриков в Гендриковом, а по вечерам подвозил с Таганки на Мясницкую, где жил Денисовский[33]. Велит ему сейчас же гнать в Лубянский проезд и взять на себя заботу о покойнике. Ведь Брики, с которыми Маяковский жил вместе, еще 18 февраля уехали в Англию навестить мать Лили Юрьевны, Елену Юльевну Каган[34], работавшую в советской торговой фирме «Аркос» и остававшуюся в Лондоне до 1932 года, а мать и сестры Маяковского просто не приходят в голову: в Гендриковом Агранов их никогда не видел. Обещает и сам подскочить к Маяковскому.
По-видимому, Мессинг, выслушав Агранова, тотчас отправил на место гибели Маяковского для общего надзора своего сотрудника. Тот появляется в квартире в одиннадцать часов и застает там из органов одного только поддежурного участкового инспектора Курмелева. Но вскоре подтягиваются сотрудник Московского уголовного розыска Овчинников[35], помощник начальника Оперативного отдела ОГПУ Олиевский[36], начальник Контрразведывательного отдела ОГПУ Семен Григорьевич Гендин[37] и начальник Оперативного отдела ОГПУ Рыбкин[38]. Олиевский и Рыбкин просмотрели переписку Маяковского, сложили в ящик, опечатали своей печатью и оставили на месте. Олиевский изъял предсмертное письмо…
Как только все они поместились в игрушечной комнате площадью около двенадцати квадратных метров в одно окно, с диваном, двухтумбовым письменным столом, книжным стеллажом, обеденным столиком и столиком журнальным, внушительным дорожным сундуком и выступающим из угла камином, да еще с распростертым посередине покойником!
В начале двенадцатого в комнату Маяковского начинается паломничество его друзей и товарищей. Заходит недавний сотрудник Маяковского по журналу Левого фронта искусства «Новый ЛЕФ» Василий Абгарович Катанян[39], разбуженный звонком Ольги Викторовны Третьяковой[40]. Всматривается в лицо покойного. За столом, на месте Маяковского, уже сидит чужой человек, собирается писать протокол. Очевидно, это дежурный народный следователь 39-го отделения милиции Синев[41], вызванный вместе с дежурным врачом-экспертом Рясенцевым[42]. Синеву предстояло составить протокол осмотра места происшествия и тела покойного.
— Что-то не найду здесь чернил… — говорит он.
Катанян дает ему свою ручку и выходит в переднюю.
Ручкой, заправленной фиолетовыми чернилами, дежурный следователь фиксирует:
«Посредине комнаты на полу на спине лежит труп Маяковского. Лежит головою к входной двери. Левая рука, согнутая в локтевом суставе, лежит на животе, правая, полусогнутая, — около бедра. Ноги раскинуты в стороны с расстоянием между ступнями в один метр. Голова несколько повернута вправо, глаза открыты, зрачки расширены, рот полуоткрыт. Трупной окоченелости нет. Губы, уши, кисти рук темно-синего цвета (трупные пятна). На груди на три сантиметра выше левого соска имеется рана круглой формы диаметром около двух третей сантиметра. Окружность раны в незначительной степени испачкана кровью. Выходного отверстия нет. С правой стороны на спине в области последних ребер под кожей прощупывается твердое инородное тело, незначительное по размеру. Труп одет в рубашку желтоватого цвета с черного цвета галстухом (бантиком). На левой стороне груди соответственно описанной ране на рубашке имеется отверстие неправильной формы, диаметром около одного сантиметра, вокруг этого отверстия рубашка испачкана кровью на протяжении сантиметров десяти диаметром. Окружность отверстия рубашки со следами опала. Брюки шерстяные коричневатого цвета, на ногах полуботинки желтые.
