Мартин растянул губы в сатанинской, как ему казалось, ухмылке. Определенно, в прошлой жизни он совершил что-то очень хорошее. И вот она, заслуженная награда — фантазии Мартина сбываются все разом: агрессивная женщина, длинные шелковые шарфы, связанные руки и ноги; немного банально, но это восхитительная банальность.

Синди завязала ему глаза шарфом. Настоящее свидание вслепую, блаженно подумал Мартин, чувствуя, как теплый язык Синди легко касается его сосков.

— Наручники, — неожиданно скомандовала Синди.

— Наручники?

— Да. А ты думал, что я стану привязывать тебя шарфиком?

Он так и думал.

Мартин сдвинул повязку посмотреть, не шутит ли она. Синди не шутила. Двумя наманикюренными пальчиками она держала пару чудесных наручников, судя по внешнему виду, не раз побывавших в деле.

— Раздобыла у настоящего полицейского, — похвасталась Синди, покачивая браслетами перед носом Мартина. — Знаешь, что мне пришлось сделать, чтобы заполучить их?

— Даже не рассказывай, — затряс головой Мартин.

Наручники — это посерьезней шелкового шарфа. Оказаться в чьей-то безраздельной власти и знать, что сможешь освободиться, только когда твой партнер сочтет нужным отпустить тебя, — здесь требуется настоящее доверие. Где-то глубоко в подсознании шевельнулось беспокойство, но слабый голосок разума утонул в оглушительном крике плоти.

«Не делай этого», — едва слышно шептал рассудок.

«Секс, секс, секс, — скандировало тело на пару с пробудившимся древним инстинктом: — Женщина, женщина, возьми ее; глупо упускать то, что само плывет тебе в руки!»

Ведь Синди не опасна? Вон на кровати лежит ее пижама, вся в розовых собачках. Да нет же, как может быть опасна женщина, которая спит в детской пижаме.

— Мы лишь чуточку поиграем, самую малость. — Она защелкнула наручник на левом запястье Мартина. — Попался, противный мальчишка. — Синди изобразила на лице гримаску «а-ля принцесса Диана» — невинно-развратный взгляд из-под полуопущенных ресниц — и приоткрыла рот, кончик языка быстро пробежал по сочным красным губам.

«О, давай же, давай, — вопило разгоряченное тело. — Она хочет тебя!!!»

— Ну ладно, давай, — согласился Мартин и послушно подставил вторую руку.

— Нет, так не годится, — улыбнулась Синди. — Мы должны приковать тебя.

— Но ты же сама сказала, что здесь не к чему приковаться.

— Здесь нет. Мы пойдем в ванную.

— В ванную?

— Труба, — пояснила Синди. — Я прикую тебя к трубе.

Она выволокла Мартина в холл. Он шлепал босыми ногами по мраморному полу, стыдливо прикрывая трусами срамные места. Сама Синди вышагивала в чем мать родила; упругая попка девушки была украшена татуировкой — с правой ягодицы на Мартина смотрела похабная морда красного дьявола.

— Э-э, — заволновался Мартин, — ты уверена, что мы правильно поступаем? А вдруг ночью кто-нибудь из слуг захочет пойти в туалет. У вас ведь есть прислуга?

Дом был слишком велик для одного человека, и к тому же у входа Мартин заметил пару мужских резиновых сапог.

— Расслабься. У нас нет прислуги, — заверила его Синди.

— А сапоги?

— Я живу с родителями.

— Родители!

В организме у Мартина что-то оборвалось, возбужденный член обмяк, как шея подстреленной куропатки.

— Не психуй, Марти. У меня классные предки, а сегодня их вообще нет дома — уехали на виллу и до понедельника не вернутся.

— Отлично. Послушай, Синди, я хотел спросить… э-э… сколько тебе лет?

Синди не была похожа на девочку-подростка, ко кто его знает, вся эта косметика… В наше время иногда невозможно отличить тринадцатилетнюю школьницу от тридцатилетней женщины. Мартину отнюдь не улыбалась перспектива оказаться за решеткой в настоящих наручниках за совращение несовершеннолетней.

— Двадцать семь, — не оборачиваясь, бросила Синди. — Давай, пошевеливайся.

