1. 8. 44. Вторник.
[…] 3/4 луны. Ходили бросать письмо о. Киприану4 — послал ему «Балладу».
Возле «Helios» на часах немец и русский пленный, «студент» Колесников. Поговорили. На прощанье немец крепко пожал мне руку.
3. 8.
5 алертов за день. Полнолуние.
Черчилль вчера сказал, что война кончится не позднее октября. Посмотрим.
10. 8. 44. Четверг.
[…] Вчера перечитывал (давно не читал) «Вост. повести» Лермонтова: «Измаил Бей», «Ангел смерти» и т. д. Соверш. детский, убогий вздор, но с замечательными проблесками. […]
12. 8. 44. Суб.
Два алерта. Первый в 11 ч. утра. Испытал впервые настоящий страх — ударили близко, в Mallose'e, потом на холмы против Жоржа — и тотчас начались пожары.
Прекр., уже оч. жаркий день.
15. 8. 44. Вторник. Успение.
Спал с перерывами, тревожно — все гудели авионы. С седьмого часа утра началось ужасающее буханье за Эстерелем, длившееся до полдня и после. В первом часу радио: началась высадка союзников возле Фрежюса. Неописуемое волнение!
18. 8. 44. Пятн.
Взяли La Napoul (возле Cannes). Все время можно различить в море 6 больш. судов. То и дело глухой грохот орудий.
25. 8. 44. Пятница.
Все та же погода — жарко, сухо, жаркий ветер с востока, море все время в светлом белесом тумане.
День 23-го был удивительный: радио в 2 часа восторженно орало, что 50 тысяч партизан вместе с населением Парижа взяли Париж.
Вечером немцы [стали. — М. Г.] взрывать что-то свое (снаряды?) в Грассе, потом на холмах против Жоржа начались взрывы в мелком лесу — треск, пальба, взлеты бенгальск. огней — и продолжались часа полтора. Сумерки были сумрачные, мы долго, долго смотрели на это страшное и великолепн. зрелище с замиранием сердца [2 неразборчиво написанных слова. — М. Г.]. Ясно, что немцы бегут из Грасса!
На рассвете 24-го вошли в Грасс американцы. Необыкновенное утро! Свобода после стольких лет каторги!
Днем ходил в город — ликование неописуемое. Множество американцев.
Взяты Cannes.
Нынче опять ходил в город. Толпа, везде пьют (уже все, что угодно), пляски, музыка — видел в «Эстерели» нечто отчаянное — наши девчонки с америк. солдатами (все больше летчики).
В Париже опять были битвы, — наконец, совсем освобожден. Туда прибыл Де Голль.
Румыния сдалась и объявила войну Германии. Антонеску арестован. Болгария просит мира.
«Федя» бежал от немцев за двое суток до прихода американца, все время лежал в кустах, недалеко от пекарни, где он работал (по дороге в St. Jaques).
[Из записей Веры Николаевны:]
24 августа.
[…] Была в городе. Полное оживление. Все нарядные, у всех национальные ленточки, банты, пояса. Все рады. В мэрии арестованные. Перед воротами толпа, то и дело проходят высокие, худые канадцы в соломенных шляпах, некоторые в шлемах. […] В мэрии, где раньше была полиция, стригут, оболванивают женщин, работавших с немцами. В толпе говорят, что их будут выводить и показывать толпе. […] Я прошла в Собор помолиться Маленькой Терезе, поблагодарить за спасение нас от возможных несчастий. На нижнем базаре разгромлена парикмахерская — все вдребезги. Первый раз видела погром. А у моей шляпницы — оказывается, она была за немцев, — в магазине окна выбиты, ничего не оставлено. Хозяева бежали с немцами, они итальянцы.
27-го августа.
[…] Леня видел, как толпа вела женщин в одних штанах и нагрудниках, били по голове винтовкой […] будто бы за то, что путались с немцами. Слава Богу, американские власти запретили публичное издевательство. […]
По радио слышали ликование в Париже, крики, марсельезу. А когда получим вести? И какие? Бился весь Париж. […]
[Бунин:]
26. 8. 44. Суб.
Все та же погода. Вчера весь вечер и нынче ночью грохот где-то возле Cannes.
3 часа. Все небо над Ниццей в густом желтоватом дыму — д. б. горят Cagnes, St. Laurent.
27. 8. Воскр.
Жарко. Гул авионов над нами.
[В. Н. записывает 29-го августа:]
[…] В Париже образован корпус для расследования о сотрудничестве с немцами. Вот будет разделение на овец и козлищ. […] Ян сказал: — «Все же, если бы немцы заняли Москву и Петербург, и мне предложили бы туда ехать, дав самые лучшие условия, — я отказался бы. Я не мог бы видеть Москву под владычеством немцев, видеть, как они там командуют. Я могу многое ненавидеть и в России, и в русском народе, но и многое любить, чтить ее святость. Но чтобы иностранцы там командовали — нет, этого не потерпел бы!» […]
[Бунин:]
30. 8. Среда.
Был у Кл[ягина]. Там сказали, что взята Ницца. То же сказал Бахрак, вернувшийся из города. «Говорят, Ницца сошла с ума от радости, тонет в шампанском».
31. 8. Четв.
Все дни так жарко, что хожу полуголый. Оч. душно по ночам.
Перечитываю Гоголя — том, где «Рим», «Портрет»… Нестерпимое «плетение словес», бесконечные периоды. «Портрет» нечто соверш. мертвое, головное. Начало «Носа» патологически гадко — нос в горячем хлебе! «Рим» — задыхаешься от литературности и напыщенности…
А может быть я еще побываю в Риме до смерти? Господи, если бы!
3. 9. 44. Воскр.
Союзники уже в Бельгии. Финны сдаются.
Прекрасный день, райские виды. И опять — та осень!
4. 9.
[…] Нынче в 8 утра прекращены воен. действия между финнами и русскими. Взят Брюссель. Вошли в Голландию.
5. 9. Вечер.
Россия объявила войну Болгарии. День был прохл.
[Из записей В. Н.:]
9 сентября.
[…] Наших солдат5 — 15 человек — увезли на грузовике в Кастеляну. В 4 ч. они проезжали мимо нас. Забежали. Леня вынес им 3 бутылки вина. Когда я подбежала, они уже были опять на грузовике — оживленные, взволнованные. Я их перекрестила. Уехали они в штаб партизанов-коммунистов. […]
11 сентября.
[…] В Ницце арестовали и расстреляли еще двух русских. […] Арестован еще наш продавец картофеля — у него нашли много миллионов.
23 сентября.
[…] Премия Нобеля по медицине будет в этом году присуждена профессору Ал. Флеминг, за открытие пенициллина. Что это такое?
[Бунин:]
7. 10. 44. Суб.
Сентябрь был плохой. Вчера и нынче буря, ливни, холод, да такой, что нынче вечером повесил на окна занавески.
Уже давно, давно все мои былые радости стали для меня мукой воспоминаний!
Пошлый Леон Додэ — еще раз пересмотрел его романы.
[Из записей В. Н.:]
30 сент./13 окт.
[…] Кажется, зимовать придется здесь, а это очень тяжело. […]
[Бунин:]
Полночь с 22 на 23 окт. 44.
Роковой день мой — уже 75-й год пойдет мне завтра. Спаси, Господи.
Завтра в 8 утра уезжает Бахрак, проживший у нас 4 года. 4 года прошло!
Холодная ночь, блеск синего Ориона. И скоро я никогда уже не буду этого видеть. Приговоренный к казни.
[Из записей В. Н.:]
