Им пришлось проходить мимо маленькой дрянной гостиницы «Кривая лошадь» – той самой, где останавливался сэр Перси Блейкни. Дерулед узнал ее и невольно подумал о своем друге.

– Стой! – внезапно раздалась громкая команда. Конвой остановился. В темноте брякнули ружья – уж не собираются ли стрелять?

– За мной, Дерулед! С вами Рыцарь Алого Первоцвета! – послышался возглас, а вслед за тем чья-то сильная рука сбросила и погасила соседний фонарь.

Дерулед и Жюльетта почувствовали, что их толкают в ближайшую дверь, тогда как голос сэра Перси раздавался еще на улице.

Послышался шум борьбы, сопровождавшейся здоровой английской бранью, благодаря которой Жюльетта и Дерулед поняли, в чем дело.

– Молодчина Тони! Черт возьми! Чисто сделано, Фоулкс!

Двое гвардейцев из отряда Сантерра лежали без движения на земле, а трое других связывали их веревками.

– Что, друг Дерулед? Вы не ожидали, что я привезу мадемуазель де Марни в такую проклятую нору? – И высокая широкоплечая фигура якобинского оратора, кровожадного гражданина Ленуара, предстала перед пораженными Жюльеттой и Деруледом. – Тысяча извинений, мадемуазель, что пришлось заставить вас пережить столько ужасов, но это был единственный способ спасти вас. Теперь вы среди друзей.

– Блейкни… – начал Дерулед.

– Тише! Не забывайте, что мы в Париже, и еще не известно, как из него выберемся. Клянусь всеми дьяволами, моему другу Тенвилю не очень-то понравится, что гражданин Ленуар натянул нос гражданам депутатам.

Все пошли в темную узкую комнату нижнего этажа.

Блейкни громко позвал Брогара, содержателя гостиницы.

– Где вы изволите скрываться? – обратился он к лебезившему перед ним Брогару, в карманах которого позвякивало английское золото. – Живо веревку для солдат! Внести их и влить им в глотки то, что я велел приготовить. Проклятие! Лучше бы с ними не связываться, но иначе этот дьявол Сантерр не поверил бы нам. Впрочем, большого вреда не будет от этого ни гвардейцам, ни нам.

Связанных внесли, и на улице водворилась полная тишина.

– Итак, друзья, сегодня мы должны выбраться из Парижа, – продолжал Блейкни, – или все угодим на гильотину.

Хотя сэр Перси говорил весело, но в его голосе звучала тревожная нотка, и его друзья, понимая, что опасность далеко не миновала, готовы были беспрекословно повиноваться ему. Лорд Энтони Дьюхерст, сэр Эндрю Фоулкс и лорд Гастингс великолепно исполнили свои роли. Лорд Гастингс сообщил приказ Сантерру, и все трое по команде сэра Перси обезоружили национальных гвардейцев.

– Мадемуазель де Марни, – обратился Блейкни к Жюльетте, – позвольте проводить вас в комнату, которая хоть и плохонькая, но все же в ней вы сможете немного отдохнуть, а пока мы побеседуем о дальнейшем с нашим другом Деруледом. В комнате вы найдете платье, которое попрошу надеть как можно скорее. Это гадкие тряпки, но ваша и наша жизни зависят от вашего содействия. – Поцеловав кончики пальцев Жюльетты, он открыл перед ней дверь в соседнюю комнату и, когда она скрылась, повернулся к товарищам: – Вот целые узлы всякого тряпья. Мы все должны составить банду самых настоящих санкюлотов.

Через десять минут все было готово, и четыре грязных, жалких тела предстали перед своим предводителем.

– Прекрасно! – с восхищением воскликнул Блейкни.

В эту минуту из соседней комнаты появилось какое-то ужасное подобие женщины, и приветствовали ее крики восторга. В дверях стояла настоящая оборванка «вязальщица», с удачно загримированным лицом, с прядями седых волос, выбивавшихся из-под грязного чепца. Сознавая всю важность своей роли, Жюльетта не пожалела своего хорошенького личика. Хорош был и Дерулед – босой, в потертых штанах и рваной блузе.

