Впереди нас ожидала суровая в северном Казахстане зима, и первым делом надо было позаботиться о топливе.
Но прежде расскажу, почему в Уштобе было много дешевого риса. Здесь жили сосланные с Дальнего Востока корейцы. Поначалу я не понял, что люди, имеющие сугубо азиатский облик — узкие раскосые глаза, смуглый цвет кожи, принадлежат к разным нациям, казахи и корейцы — для моего «европейского» взгляда были вроде одинаковы. Пожив среди них, я вскоре узнал, что кроме внешнего облика у них нет ничего сходного. Казахи, бывшие кочевники, к тому времени сохраняли, по крайней мере в селах, свой обычный образ жизни. Жили они в юртах или в глинобитных домах, земляной пол покрывался кошмами. Казахи разводили быстроногих малопродуктивных коров, и не так давно стали сеять пшеницу на поливных землях. Однако нивы были плохо ухожены и неурожайны. Выезжали они на свои поля довольно поздно и зачастую верхом на коровах, число которых было в Уштобе невелико.
Корейцы жили в аккуратных домах, где пол покрывала циновка. Топили они печку «кан», трубы от которой были проложены под полом таким образом, что все тепло оставалось в доме. Теплый пол был для них и кроватью, поэтому обувь оставлялась при входе. От мала до велика корейцы целыми днями были чем-то заняты.
Как-то на рассвете меня разбудил шум работающего движка. Долго, наверно в течение часов двух, я слышал мерные непрерывные удары. Каково же было мое удивление, когда, выйдя из дому, я обнаружил кореянку, которая сидя на корточках у полыньи протекающего мимо канала с ребенком, привязанным за спиной, стирала белье. Процедура была такая — белье лежало слева, полынья справа. Брала она белье левой рукой и клала на лежащий перед ней плоский камень, в то время правой рукой, в которой была палка, она била по белью, затем палка перекладывалась, без перерыва в темпе ударов в левую руку, а правой она черпала воду из полыньи и плескала на белье.
Когда сейчас говорят о корейском чуде, поставившем Южную Корею в первую десятку наиболее развитых стран, я вспоминаю эту няню-прачку. Корейцы поражали меня постоянно. Вскоре выяснилось, для отопления существовало три горючих материала, если не считать каменного угля, который давался в ограниченном количестве и только рабочим депо. Это была солома, которую выдавали из колхоза «Кожбан» казахам и некоторым местным чиновникам, и остатки каменного угля, который собирали наиболее немощные эвакуированные дети и старые люди в том месте, где очищались колосники паровозов. Эти люди возле путей, словно муравьи, облепляли кучи золы, и рылись в ней в поисках несгоревших кусочков угля. Когда подъезжал очередной паровоз, они как бы замирали на старте, а потом бросались на горячую золу, с ожесточением расталкивая друг друга. Добытчики лазили перед паровозом по шпалам, и машинисту приходилось долго свистеть и ругаться, отгонять их с путей, чтобы поспеть к рейсу.
Но главным топливом в Уштобе, да и по всему северному Казахстану был курай — смолистая степная трава с довольно толстым корнем. Возле поселка весь курай был выбит из земли тяпками, и поэтому нам приходилось ходить за ним три-четыре километра. Самым тяжелым делом было тащить курай домой. Поначалу я, как носильщик на вокзале, связывал две кучи, перебрасывал их на ремне через плечо и с большим трудом волок домой. Однажды утром я увидел едущий навстречу по дороге воз. Этим «возом» оказался старичок кореец с палочкой и трубкой во рту, легко несший за плечами курай. Так я научился без особого труда транспортировать топливо.
Нарубив и по-особому связав огромный тюк курая, я ложился на него спиной и продевал руки в лямки, потом переворачивался, вставал на четвереньки, а затем на ноги. Таким образом за один раз притаскивал домой килограммов пятьдесят. Спасибо умницам корейцам!
Саша кормила Мишеньку и, конечно же, вместе со мной старалась обеспечить семью топливом. Весной я узнал еще одну исключительную способность корейцев — они были необычайными мастерами по выращиванию риса огородных культур. По-видимому, это какая-то генетическая способность сооружать горизонтальные рисовые чеки таким образом, что каждый последующий был чуть ниже предыдущего. Вода особым каналом доставлялась на самый высокий уровень, затем открывалась перемычка и вода переливалась в следующий. Корейские огороды поначалу были солончаками, но они каким-то непостижимым способом умудрялись культивировать эту бесплодную почву, устраивать ровненькие гряды, где не было ни одного комка. Вода, пущенная в такой огород, разливалась между грядками ровным слоем. Корейцы выращивали редиски длиной в 10 сантиметров, репу цилиндрической формы серо-зеленого цвета с белыми концами, салат и иную всякую всячину. Трудолюбивые и щедрые люди корейцы делали сносной жизнь эвакуированных соседей.
