– Устал? – спрашивает она.
Я киваю и молчу. Все тело тяжелое, точно ком засохшей грязи: даже руку поднимаю с трудом. Шутка ли – я читал старые сны двенадцать часов подряд. И все-таки голова на удивление ясная. Как библиотекарша и советовала, когда я прочел самый первый сон: я позволил усталости овладеть моим телом, но не мной.
– Лучше б выспалась дома, – говорю я. – Ждать меня до утра никакой нужды не было.
Налив кофе, она протягивает мне чашку.
– Пока ты здесь, я всегда буду рядом.
– Потому что так положено?
– Потому что я сама так решила, – улыбается она. – Да и ты всю ночь искал не кого-нибудь, а меня. Как же я могла куда-нибудь деться?
Я киваю и отхлебываю горячий кофе. Часы на стене показывают восемь пятнадцать.
– Завтрак готовить?
– Не стоит.
– Но ты же со вчерашнего дня ничего не ел.
– Я не хочу есть. Лучше посплю. Разбуди меня через два с половиной часа. А пока буду спать, посиди со мной. Можешь?
– Я смогу все, что ты захочешь, – снова улыбается она.
– Сейчас я хочу именно этого.
Она выносит из соседней комнаты два одеяла и укутывает меня. Я чувствую щекой ее волосы, и мне чудится, что когда-то все это уже случалось со мной. Закрыв глаза, прислушиваюсь: в печке потрескивают угли. Ее ладонь лежит у меня на плече.
– Когда же кончится Зима? – спрашиваю я.
– Не знаю. Сколько длиться Зиме – не знает никто. Но, видно, теперь уже скоро. Этот снегопад, наверно, последний.
Я протягиваю руку и касаюсь пальцами ее щеки. Она закрывает глаза и прижимается к моей ладони.
– Так вот оно какое – тепло моей памяти… – шепчет она.
– И что ты чувствуешь?
– Будто пришла весна.
– Я смогу подарить ее тебе навсегда, – говорю я. – Хотя и не сразу. Но если ты будешь верить – все получится обязательно.
– Я знаю, – шепчет она. И накрывает ладонью мои глаза. – Засыпай…
И я засыпаю.
* * *
Ровно через два с половиной часа она будит меня, и я встаю. Надеваю пальто, шарф, перчатки и шапку. Она молча пьет кофе. Пальто, провисев у печки всю ночь, отлично высохло и нагрелось.
– Присмотришь за аккордеоном? – прошу я.
Она кивает. Берет со стола аккордеон, несколько секунд держит на весу и ставит обратно.
– Не волнуйся, – говорит она. – Конечно, с ним ничего не случится.
* * *
Я выхожу на улицу. Снег почти стих, ветер унялся. Ночная вьюга отбушевала, но мрачные тучи таять не собираются, и я понимаю, очень скоро все опять заметет. Это всего лишь пауза перед новой бурей.
Я перехожу по Западному Мосту на север и вижу, как над Стеной поднимается неизменный пепельный дым. Поначалу слабая струйка уже через пару минут превращается в жирные клубы. На том костре жгут огромное количество мяса. Значит, Страж сейчас в Яблоневом Лесу. Увязая в снегу по колени, я тороплюсь к Сторожке. Город всосал в себя весь окружающий звук. Ветер исчез, даже птицы умолкли. И только шипы на моих ботинках скрежещут по снегу пронзительнее обычного.
В Сторожке ни души. Лишь хозяйская вонь висит в застоявшемся воздухе, да от печки немного веет теплом. Стол завален грязными тарелками, трубками и горками табачного пепла. До блеска заточенные косы, ножи, топоры на стенах лучатся тускло и бело, словно подсвечивая жилище Стража. Все эти трубки и топоры глядят на меня будто бы с молчаливым презрением. Чудится, что вот-вот надо мною нависнет огромная тень, и гигантская ладонь придавит мое плечо.
Сторонясь жутковатого сияния, я снимаю со стены связку ключей, зажимаю в руке и выхожу к воротам на Площадь Теней. Снег почти прекратился. Лишь изредка рывками налетают совсем ослабевший ветер. Пустая площадь засыпана снегом, и следов на ней не видно. Один только ветер осмелился расписать эту пустоту своими призрачными узорами, да сиротливый вяз посередине уснул, закинув ветви в стылое небо. Пейзаж безупречен: совершенное равновесие цветов и линий, все погрузилось в вечный и счастливый сон. Я смотрю и думаю, что, наверное, никогда не смогу забыть своих робких шагов к разрушению Совершенства.
