Как и обещал Страж, минут через тридцать мы переходим Восточный Мост и сворачиваем вправо на тропинку. Совсем узкую и неприметную: не знай мы о ней – прошли бы мимо. Полей уже нет, вдоль дороги до самого Восточного Леса колышется высокая трава. Тропинка поднимается по Холму, и трава у обочин редеет. Дорога уходит в гору, а земля под ногами становится тверже. В мягком песчанике выдолблены удобные ступеньки, немного стертые ногами тех, кто ступал по ним раньше. Прошагав минут десять, мы взбираемся на холм высотой чуть меньше Западного.

В отличие от северного склона, южный очень пологий. Впереди снова видны островки травы, а за ними чернеет безбрежный Восточный Лес.

Мы садимся в траву на вершине холма и какое-то время глядим на распахнувшуюся перед нами панораму. Когда смотришь с востока, город выглядит совсем непривычно. Река бежит неестественно прямо, как искусственный канал, в котором не видны отмели. За Рекою тянутся болота Северной Топи, с востока в них вторгаются островки леса. По эту сторону реки виднеются поля, мимо которых мы шли. Насколько хватает глаз, человеческого жилья не видно, и даже Восточный Мост кажется забытым и печальным. Если приглядеться, можно различить домишки Фабричного Квартала и силуэт Часовой Башни – такие крохотные и бестелесные, что все это кажется миражом, отражением какого-то нездешнего, страшно далекого мира.

Отдохнув немного, мы спускаемся к лесу. На опушке разлился пруд – такой мелкий, что виднеется дно. Из середины пруда торчит корневище огромного дерева, обглоданное временем, как скелет. На нем сидит белокрылая птица и разглядывает нас в упор. Снег такой твердый, что за нами не остается следов. Долгая зима меняет Лес до неузнаваемости. Не щебечут птицы, не копошатся насекомые. Лишь гигантские деревья высасывают соки из еще не замерзшего сердца земли, вздымая ветви в угрюмое небо.

Мы идем по тропинке в Лес, и вдруг до слуха доносится странный гул. Словно ветер гуляет меж деревьев. Только ветра почти не чувствуется, да и гул слишком монотонный и непрерывный. Чем глубже мы заходим в лес, тем он громче и отчетливее, но откуда он – не понятно ни мне, ни ей. Как и я, она впервые подходит так близко к Электростанции.

Перед нами вырастают могучие дубы, за стволами которых виднеется просторная площадка и кирпичное здание. Видимо, это и есть Электростанция. Хотя внешний вид здания ничего не говорит о том, что внутри: оно похоже на склад. Ни оборудования, ни проводов под высоким напряжением, ни электрических кабелей. Странный шум ветра доносится именно отсюда. Двустворчатая железная дверь, несколько окошек наверху. Тропинка приводит нас к площадке и обрывается.

– Так это и есть Электростанция?

Двери, однако, заперты. Даже вдвоем мы не можем сдвинуть их с места. Тогда мы решаем обойти здание вокруг. Боковые стены оказываются длиннее фасада. Сверху по ним рядами бегут крошечные окошки, из которых доносится странный шум ветра. Но другой двери нет. Сплошная кирпичная стена – глазу не за что зацепиться. Издалека очень похожа на городскую Стену, но вблизи видно, что у этой кладка грубее, а кирпич местами совсем раскрошился.

Сразу за Электростанцией стоит еще один домик – совсем маленький, из такого же кирпича. Размерами не больше Сторожки, с обыкновенными дверями и окнами. На окнах вместо штор – мешки для зерна. На крыше – черная от сажи труба. Хоть какое-то ощущение человеческого жилья. Я трижды стучу в дверь, но никто не отвечает. Она тоже заперта.

– Вход – там! – говорит моя спутница, показывая назад.

Я оборачиваюсь и действительно вижу в задней стене станции железную дверцу. Рядом с ней гул ветра становится громче. Внутри оказывается гораздо темнее, чем я думал. Я заслоняю ладонями глаза от света с улицы и заглядываю внутрь, но ничего не могу различить. В помещении не горит ни одной лампы – странно для Электростанции. Лишь тусклый лучик пробивается из окошка под потолком, да ветер свистит в огромном пустом помещении.

– Есть кто живой? – кричу я в темноту, но безрезультатно. Я ступаю внутрь, останавливаюсь, снимаю черные очки и жду, когда глаза привыкнут к темноте. Библиотекарша остается в дверях. Видно, что ей входить не хочется. Этот гул в темноте явно пугает ее.

