В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской

13. Х.74

Ирина Павловна.

Я еду в Коктебель не для того, чтобы тревожить тени Волошина или Грина, или, скажем, самого Овидия Назона. Я хочу просто посмотреть, можно ли там писать столь продуктивно, как и в Москве — вне Подмосковья.

Если да, то можно будет всегда с началом сентября туда съездить, опережая Серебряный Бор.

К сожалению, осень эта особенная бывает пора, немедленно реализует всякие заболевания [нрзб] моей жизни.

На вокзалах Феодосии… транспортные беды все впереди и только с возвращением в Москву из всех этих <странствий>.

Я напишу оттуда, как все только сложится.

А пока просьба получить за меня по рецептам лекарства в установленные сроки. Я забыл предупредить о своем отъезде и рецепты пропадут. За сказку благодарю.

Шлю привет.

Билеты на 15 я не купил — только по четным числам один поезд в день.

Сейчас с этим вопросом пробил обратный отъезд. Я думаю, это не первый год и существует какая-то возможность вернуться.

Я вынужден вернуться раньше, но сутки, т. е. 14 числа в 12.50 на единственном поезде — туда головой, то купированный или нижняя полка в этом давнем бардаке не было и возможности.

Словом, я вынужден решиться…

Поезд в Феодосию ходит раз в двое суток — один поезд… и бой в киосках еще тот бой…

В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской

Ирина Павловна.

Только что я совершенно неожиданно и случайно приобрел этот, столь необходимый мне двенадцатый номер «Иностранной литературы» с «Чайкой Джонатан».[378]

Поэтому прошу принять Вашу посылку назад и оставить у себя «Джонатана» с глубокой моей благодарностью за помощь, которая была мне нужна крайне срочно.

С глубоким уважением

В. Шаламов

Москва, 5 декабря 1975 г.

В 1976 году я расстаюсь с В.Т. «по взаимному согласию». Ю.А. Шрейдер предлагает ему для услуг по хозяйству какую-то женщину, и я с облегчением выражаю свое одобрение. Но время от времени он пытается меня вернуть. Присылает подарок — сумку, вспомнив о моем дне рождения.

В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской

Москва, 27 октября 1977 г.

Дорогая Ирина Павловна.

Получил Ваше письмо с большим волнением.

Конечно, я ничего не забыл, интересуюсь Вашей жизнью и жизнью Вашей семьи. Помню я, что мы не виделись более 3-х лет, а не год, как вы пишете. Поэтому шаг для возобновления знакомства и дружбы должен быть следующим.

Вы приезжаете ко мне в любой удобный Вам день и час, и мы обо всем поговорим. Жду Вас.

С сердечным уважением В. Шаламов

В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской

Я хотел вручить эту книгу Вам лично — ну, что ж не судьба. Шлю свои лучшие поздравления.

30 октября 1977

Шаламов

Посылает книжку «Точка кипения» с дарственной надписью: «Моему верному другу и товарищу с глубоким волнением».

Я также ответила ему письмом, и он пишет в ответ, что мы не виделись более трех лет (ошибается, прошел только год), и предлагает возобновить дружбу.

1978 год — опять меня зовет.

В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской

Москва, 2 марта 1978

Был счастлив получить письмо к 2 марта.

Готов встретиться с Вами в любой удобный для Вас час.

С уважением и признательностью.

В. Шаламов

Он действительно хранил каждую мелочь, к которой я прикасалась: записку с песенкой, рисунок, стишок, «медведиков…». Песенки мои сопровождали меня всю жизнь. Я убирала, стирала, готовила, напевая о другой, далекой жизни, которая где-то была, ушла по другой тропинке от меня и потерялась, как девочка с пушистыми косичками. 2 марта — день нашего знакомства в 1966 г.

В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской

Москва, 9 марта 1978

Почерк мой тороплив и плох из<-за> усталости, <когда> хожу.

Ира!

Если ты получишь это письмо — то как-то откликнись — мне надо знать.

Ты меня раз просила сказать, какие мои стихи относятся к тебе. И я читал эти стихи-близнецы.

Но все это в печать не попало, конечно.

В «Точке кипения» твои два стихотворения:

1. Она ко мне приходит в гости…

2. Не суеверием весны… Написал осенью <о> твоем звонке.

Пусть будет мне всегда легка

Неосторожная рука,

Звонящая в звонок стиха,

Резка, разумна и гулка.

