Эти слова произвели на расстроенного Джеллибэнда самое благоприятное впечатление: он весь просиял, и его подозрения разъяснились.

– Итак, Шовелен еще в Дувре и находится в таком же положении, как и мы с вами, – сказал сэр Эндрю, когда они остались одни.

– Вы забываете, что он мог выехать до начала бури.

– Что же, дай Бог! Потому что в этом случае его, конечно, отнесло уже в открытый океан, и он лежит где-нибудь на дне морском. Но не будем основывать свои надежды на неудачах этого ловкого проныры: он не уехал. Шкиперы на берегу говорили мне, что несколько часов назад какой-то иностранец справлялся относительно возможности переезда во Францию. Как вы думаете, не пойти ли мне сейчас к нему и просто-напросто проткнуть шпагой? Этим путем мы сразу вышли бы из затруднений.

– Не шутите этим, сэр Эндрю! Признаюсь, мне и самой приходила в голову мысль о смерти этого беспощадного врага. Но в то время как моя дорогая Франция поощряет массовую резню во имя равенства и братства, Англия, к сожалению, строго преследует убийц, английские законы сурово карают их.

Сэр Эндрю настоял, чтобы Маргарита поужинала, и она покорно старалась есть и пить. Его влюбленное сердце чувствовало, что разговоры о муже в настоящее время для Маргариты бальзам на болящую рану, и он старался развлекать ее рассказами о смелых подвигах предводителя Лиги, о его хладнокровии и неиссякаемой изобретательности. Маргарита слушала с нескрываемым восторгом и даже от души смеялась, когда сэр Эндрю рассказывал об остроумных переодеваниях Блейкни, которому в этих случаях часто мешал его высокий рост.

Они очень поздно разошлись по своим комнатам, но Маргарита все-таки не могла спать. Буря все еще не унималась, море по-прежнему ревело. Где-то теперь Перси? Конечно, «Мечта» – надежная яхта, а Бриггз – старый опытный моряк, притом и сам Перси умеет справляться со своим утлым судном, как заправский шкипер. И все-таки невольный страх закрадывался в сердце Маргариты, когда до ее слуха особенно явственно доносился грозный шум валов.

Когда мы счастливы, однообразный шум моря, безостановочно стремящегося в бесконечные дали, гармонирует с нашими думами, и мы можем спокойно любоваться беспредельным водным пространством, но когда сердце полно заботы или печали, он еще удваивает грусть, потому что в нем всегда звучит унылая безнадежность, непонятная для слуха счастливых и напоминающая о ничтожестве земных радостей.

Кале

Все на свете в конце концов проходит, прошла и эта томительная, бессонная ночь. Маргарита рано спустилась в зал, готовясь услышать о новых затруднениях и препятствиях. Сэр Эндрю уже успел побывать на Адмиралтейской дамбе, где узнал, что ни одно судно не выходило из Дувра, так как буря продолжала бушевать. Вода стояла очень низко. Если ветер не переменится или не спадет, им придется ждать следующего прилива, то есть по крайней мере еще десять часов.

Маргарита изнывала от тоски, сэр Эндрю старался не выказывать своего нетерпения, но она видела, что он страшно тяготится вынужденным бездействием.

Так прошел целый день, который Фоулкс и леди Блейкни безвыходно провели в маленькой уютной комнате позади зала. Салли подавала им туда обед и чай, ни в зал, ни за пределы гостиницы они не выходили, боясь встречи с Шовеленом. Джеллибэнд позаботился, чтобы люди и лошади леди Блейкни не привлекали ничьего внимания.

Наконец настал желанный момент: нашелся шкипер, согласившийся доставить их во Францию, как только вода дойдет до известной высоты, и в пять часов второго дня Маргарита под густой вуалью сошла на пристань, сопровождаемая своим «слугою».

Ветер был еще очень свежим, когда шхуна с надувшимися парусами легко понеслась по водам Ла-Манша. Часы шли за часами. Наконец в дымке вечернего тумана обрисовались берега Франции, замелькали огни на берегу, путешествие кончилось.

