Без конца низвергалась лавина воды в прозрачном, и нельзя было долго смотреть на нее — она гипнотизировала; начинала кружиться голова…

Горянский отвернулся: темно-зеленый зал, освещенный неведомо откуда брызнувшим светом, виден теперь был весь, с рядом колонн, которые раньше не были заметны, у входа…

Свет заинтересовал Горянского; он повернул блестящую рукоять до отказа налево — свет сиял по-прежнему; поставил ее в первоначальное положение посредине — свет погас; вправо — свет опять появился.

Так вот он, таинственный выключатель!.. — Но откуда же берется свет?

Сколько ни смотрел Горянский, он не мог найти какого-нибудь отверстия, ничего похожего на газовый фонарь или электрическую лампочку… В чем же источник света? — Мозг Горянского, мозг инженера и открывателя был сильно заинтересован.

— «Иди сюда, Володя!» — позвала Елена, которая нашла в глубине другой ниши рукоять, похожую на первую.

Горянский взглянул внимательно: на рукояти был такой же розовый барельеф, но только с изображением падающих капель.

— «Вода!» — подумал Горянский. Он не ошибся: поворот вправо — во всех нишах, от прозрачной стены до самого входа, во всех сразу, сколько их было, появилась вода!

Мукс, опустившийся ко дну ниши, с криком отдернул руку:

— «Ай-ай! Да она горячая!»

Горянский и Елена наклонились к бассейну ниши и оба, почти одновременно, приподнялись с различными восклицаньями:

— «Да это, действительно, чертовский кипяток!» — сказал Горянский.

— «Ай, какая холодная!» — воскликнула Елена.

Действительно, в одном бассейне вода с одного края была горячее лавы, с другого — холоднее льда.

Горячая и холодная вода были вместе, в одном бассейне, ничем не разделенные, и каждая сохраняла свою температуру.

Удивление Горянского возрастало. Он привел рукоять в прежнее положение — вода во всех нишах исчезла.

Он потрогал стенки бассейна: они не были ни горячие, ни холодные, ни влажные, — вода не оставила никаких следов.

Горянский переложил рукоять налево, ожидая, что, как и в первом случае, не получится никаких результатов, но ошибся: мгновенно, с легким серебристым шумом, на высоте почти версты появились тонкие водяные струи, которые стали перекидываться от одной стены к другой…

Через минуту сверкающий потолок из водяных струй заслонил собой свод залы. Потянуло прохладой. Воздух стал более влажным.

Полюбовавшись несколько минут вторым сводом, Горянский поставил рукоять в середину.

Все исчезло: — не было даже капель на стенах… Не было видно никаких отверстий, из которых могла бы появиться вода.

…Лишь влажность и легкая прохлада напоминали о том, что было за минуту.

Горянскому захотелось пить; он опять перевел рычаг налево — к его удивлению, ни холодной, ни горячей воды отдельно не появилось — вся вода была ровной, приятной, почти комнатной температуры.

Горянский начинал уставать от всех этих необъяснимых явлений…

Он понимал, конечно, что это — не чудо, и что все это вызывается определенными техническими причинами, — но, как видно, лунная техника была неизмеримо выше земной, и он должен был сознаться сам себе, что пока понимает во всем этом, как готтентот в паровозах…

Жадно напившись воды, Горянский так и оставил рукоять повернутой направо, кинул еще один взгляд на застекля-ненный водопад и заявил, что пора возвращаться.

Елена и Мукс последовали его примеру и тоже утолили жажду. С большим трудом потащили Мукса, который ни за что не хотел уходить от чудес.

Идти по освещенной теперь пещере можно было гораздо быстрее. Кукареканье путуха, восклицания Мукса и разговоры Горянского с Еленой были единственными звуками, нарушавшими безмолвие, но разговоры и восклицания раздавались редко, — все устали; даже неугомонный петух кукарекал реже и Мукс тоже завял…

Вот уже виднеются колонны — сейчас должен быть выход на площадку.

Но что это?

Широчайшее изумление открывает глаза Горянскому: где же выход?