Мои глаза хорошо приспособлены к ночи. Довольно скоро я различаю в центре зала худого и невысокого мужчину. Он смотрит на толстую металлическую трубу, что тянется перед ним от пола до потолка. Кроме этой трубы, в помещении нет ничего похожего на оборудование. Пусто, как на крытом ипподроме. Пол выложен тем же кирпичом, что и стены. Словно мы в гигантской печи.

Оставив Библиотекаршу у входа, я прохожу в зал. И дохожу почти до самой трубы, когда мужчина наконец замечает меня – поворачивает голову и смотрит, как я приближаюсь. Мужчина моложе меня, почти юноша. Полная противоположность Стражу: худые руки и ноги, бледное лицо, гладкая кожа. Зачесанные назад волосы открывают широкое, скуластое лицо. Одет безупречно, с иголочки.

– Добрый день, – говорю я.

Он смотрит на меня и, не разжимая губ, кивает.

– Я не мешаю? – спрашиваю я. Из-за странного гула приходится кричать.

Юноша качает головой и жестом приглашает меня к окошку в трубе – маленькому, размером с листик дерева. Приглядевшись, я понимаю, что это окошко в небольшой дверце, а сама дверца плотно привинчена болтами к колонне. Заглядываю и вижу нечто вроде гигантской турбины, которая вертится с бешеной скоростью. Словно ее вращает двигатель мощностью в тысячи лошадиных сил. Или сильнейший ветер неизвестно откуда.

– Это ветер? – кричу я.

Он кивает. И, взяв меня за локоть, ведет к выходу. Он на полголовы ниже меня. Мы идем плечом к плечу, словно старые друзья. У выхода нас ждет Библиотекарша. Ее, как и меня, он приветствует учтивым кивком.

– Добрый день, – говорит она.

– Здравствуйте, – отвечает он.

Он ведет нас туда, где меньше шума. Проходим к небольшому огороду, разбитому прямо за домиком, и рассаживаемся на пеньки.

– Извините, я не могу говорить громко, – говорит молодой Смотритель. – Вы пришли из города, я так понимаю?

– Да, – киваем мы.

– Как видите, – продолжает он, – Город питается энергией ветра. Здесь есть огромная дыра в земле. Оттуда и вырывается ветер.

Он замолкает, разглядывая землю под ногами.

– Ветер дует каждые три дня. Под землей много пещер, в которых вода и ветер то появляются, то исчезают. А моя задача – присматривать за оборудованием. Когда ветра нет, я подтягиваю болты, смазываю ось, чтобы клапаны и вентили не заклинивало. И подземным кабелем отправляю полученную энергию в Город.

Поляну высокой стеной окружает Лес. Земля расчищена, но не похоже, что на ней что-нибудь выращивают.

– Когда у меня есть время, я понемногу вырубаю деревья, расширяю огород. Живу я один, поэтому быстро не получается. Самые крупные деревья не трогаю – вырубаю только те, на которые хватает сил. Все-таки хорошо что-то делать своими руками. А придет весна – посажу овощи. Вы, наверное, сюда на экскурсию?

– В общем, да.

– Горожане сюда почти не ходят, – говорит Смотритель. – Кроме Рассыльного, никто не заходит в Лес. Раз в неделю парень приносит мне еду и все что нужно.

– И вы здесь все время один? – спрашиваю я.

– Да, уже очень долго. Самочувствие машин я определяю по звуку. Все-таки каждый день с ними общаюсь. Поживете здесь с мое – еще и не тому научитесь. Если машинам плохо, мне тоже не по себе. Еще я понимаю звуки Леса. В нем много звуков – он совсем живой.

– Не тяжело в Лесу одному?

– Тяжело, не тяжело – это вопрос не ко мне, – отвечает он. – Просто есть Лес, и я в нем живу. Надо же кому-то следить за станцией. К тому же, это всего лишь край Леса. Что в Лесу дальше, я не знаю.

– А кроме вас, в Лесу еще кто-нибудь живет? – спрашивает она.

Смотритель задумывается, потом чуть заметно кивает.

– Я знаю несколько человек. Правда, живут они в глубине. Добывают уголь, валят деревья, копаются в огороде. Но я редко встречаю их, и мы почти не разговариваем. Они не считают меня своим. Живут в Лесу, а я – здесь. Может, их там много, не знаю. Я не захожу глубоко в Лес, а они не выходят из Леса.