Триста миль отделяли Кале от Парижа, но уже и здесь все мужчины носили красные шляпы с трехцветными кокардами. Настроение было не из приятных: вместо обычного веселья, присущего людным французским портам, Маргарита заметила на лицах печать подозрительности, недоверия и уныния: каждый боялся обвинения в шпионаже или в симпатии к аристократам. Всякое неосторожное слово могло привести на эшафот.

Постоянные торговые сношения с Англией приучили жителей Кале видеть у себя на улицах английских купцов, английские контрабандисты были желанными гостями во всех тавернах Кале и Булони. На Маргариту и сэра Эндрю смотрели довольно подозрительно ввиду того, что они сильно смахивали на презренных аристократов.

Фоулкс повел свою спутницу по узким грязным улицам, направляясь к жалкой гостинице «Серая кошка», где у сэра Перси бывали свидания с эмигрантами. Улицы были совершенно темны, лишь тут и там тянулись через дорогу полосы света, падавшего из окон. Идти по грязи было трудно, Маргарита поминутно попадала в лужи, ее тонкие башмачки быстро промокли, но она помнила, что через несколько часов, может быть, минут увидит мужа, а потому храбро шла по грязи.

Гостиница «Серая кошка» отстояла не особенно далеко от берега, так что до слуха путников все время доносился шум прибоя. Вероятно, эта близость к морю играла не последнюю роль в выборе сэром Перси пристанища, так как удобствами гостиница не могла похвалиться.

Сэр Эндрю энергично постучал в дверь, за нею немедленно послышались голоса, но она не отворилась и никто не вышел на стук. Он изо всей силы заколотил в нее кулаками, только тогда звякнул замок, и на пороге появился хозяин, пожилой, коренастый мужчина с лицом типичного крестьянина, одетый в синюю блузу, поношенные синие штаны и деревянные башмаки. На голове его красовался неизбежный колпак с трехцветной кокардой, свидетельством его политических воззрений. Он недоверчиво осмотрел путников с ног до головы и довольно явственно промычал: «Проклятые англичане!» – но все-таки посторонился, давая им дорогу, помня, что у этих «проклятых» карманы всегда туго набиты золотом.

Маргарита вошла и брезгливо огляделась. С грязных стен свешивались кусками оборванные обои, в комнате не было ни одного целого стула, угол хромого стола подпирался вместо ножки неуклюжим обрубком дерева. В боковой стене комнаты довольно высоко над полом виднелось какое-то подобие чердака, завешенное клетчатой занавеской. На голых стенах крупными буквами было начертано углем: «Свобода, равенство и братство». Все это неуютное грязное жилище, освещенное единственной масляной лампой, имело необыкновенно унылый и неприветливый вид и произвело на Маргариту удручающее впечатление.

– Английская путешественница, гражданин, – сказал сэр Эндрю, указывая хозяину на свою спутницу.

– Бог мой, какое ужасное место! – сказала Маргарита, зажимая надушенным носовым платком свой чувствительный носик. – Неужели здесь?

– Здесь, дорогая леди, – ответил сэр Эндрю, вытирая для нее стул.

– Место действительно скверное, вряд ли найдется что-либо хуже.

Впустив гостей, Брогар, хозяин гостиницы «Серая кошка», перестал обращать на них внимание: свободному гражданину не подобает быть слишком любезным с посетителями, особенно если они хорошо одеты. У камина сидела какая-то закутанная в тряпье фигура и что-то бормотала себе под нос, старательно размешивая суп, кипящий в котелке над огнем. От кушанья разносился довольно заманчивый запах.

– Эй, гражданин, послушайте! – окликнул сэр Эндрю хозяина. – Что это гражданка варит там, в котелке? Моя госпожа очень голодна и желала бы закусить.

– У-у, проклятые аристократы! – как заученный урок, повторил Брогар, но, хотя и неохотно, все-таки направился к шкафу с посудой и вынул оловянную миску и молча протянул ее своей жене.

Она сняла котелок с огня и вылила суп в миску.

– Надеюсь, суп окажется съедобным, – сказал Фоулкс. – Порядочное вино мы также, вероятно, получим: живут они здесь грязно, но едят большей частью сносно.

– Что касается меня, то я совершенно не хочу есть, не беспокойтесь обо мне, – сказала Маргарита. – До еды ли тут!