Выхода нет!.. До самого свода расстилается темно-зеленая стена…

Раз двадцать обходил Горянский с Еленой и Муксом стену в надежде найти какую-нибудь рукоятку — что-нибудь понять, уяснить себе, каким образом могла появиться стена, почти в две версты вышиной и около версты длиною, на месте, где час тому назад был вход… но ничего понять невозможно…

В изнеможении опускается Горянский на зеленые плиты…

— «Как странно, Елена, — говорит он, — неужели мы перелетели расстояние между землей и луной, преодолели всевозможные опасности, — неужели я работал десять лет над созданием «Победителя» для того, чтобы в конце концов быть замурованным, заживо погребенным здесь, в этом зале? Какая странная, какая бессмысленная вещь — случайность!»

— «Мы не погибнем, милый, нет!..» — отвечала ему Елена, — у меня есть какое-то предчувствие, какое-то чутье, что все кончится благополучно… Мы еще увидим луну! Мы еще увидим землю! Мы еще увидим нашу ракету! Мое предчувствие меня еще никогда не обманывало…

— Приляг, милый, успокойся, соберись с мыслями, — может, еще что-нибудь придумаешь…»

Мукс, сидевший рядом, плакался:

— «Пропащее наше дело, мистер Горянский!.. Не видать мне больше Чигриноса!..

— Видно, разгневался на нас лунный хозяин, что украли мы у него свет и воду! Не выпустит он нас отсюда».

— «Свет и воду!..» — догадка уколола мозг Горянского; он опрометью кинулся бежать по освещенному залу…

В двадцать гигантских шагов он очутился у водопада…

— «Да, надо отдать свет и воду, — Мукс, несомненно, прав!» — подумал он и положил вторую рукоять в нише на середину — вода исчезла; он поставил на середину первую рукоять — свет мгновенно погас…

— «Володя, — раздался почти одновременно радостный голос Елены. — Иди, проход открылся!»

— «Выпустил нас лунный хозяин!» — заливался Мукс.

Через десять минут они были на площадке перед входом.

Горянский осветил фонариком вход; как прежде, изгибалась колоссальная арка; не было никаких следов только что исчезнувшей стены… Решительно: — лунная техника слишком неуловима!…

Отсчитали девять площадок, — на девятой надели шлемы.

— «Петуха мы оставим здесь, — сказал Горянский, — иначе он задохнется, так как футляр мы разбили. Заберем петуха завтра».

Елена накрошила петуху несколько бисквитов, которые у нее были с собой, причем Мукс не упустил случая стянуть у него один бисквит, за что и получил от петуха хороший удар клювом. После этого инцидента между петухом и Муксом, исследователи лунных недр покинули площадку.

По наклонному склону и расселине они поднялись к краю отверстия кратера. Яркий свет прожекторов указал им дорогу к «Победителю».

Через тридцать пять минут они были у ракеты.

Горянский взглянул вверх: опрокинутая чернильная бездна с звездными угольями по-прежнему висела над головой.

Земной диск стоял в зените. На луне была полночь.

Горянский отворил боковую дверцу в выступе ракеты, чтобы снова ее герметически захлопнуть; минута толкотни в тесном коридорчике — и они опять на месте!

— «Да, лунный хозяин прав, — говорил Горянский, — он закрыл вход, чтобы заставить нас выполнить правило вежливости: — действительно, неделикатно в квартире своих знакомых оставить на всю ночь гореть электричество и, вдобавок, открыть еще кран у водопровода! Он проучил нас поделом!

— Ну, надо сообщить обо всем этом Чемберту!»

Горянский подошел к телефону:

— «Алло! Земля! Чемберт! Говорит Горянский! — закидывал он пространство. — Алло! Земля! Чемберт!» — двадцать раз повторил он призыв… Аппарат не работал. Земля молчала…

Тяжелая грусть охватывает население ракеты…

Неисчислимое количество раз за время двух лунных суток кидался Горянский к бесполезному телефону и оглашал пространство бесцельными призывами.

Искрилась антенна «Победителя»; красноватые и большие, высоко взлетали искры — напрасно! Земля по-прежнему молчала, Чемберт не отзывался!..