– Неплохая мысль, – одобрил я.

– Какая сегодня фирменная рыба? – спросила она у официанта.

– Только что привезли branzino, – ответил тот. – Судака, иначе говоря. Для вас можем запечь его в миндальном соусе.

– О да, пожалуйста! – тут же попросила она.

– И мне тоже, – добавил я. – А вместо гарнира – грибное rizotto[112] со шпинатом.

– А мне – овощное с помидорами.

– Вообще-то, rizotto у нас очень большие… – забеспокоился официант.

– Ничего, – сказал я. – Я со вчерашнего утра ничего не ел, а у нее растяжение желудка.

– Ага, – кивнула она. – Просто не желудок, а черная дыра.

– Как изволите, – сдался официант.

– На десерт – виноградный шербет и лимонное суфле, – добавила она. – А напоследок «эспрессо».

– Тогда и мне то же самое, – попросил я.

Зачитывая вслух наш заказ, бедняга официант дважды переводил дух. Когда он, наконец, удалился, она рассмеялась:

– Ты столько себе заказал… Зачем? Лишь бы от меня не отстать?

– Вот еще, – возразил я. – Я сейчас хоть слона могу съесть, не веришь? Тысячу лет уже так не голодал.

– Это здорово! – похвалила она. – Людям, которые мало едят, я не доверяю. Так и кажется, будто они что-то скрывают. Правда же?

– Не знаю… – пожал я плечами. Я и правда не знал.

– «Не знаю» – твое любимое выражение, да?

Я не знал, что на это ответить, и просто кивнул.

– С чего бы это, а? Почему все твои образы такие неопределенные?

«Не знаю», – чуть не ляпнул я снова, но тут появился официант. С почтительностью придворного костоправа, исцеляющего ножку Его Высочества, откупорил бутылку и разлил вино по бокалам.

– Помнишь Камю, «Постороннего»?[113] Там главный герой все время говорил «я не виноват». Как же его звали-то…

– Мерсо, – подсказал я.

– Точно, Мерсо! Я давно читала, еще в школе… А сегодняшние школьники Камю не читают. Вообще. Я на работе все эти данные обрабатываю, так что знаю. А ты каких писателей любишь?

– Тургенева.

– Ну, Тургенев… Это все-таки не очень великий писатель. Да и старомодный какой-то.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Мне нравится… Флобер тоже неплох. И Томас Гарди.

– А современных совсем не читаешь?

– Иногда. Сомерсета Моэма.

– Считать Моэма современным, – она потянулась к своему бокалу, – это все равно что искать пластинки Бенни Гудмена[114] в музыкальных автоматах.

– Главное, читать интересно, – не сдавался я. – Помню, «Лезвие бритвы» прочел раза три. Пускай и не памятник литературы, зато увлекательно. По-моему, лучше так, чем наоборот.

– М-да… – Она задумалась. – Ну ладно. Рубашка у тебя все равно очень стильная.

– Спасибо, – улыбнулся я. – Ты тоже прекрасно выглядишь.

– Благодарю, – сказала она. На ней было платье из темно-синего бархата с белым кружевным воротничком. На шее – две серебряные цепочки.

– Сразу после твоего звонка пошла домой и переоделась, – объяснила она. – У меня работа от дома в двух шагах. Очень удобно.

– И не говори, – кивнул я. «И правда, удобно!» – хмыкнуло эхо в моей голове.

Принесли закуски. Мы замолчали и накинулись на еду. Каждое блюдо было легким и аппетитным – не к чему придраться. Все продукты свежайшие. Упругие устрицы пахли так, будто их подобрали с морского дна всего минуту назад.

– Как твои дела? – спросила она, вонзая вилку в устрицу. – Разобрался со своими единорогами?

– Пожалуй, – кивнул я, стирая с губ салфеткой чернила каракатицы. – Можно сказать, разобрался.

– И где же ты их нашел?

– Вот здесь, – сказал я и постучал себя пальцем по лбу. – Единороги живут у меня в голове. Целое стадо.

– Это ты в переносном смысле?

– Да нет. Переносить тут нечего и некуда. Они действительно обитают в моем сознании. А кое-кто их обнаружил и рассказал мне их историю.

– Интересно. Какую?