Но на раздумья нет времени. Промедли я сейчас – потом не вернешь ни секунды. Непослушными пальцами пытаюсь подобрать к замку на воротах какой-нибудь из четырех ключей. Что за черт? Ни один не подходит. Холодный пот обжигает ребра. Я точно помню: когда Страж открывал ворота, на связке тоже было четыре ключа. Значит, один должен подойти обязательно.
Я прячу ключи в один карман, свободную руку в другой и с минуту грею заледеневшие пальцы. Затем достаю ключи и пробую все сначала. На третьем ключе замок наконец поддается – и пустую площадь сотрясает оглушительный грохот металла. Как назло – чтобы весь Город услышал. Не вынимая ключа из скважины, я застываю на полминуты и жду. Но никто не прибегает остановить меня. Ни шагов, ни встревоженных голосов. Тишина. Сдвинув створку, я проскальзываю в узкую щель и прикрываю за собой ворота.
Глубокий снег заглатывает мои шаги вязкой пеной. Раздается лишь гулкое чавканье, словно огромный хищник тщательно пережевывает добычу. Оставляя дорожку следов, я огибаю сугроб на скамейке. Пробудившийся вяз злобно смотрит мне в спину. Вдалеке нервно кричит какая-то птица.
В сарайчике дикий холод – куда холодней, чем на улице. Я поднимаю крышку погреба и спускаюсь по хлипкой стремянке в затхлую темноту.
Тень ждет меня, сидя на нарах.
– Мне казалось, ты уже не придешь, – ворчит она, выдыхая облачко пара.
– Я же обещал, – говорю я. – Давай-ка выбираться отсюда. Сил нет терпеть эту вонь.
– Бесполезно, – вздыхает тень. – Я даже по стремянке не поднимусь. Проверено. Можешь смеяться, но у меня не осталось сил. Вчерашняя стужа меня доконала.
– Ерунда. Я тебя вытащу.
Тень качает головой.
– Ну, вытащишь, а дальше что? Бежать-то я все равно не смогу. Это конец. У нас ничего не выйдет.
– Эй, послушай, – напираю я. – Кто из нас это начал? Вот и подбери сопли! Я потащу тебя на спине. Что бы ни случилось – мы должны выбраться отсюда, иначе оба загнемся.
Тень глядит на меня ввалившимися глазами.
– Вон ты как… Ну что ж. Тогда, конечно, попробуем. Хотя и непонятно, сколько ты протянешь со мной на шее в таком снегу…
– Ничего, – говорю я. – По-моему, мы с тобой с самого начала не на пляж собирались.
* * *
Вскинув тень на закорки, я вылезаю из погреба и, подставив плечо, веду ее через площадь к воротам. Холодная черная Стена в мертвой тишине неотрывно следит за каждым нашим движением. Старый вяз, не выдержав, стряхивает лежалый снег и долго грозит нам вслед оголившимися ветвями.
– Ног не чувствую, – жалуется тень на ходу. – В этом чертовом погребе даже ноги размять негде…
Чуть не волоком я втаскиваю тень в Сторожку и на всякий случай вешаю обратно ключи. Если повезет, Страж не сразу заметит, что мы сбежали.
– Куда теперь? – спрашиваю я у тени. Она дрожит у остывшей печки.
– На юг, – отвечает она, – К Омуту.
– К Омуту… – повторяю я машинально. – И что там, у Омута? Дальше куда?
– Дальше Омута – только Омут. Мы прыгнем в него и исчезнем. Наверно, схватим воспаление легких. Но в нашем положении не привередничают.
– А ты знаешь, что там водоворот? Нас утащит в бездну, и мы погибнем.
Тень заходится в кашле.
– Ошибаешься, – говорит она. – В этой самой бездне – единственный выход из Города. Как ни думай, иначе не получится. Омут – это выход. Я понимаю, чего ты боишься. Но сейчас лучше довериться мне. Я ведь и свою жизнь спасаю. Чего мне туда лезть, если нет уверенности? Все остальное я тебе по пути расскажу. Через час-полтора Страж вернется – и скорее всего сразу пустится в погоню. Так что нельзя терять ни минуты.
Перед Сторожкой не видать ни души. Только две цепочки следов бегут по снегу в разные стороны. Одну оставил я сам, когда пришел сюда. Другую – Страж, когда уходил из дома. Рядом с его следами тянутся две колеи от телеги. Я взваливаю тень на спину. Она совсем исхудала и весит чуть не вдвое меньше прежнего, но даже такую поклажу без труда на себе не утащишь. Последнее время я так привык жить без тени, что сам не знаю, сколько выдержу.