Она распахнула дверь и втащила Мартина в огромную, сияющую кафелем ванную комнату. Посередине стояла гигантская ванна, в которой могла бы поместиться целая футбольная команда. Мартин вслух поделился своими наблюдениями. Синди расхохоталась:

— Совершенно верно, проверено на практике.

— Потрясающе, — выдохнул Мартин, заметив в углу статую Венеры.

В данной оригинальной версии голова богини отсутствовала, но зато имелись руки, служившие вешалкой для полотенец. Комната освещалась разлапистой люстрой, а всю правую стену занимал высокий камин.

— Полезай в ванну, — скомандовала Синди.

— Что? — Мартин не расслышал, увлекшись разглядыванием живописного полотна над камином.

«Флорентийская школа. Кто же ее родители?»

— Становись под душ, — велела Синди.

Мартин повиновался.

С медленной, обольстительно-томной улыбкой Синди отобрала у Мартина трусы, которыми он все еще скромно прикрывался, бросила их на пол и приказала соединить руки за спиной вокруг стойки душа. Мартин почувствовал холод на запястье, и второй наручник защелкнулся. Синди присосалась губами к указательному пальцу Мартина. Он приготовился к упоительной любовной игре, но девушка вдруг выпрямилась.

— Надо включить музыку.

— Спальня слишком далеко, мы ничего не услышим, — сказал Мартин, которому не терпелось продолжить начатое.

— Услышим, — успокоила его Сикди, — в ванной есть динамики.

Синди ушла. Оставшись один, Мартин покрутил головой в поисках динамиков. Куда он попал? Дом набит антиквариатом. Ванна размером с небольшой бассейн. Секс в музыкальном сопровождении — верх роскоши…

Неожиданно из стены, где-то в районе унитаза, хлынула музыка. Что это? «Take that»?

Второй час ночи. Руби не могла уснуть. Она лежала в гостиной на продавленном диване и разглядывала красивый абажур от «Дизайнер Гилд» и свисающую с него паутину. Мартин так и не объявился и не позвонил. Наверное, Лу права: разноцветный гномик в косичках не причинит их другу никакого вреда, и все же… Лучше бы все было так, как они планировали. После ресторана Мартин пришел бы сюда, в квартиру Лу, и успокоил Руби, сказав, что ничего не получилось и сегодня вечером он не встретил любовь всей своей жизни.

Что?!

Руби села на диване и уставилась в темноту. Она не хочет, чтобы Мартин встретил Свою Единственную Настоящую Любовь? Неужели она становится похожа на эту старую деву Лиз Хейл? Руби знала, как омерзительно выглядит со стороны человек, считающий, что весь мир должен быть несчастен только потому, что сам он несчастлив и одинок. Лиз Хейл каждый раз приходит в бешенство, стоит ей увидеть внешнее проявление любви. Однажды она довела до слез молоденькую практикантку. Приятель девушки прислал ей в офис букет цветов, а Лиз, громко цокая языком, заявила: «Цветы — верный признак нечистой совести. Голову даю на отсечение, он трахает кого-то еще».

Нет, Руби не хочет превратиться в злобную мисс Хэвишем, пророчащую несчастливый финал любой романтической истории. Но самое печальное — и в этом Руби не могла не признаться, — она бы предпочла, чтобы Мартин оставался холостяком. Предположим, Мартин женится. И что? Конец их традиционным встречам в «Зайце и Псах», они станут видеться раз в несколько месяцев, но даже эти редкие вечера будут начисто загублены присутствием его молодой женушки. Милая глупышка, разве она сможет понять шутки Руби. Когда у Мартина заводится подружка, он меняется до неузнаваемости. Просто другой человек: вместо жизнерадостного весельчака-охламона появляется какой-то тошнотворно-сентиментальный идиот. Руби с содроганием вспомнила, как однажды Мартин привел с собой Белочку Лию. Весь вечер они щебетали на своем, им одним понятном языке, основу которого составляли животные звуки и странные ужимки. Мартин делал грозное лицо и рычал на Лию волком, а она, как робкая овечка, закатывала глаза и отвечала ему тоненьким «ме-е-е». Руби была страшно рада, когда их роман наконец закончился.

Но, с другой стороны. Руби прекрасно понимала — вечно так продолжаться не может. Рано или поздно кто-нибудь из них женится или выйдет замуж, начнутся семейные заботы, дети, и их трио распадется.