Петр Николаевич и Милица Николаевна низко поклонились всем и «отбыли во внутренние покои». […] Петр Николаевич, который совсем не похож на Николая Николаевича, очень похож на Александра II, был очень взволнован, то и дело вынимал носовой платок.
Когда мы вышли за ворота, то розовые снега на горах поразили нас красотой. День был изумительно прекрасный. Мы отправились пешком до площади, где автобусы. Сели. Много русских2. […]
8 января.
[…] День обещал быть тоскливым, нудным. И вдруг Георгий Иванов3. Приходу его были рады, ведь давно не видали знакомых.
Они завтра уезжают. Жили у Винтерфельда. Будто у Одоевцевой плеврит. […] Поболтать было приятно. Он пишет роман, она пишет роман. Он завидует нашей жизни, но она не может жить нигде, кроме Парижа. […] Едва выжила месяц в Бретани. […] О Ходасевиче он сказал: он умен до известной высоты, и очень умен, но зато выше этой высоты, он ничего не понимает. […]
9 января.
[…] Письмо от З. Н. [Гиппиус. — М. Г.]: Чехи прекратили пособия — это минус 380 фр. […] О французах ничего не известно. В Зеленой Лампе З. Н. читала об эмиграции. […]
Ян все не придет в себя, все волнуется. Смерть Ник. Ник. выбила его из рабочей колеи. […]
17 января.
[…] Ян очень волнуется, как и чем будем жить. После смерти Ник. Ник. он бросил писать.
20 января.
[…] Ян вспомнил, что в день смерти Эртеля он отправился в анатомический театр, и груды кусков тела, трупы уничтожили у него страх смерти. Долго опять говорили об Эртеле. Ян хочет сегодня начать писать о нем. Как он мало оценен. О его личности никто ничего не знает.
Ян сказал: «Не нужно было ездить на панихиду по Ник. Ник. До сих пор не могу успокоиться». И правда […] его художественное настроение гораздо более хрупко, чем самое тончайшее стекло.
23 января.
[…] Подсчитали — на Бискру денег не хватит. Решено: ночевка в Марселе, потом Дижон, где, если понравится, проживем еще месяц. Это, пожалуй, не глупо.
24 января.
[…] Ян пишет об Эртеле4. […] Пришли 2000 фр. из «Посл. Новостей», […] 3000 фр. от французов. […]
26 января.
Ян плохо спал. Подсчитал: в Дижоне жить нельзя, нельзя в Париж приехать без копейки. Он прав.
Из письма Амфитеатрова5, полученного сегодня: «Знаете ли, мудрено даже выразить мое восхищение этою Вашей вещью: до того она растет из книги в книгу. Недавно в одной итальянской лекции о русской литературе я сказал, что из Вас вырастет русский Гёте, но покуда без „Фауста“, которым, однако, по всей вероятности, станет „Жизнь Арсеньева“. Это было еще до 3-ей книги. Теперь слова мои подтверждаются. […]»
31 января.
[…] В Каннах дали телеграмму Нилусу, что с 18-ого берем квартиру. Пили кофий у англичан. […]
В 5 ч Марсель. Доехали до старого порта, но темно было и того волшебного впечатления, как в ту месячную ночь 18 лет тому назад, не было. […] Решили остановиться. Будет стоить столько же, даже дешевле, чем приехать ночью в Париж, а устанем меньше. […]
1 февраля.
[…] Ночью было крушение поезда на главной магистрали, а потому мы до Валенса ехали окружным путем. […] В Дижон приехали около 8 ч. вечера. Взяли 3 номера вразброд, по 25 фр. Обедали. […] Выпили 3 б. вина, и я чувствую себя так, как давно не чувствовала.
2 февраля.
[…] Купила на вокзале завтрак-коробку, на трех хватило и всего 14 фр. Ехать было очень хорошо. В Париже […] 2 часа ездили, нашли [комнаты. — М. Г.] лишь в International. Вечером у Цетлиных. […]
3 февраля.
[…] М. Ал. [Алданов. — М. Г.] […] как всегда, мил, любезен и пессимистичен. Завтракал он с Деникиным, который уехал из Капбретона из-за Бальмонта: «вечные скандалы, требование вина, пива в 3 часа ночи. А когда предлагали воды, он говорит — Бальмонту воды?! Поэту воды?! — Стыдно было перед французами». […]
4 февраля.
[…] Завтракали у Зайцевых. Встретили по-родственному. Верочка тиха и печальна. Много всяких неприятностей. […]
6 февраля.
Переезжаем на рю дю Бош, где жили Михайловы. Берем пока комнаты. […]
10 февраля.
[…] отправились на вечер евразийцев6. Кое-что узнала нового: Евразийцы за православную Всем[ирную] Церковь. Они открыли Федорова7, философа, библиотекаря Румянцевского музея (с ним переписывался Эртель).
Ильин8 отбивал нападения, что евр[азийцы] близки по духу к большевикам. — Эта близость — веревка на шее удавившегося. Они дети славянофилов. […] Евразийцы прежде всего свободны. Христос принес свободу личности.
Первым говорил Федотов9. […] Вышеславцев10, танцуя, остроумно говорил о марксистской философии, как очень элементарной. […]
11 февраля.
[…] Вечером […] к Зайцевым. Было человек 25. Боря читал «Анну». Я кончила бы на предпоследней главе. […] Мы уехали раньше всех. Верочка была недовольна.
13 февраля.
[…] Потом Яна расспрашивали о «Жизни Арс.». […] он кратко сказал: «Вот молодой человек ездит, все видит, переживает войну, революцию, а затем и большевизм, и приходит к тому, что жизнь выше всего, и тянется к небу». […]
15 февраля.
[…] Предложение вместо вечера «постричь» несколько человек. Не знаю. Но, если бы миновала чаша эта, была бы счастлива и довольна. Мотив: «Нужно сберечь Бунина».
Но общее впечатление очень печальное. Я как-то поняла, что почти никому наш приезд не доставил удовольствия. Пожалуй, пора уйти «под сень струй».
Портит мое настроение и предстоящий вечер. Напрасно мы не пожили в Дижоне. Меньше истратили бы денег и нервы были бы покойнее.
16 февраля.
Был Шмелев. Похудел. Стал тише. О себе говорил в более спокойных тонах. Устроил радио, восхищается. Рассказывал об обеде Гукасова, когда он всех громил. Оказывается, его «панораму» Маковский не хотел печатать, ибо ему «не позволяет редакторская совесть давать такой мрак читателям». Хвалил Бальмонта, восхищался его стихами «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». Бальмонты теперь под Бордо. […]
21 февраля.
Вернулись от Шмелевых, радушно угостили. […] Ив. С. был тих, он увлечен радио. Мы слушали вечерню из Лондона. Решили завести радио и себе. Шмелев рассказывал, как его пороли, веник превращался в мелкие кусочки. О матери он писать не может, а об отце — бесконечно. […]
22 февраля.
Переезжаем. […]
24 февраля.
Приходил прощаться Илюша [Фондаминский. — М. Г.]. Едет с радостью на Бельведер. Был и Алданов и Лоллий Львов. […]
26 февраля.
Вернулись с говорящей фильмы11. Любопытное изобретение. Но человек все больше и больше вытесняется машиной. […]