– Да ничего интересного… – Я передал ей блюдо с баклажанами. Она взамен отдала мне корюшку.

– Нет, расскажи! Я правда хочу послушать.

– В общем, у каждого человека в глубине мозга существует нечто вроде ядра, которое он не может ни осознать, ни почувствовать. В моем случае это ядро имеет форму города. По городу течет река, а сам он обнесен высокой кирпичной стеной. Жители города не могут выйти за стену. Это могут только единороги. Единороги вдыхают в себя чувства и воспоминания горожан. Они впитывают человеческое «эго», как промокашка воду, и уносят из города во внешний мир. Поэтому в самом городе нет никакого «эго». Нет понятия человеческого «я». И я живу в этом городе… Вот такая история. Сам я этого города никогда не видел, поэтому больше ничего о нем не знаю.

– Какая оригинальная история, – восхитилась она.

Я вдруг понял, что старик ничего не рассказывал мне про Реку. Черт побери, похоже, меня все больше затягивает в тот мир.

– Но я же не сочинял ее специально, – сказал я.

– Ну и что? Пускай даже на уровне подсознания – она же все равно твоя и больше ничья, так или нет? Никто у тебя ее не отнимет.

– В этом смысле – конечно…

– Неплохая корюшка, правда?

– Объедение.

– А тебе не кажется, что твоя история похожа на ту, что я тебе рассказала, про Ленинград? – проговорила она задумчиво, разрезая баклажан пополам. – Ведь украинские единороги тоже существовали обособленно от всего мира – то ли в кратере, то ли за какой-то стеной?

– Да, – соглашаюсь я. – И правда похоже.

– По-моему, тут должно быть какое-то общее звено…

– Ах, да, – вспомнил я и сунул руку в карман пиджака. – У меня для тебя подарок.

– Серьезно? – обрадовалась она. – Обожаю подарки. Я вытянул из кармана футляр с кусачками для ногтей и положил ей на ладонь. Она с удивлением повертела инструмент в пальцах.

– Что это?

– Давай покажу, – сказал я и взял у нее металлический брусочек. – Вот смотри. Делаем раз. Делаем два. Делаем три…

– Кусачки для ногтей?

– Угадала. Удобная штука, особенно в дороге. Захочешь сложить – делай все в обратном порядке.

Я сложил кусачки и отдал ей. Она попробовала сама: развернула, а потом сложила обратно.

– Забавная вещь. Спасибо, – сказала она. – И часто ты даришь девушкам кусачки для ногтей?

– Да нет. Тебе первой. Проходил мимо скобяной лавки, понравились – я и купил. Там еще был набор из резцов по дереву. Но уж больно громоздкий…

– Ну что ты, кусачек вполне хватит! Спасибо. У меня дома все кусачки куда-то теряются. А твои я всегда буду с собой носить…

Она сложила кусачки в футляр и спрятала в сумочку.

Официант забрал пустые тарелки и выставил новые, с пастой. Мой звериный голод бушевал по-прежнему. Шесть закусок ухнуло в желудок, не оставив следа. Я постарался как можно скорее завалить эту яму огромной порцией спагетти по-домашнему, а сверху утрамбовать макаронами в рыбном соусе. И лишь после этих подготовительных работ у ямы показалось какое-то дно.

Когда вся паста исчезла, подали судака. Мы выпили еще вина.

– Кстати, хотела спросить, – сказала библиотекарша, не отрываясь от бокала, и ее голос отозвался странным гулом. – Насчет погрома в твоей квартире. Это они использовали какой-то механизм? Или просто несколько человек постарались?

– Никаких механизмов. Кое-кто в одиночку трудился.

– Крепкий орешек, должно быть.

– Да уж, работал без устали.

– Твой знакомый?

– Первый раз его видел.

– М-да… Если б у тебя в квартире провести матч по регби, кавардак был бы меньше.

– Пожалуй, – отозвался я.

– Так значит, это связано с единорогами? – спросила она.

– Похоже на то.

– И как проблемы разрешились?

– Да никак. По крайней мере, для них, – ответил я.

– А для тебя?

– И да, и нет. Да – потому что выбора не было. Нет – потому что не сам выбирал. В этой свалке моего мнения с самого начала никто не спрашивал. Все равно что в матче по водному поло в команду оленей затесался человек…