Не знаю, как бы мы жили, если бы не моя теща Анна Васильевна. Где-то она отыскала дикорастущий хмель, на отрубях-отсевах муки делала хмельные дрожжи и пекла хлеб. Причем, как оказалось, в хлеб можно было добавлять толченые картофельные очистки. Часть хлеба я продавал на базаре для приобретения других продуктов.
Моя зарплата физрука в ФЗО была, конечно, чисто символической и мы, как и наиболее шустрые эвакуированные, стали встречать поезда и перепродавать купленный у корейцев рис. Милиция ловила спекулянтов, но, получив свою долю невеликого прибытка, отпускала. Много было жульничества и со стороны продавцов, и со стороны покупателей. Продавцы подмачивали рис, который может вобрать много влаги и внешне не измениться, покупатели же норовили обсчитать или вовсе не платить денег. Одним словом, «хочешь жить — умей вертеться». На базаре часто буйствовали пьяные раненые бойцы, собираясь в группы и наводя страх на базарную публику.
Зимой в Уштобе привезли человек пятьдесят зеков-доходяг, списанных из лагерей ГУЛАГ а. Это были инвалиды, жалкие, одетые в лохмотья. Они собирались у сельсовета. Их обещали разобрать по колхозам, но никто их не принял. Дня через два списанных каторжан увезли на расчистку занесенных вьюгой железнодорожных путей. Тут поднялся сильный ветер, и пути до места, где работали эти несчастные, замело. Там их и схоронили вместе в одной яме.
Весной в колхозе «Кожбан» выделили участки под огороды для ФЗО и МТС. И тут опять нас выручил крестьянский опыт моей тещи. Мы вскопали и засадили соток шесть картошкой, кукурузой, помидорами, дынями и арбузами. Огород нужно было поливать, мираб давал воду только за водку. За своими полями казахи-колхозники ухаживали плохо. Некоторые участки заливали, а другие оставались без воды. Урожай получился жалкий. После обмолота по ночам весь хлеб растаскивали. Председателя наказывали, но людям надо было жить, воровство оставалось едва ли не единственным способом выжить.
Однако я опять забежал вперед. Пока нива колосилась, наш огород радовал глаз, но требовал присмотра. К тому времени у меня вышел конфликт с капитаном-инспектором по поводу штыкового боя, о котором я уже рассказывал. Я решил стать ночным сторожем. Только будущий урожай мог нас поддержать в дальнейшем.
С рабочими МТС я заключил договор, по которому они должны были за мой труд расплатиться натурой — частью урожая, картошкой, кукурузой и пр. Я соорудил себе шалаш из камыша и стал жить на огороде. Дел было много, необходимо было поливать, окучивать, полоть. Еды было вдоволь — каша из зерен созревающей пшеницы, молодая картошка, молоко, которое я покупал на ферме… Время от времени доводилось лакомиться и рыбой, во множестве водившейся в реке Каратал, которую мне приходилось каждый раз переплывать, когда я из Уштобе направлялся сторожить огороды. Однажды мне даже довелось помочь рыбакам высвободить сеть, зацепившуюся за корягу топляка — пропитавшегося водой и затонувшего дерева, за что мне дали несколько рыбин.
Я и не подозревал, какие напасти могут ожидать земледельца. Однажды, возвращаясь на огород, я увидел, что ботва картошки покрыта множеством красных жучков. На многих кустиках листва была уже съедена, осталась одна будылья — были опустошены целые грядки. Я бегом бросился в сельсовет к агроному. Он дал мне потрясающий совет: нужно стряхивать жучков на землю и засыпать их землей, еще лучше класть их в банки с керосином. Я понял, что наша картошка обречена и ничем помочь нельзя. В полном расстройстве я возвращался к огороду, будучи уверенным, что все наши труды пропали даром. Подходя к огороду, я обратил внимание на тучи птиц и как-то не связал их со своим несчастьем… Мои милые птицы уничтожили всех жучков, произошло чудо, которое я потом не смог объяснить никому из моих нанимателей: наша картошка осталась неповрежденной, тогда как все остальные грядки были в той или иной степени изъедены колорадскими жучками. Конечно, никакого вознаграждения частью урожая я не получил.