«Не суеверием весны» написана еще на Хорошевском шоссе <до 1972 г.>

«Она ко мне приходит в гости…» — на Васильевской, где я и сейчас живу.

Стихотворение «Она ко мне приходит в гости…» в высокой степени квалифицированное. И Ваше хранил все, хранил след твоих рук, я берег даже лекарство, подушку с заплаткой на скорую руку.

Я все помню и благодарю судьбу за встречу с тобой.

В наших свиданиях, а ты на них за десять лет не опоздала ни разу, мне особенно памятна «Аптека», где мы виделись и зимой, и летом. Где я тебя всегда видел издалека по спуску с Песчаной.

Ну, целую.

Недавно я случайно заходил в эту аптеку — все повторилось.

В. Ш.

В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской

21 июня 1978

И<рина> П<авловна>.

Не хочу нарушать сформулированного тобой закона о моей «сумкомании» и шлю очередные предметы «почтой», которые придут, наверное, позднее этого письма.

За твое письмо — благодарю. Я все, все помню, и рад сведениям о пионах.

Пришли мне твои новые песенки — они всегда были самыми настоящими в строгом смысле — стихами. Я песенки эти собирал, но сейчас под руками их нет.

Твои письма с Крымского берега у меня хранятся все. Но с Памира, из Таджикистана — у меня никаких писем нет. Почему же? Могла бы бросить открытку в каком-нибудь Душанбе.

Твое-то письмо я ждал и благополучно его получил, почтовые штампы — 18–19 —20 — то есть вчера разорвал этот конверт на ходу — на Центральном телеграфе.

Варлам Тихонович любил мои песенки, которые я напевала. Были веселые и грустные — мой милый маленький мир, который легко, как невидимое облачко, поддерживал меня в моей перегруженной заботами жизни.

Забота, забота, каждый день забота:

Уборка, стирка, варка, работа.

Нет ботинок, денег, долги, разводы.

И каплет время, и жизнь уходит.

И «отвлекательная» от повседневного быта:

И тихое бесстрашие покоя

Мне душу наполняет, словно ветер —

Свободный парус. Дальнею рукою

Мне машет друг, единственный на свете.

Одну или две песенки В.Т. записал в свои «Толстые тетради».

Я приходила к нему иногда, приносила еду, как он просил, следов уборки не было, зато были следы хищений: пропала пишущая машинка, книги, часть бумаг из архива.

Хорошо, что в это время самое ценное было уже в ЦГАЛИ, а перед отъездом в интернат В.Т. отдал и все остальное. Но лакуны в архиве есть: как теперь ясно, трудились не только сотрудники КГБ, но и «друзья».

Перед своей смертью Ю.А. Шрейдер принес в РГАЛИ чемодан рукописей В.Т. (маш. экземпляр) и всю свою переписку с В.Т. А инкогнито офицер КГБ передал часть архива В.Т. в Вологодскую картинную галерею. Эти части архива присоединены к фонду В. Шаламова в РГАЛИ.

Варлам Тихонович очень похож на все, что он писал — прозу, стихи, письма. Он прав, когда говорил, что он «летописец своей души». Здесь, в его письмах, тоже часть его глубокой, неисчерпаемой души. Я надеюсь, что он одобрил бы публикацию нашей переписки.

1966 — 1978[379]

Переписка с Уманской С.М

С.М. Уманская — В.Т. Шаламову

Уважаемый Варлам Тихонович!

Мне сообщили, что Вы написали воспоминания о Колыме. В одной из глав (под названием «Вейсманист») Вы рассказываете о патологоанатоме Уманском, который составил картотеку родственных слов из 20 языков. Я пыталась в наших библиотеках разыскать Ваши воспоминания, но поиски не увенчались успехом. Хотела сама просмотреть летопись журнальных статей, но областную библиотеку закрыли надолго на ремонт. Хотя Курган — областной город, но трудно найти все журналы. Думаю, что поэтому мои попытки не увенчались успехом. У нас в семье было 9 человек. Самый старший брат — Яков Михайлович — был долгие годы в Колыме. Когда он получил право ее покинуть, он скоропостижно скончался. Я — его сестра — самая младшая в семье. Мне мало довелось с ним встречаться. Но по рассказам я знаю, что брат был очень образованным человеком, знавшим много языков. Мне очень хотелось бы прочитать Ваши воспоминания, ибо я уверена, что Вы писали в них о моем брате — человеке очень трудной судьбы.