– Все мы смешаемся с толпой и будем делать все то, что делает она, – обратился сэр Перси к новоиспеченным санкюлотам. – Вы, мадемуазель де Марни, ни под каким видом не отпускайте руки Деруледа. Это, кажется, нетрудная обязанность? – прибавил он со своей обычной добродушной улыбкой. – А вы, Дерулед, будете заботиться о мадемуазель Жюльетте, пока мы не покинем Парижа. Помните, мы можем находить друг друга по трижды повторенному крику морской чайки. Итак, вперед, вон из Парижа, и помогай всем нам Бог!

– Мы готовы, – проговорил Дерулед, беря Жюльетту за руку. – И Бог да благословит славного Рыцаря Алого Первоцвета.

Нетрудно было угадать, куда направилась толпа: крики и гиканье раздавались с самого отдаленного берега реки. До прибытия подкрепления Сантерру так и не удалось удержать мятежников, которые в конце концов прорвали цепь солдат и обступили… пустую тележку.

– Они уже в Тампле! – со злорадным торжеством кричал Сантерр, забавляясь общим недоумением.

В эту минуту Сантерру грозила серьезная опасность, так как гнев обманутой черни готов был обрушиться на него и на его отряд, но вдруг в толпе раздался громкий призыв:

– В Тампль! В Тампль!

Не прошло двух минут, как вся местность по соседству со зданием суда очистилась от народа, устремившегося к улице Тампль с криками «На фонарь их, на фонарь!».

Сэр Перси со своими санкюлотами нашел ближайшие улицы совсем пустыми, только несколько бунтовщиков, отделившись от толпы, измученные и промокшие, возвращались по домам. Маленькая группа санкюлотов не привлекала ничьего внимания, и сэр Перси храбро обращался к прохожим с вопросами:

– Эй, гражданин, как пройти на улицу Тампль? Что, гражданка, уже повесили этих изменников?

На эти вопросы обыкновенно отвечали только бранью, и никто не обращал внимания ни на «Ленуара», ни на его друзей.

На одном из перекрестков Блейкни обратился к своим спутникам:

– Мы приближаемся к толпе, старайтесь проникнуть в самую глубь ее, за тюрьмой мы опять сойдемся. Помните крик морской чайки.

И он исчез в тумане.

– Вы не боитесь, дорогая? – обратился к своей спутнице Дерулед.

– Нет, пока вы со мной, – ответила Жюльетта.

Через несколько минут они присоединились к ревущей толпе, горя страстным желанием жизни и свободы. Они также пели и кричали, стараясь ничем не отличаться от других.

Когда трое англичан, Дерулед и Жюльетта вышли на площадь перед Тамплем, где-то в стороне послышался пронзительный крик морской чайки, затем в толпе чей-то резкий голос закричал:

– Будь я проклят, если арестованные действительно уже в Тампле! Граждане, нас опять провели!

Это предложение не замедлило найти себе сторонников и было встречено с дикой яростью, толпа буквально обрушилась на громадную мрачную тюрьму. Казалось, что страшный день 14 июля 1789 года повторится и что Тампль разделит судьбу Бастилии. Передовая часть толпы уже достигла портика и, громко крича, требовала смотрителя тюрьмы. Никто не появлялся. Положение становилось опасным.

– Черт возьми, – кричал во всю глотку тот же пронзительный голос, – их нет в Тампле! Им позволили бежать и теперь боятся народного гнева!

Эта новая мысль была также успешно воспринята толпой.

– Арестованные бежали! Арестованные бежали! – подхватили голоса с новым озлоблением.

– И вероятно, уже успели перебраться за заставу! – снова подсказал тот же самый голос.

– К заставе! К заставе! – вопила чернь.

Как табун диких лошадей, понеслась она по городу, не отдавая себе отчета в своих действиях, почти забыв о первоначальной причине своего гнева. Англичане, Дерулед и Жюль етта не пристали к бегущим, бросившимся кто куда. С восточной стороны раздался крик чайки, и маленькая группа санкюлотов направилась туда, откуда доносился призыв ее вождя. Огромная толпа собралась уже у Менильмонтанской заставы, за которой лежит кладбище Пер-Лашез. К этой толпе и присоединились переряженные беглецы.

Ворота Парижа охранялись отрядами национальных гвардейцев, во главе каждого стоял офицер. Но что это могло значить в сравнении с такой могучей толпой? У каждой из парижских застав собралась теперь по крайней мере пятитысячная толпа, осадившая охрану и с криками «Четырнадцатого июля!» требовавшая, чтобы открыли заставу.