Прощание Ушла любимая, Ушла, не обернулась, Меня как будто не было и нет. Калитка ветхая беспомощно метнулась И охнула моей любимой вслед. Гляжу растерянно, печально, оробело Вдоль тихой улицы, пустынной и прямой. Дома молчат, Домам какое дело, Что вечер близится и нет тебя со мной. Стою, чего-то жду — Вот-вот должно случиться: Ударит гром, обрушит окоем… Вдруг слышу: Надо мной затенькала синица, Затенькала о чем-то о своем. И солнце к вечеру ничуть не помрачнело, Нырнуло в озеро бедовой головой. Листва осенняя слегка залиловела, Зашелестела грустно надо мной. Стою, молчу, — и лишь теперь поверил: Синица, солнышко мне посланы судьбой… И сердце возвращается к апрелю, В луга заречные, Где встретились с тобой. «Разгулялся сиверко по склонам…» Разгулялся сиверко по склонам, Что ни прутик — отзывается стоном. По-над лесом солнышко белесое Тонет камнем в хлябях поднебесья. Журавли затабунились на мшарине, На мшарине, словно на перине, — Здесь не только танцевать, Ходить невмочь. С каждым днем короче день, Длиннее ночь. Молодые веселятся — Ну и пусть! — Не для них, как видно, Осени грусть. Только старый знает цену расставанью, За осенней позолоченной пургой Видит он такие расстоянья, Слышит ветер — верховик тугой. Он-то знает: С ветром шутки плохи — Не спасет и выверенный путь. Взмахи крыльев тяжелы, как вздохи. И назад уже не повернуть. Он стоит. Но нет ему покоя: Время, время стаю подымать! И зачем придумано такое, Что куда-то надо улетать? ДАЛЕКОЕ И БЛИЗКОЕ
Антонов большак Мой дед Антон — дорожный мастер, В деревне — пролетариат. Дорогу строил он для счастья, Был несказанно делу рад. Как для себя Антон старался — Чтоб намертво булыжник лег… И вот он — город показался, А до чего же был далек! Верста к версте — легли каменья, Как в песне звонкие слова. Достала наше поколенье Про деда добрая молва. Дорога уходила в дали И счастье все-таки нашла. По ней тачанки проскакали И революция прошла. Давным-давно Антона нету, И все-таки мой дед живет… По каменке, навстречу лету, Спешит из города народ. По ней, Антоновой, надежной, Я нынче еду не спеша. И каждой возрожденной пожне Внимает радостно душа. «То не лебедь выходила из реки…» То не лебедь выходила из реки И вставала, белокрыла и легка, — Возводили на Великой мужики, Словно песню, белу крепость — на века. Поприладилась плечом к плечу артель. На стене — сам бог и князь — Мастеровой. По земле идет играючи апрель, Обжигает прибауткой ветровой. «Ох ты, каменщиков псковская артель, Плитняков многопудовых карусель, Балуй, балуй каруселькой даровой, Словно не было годины моровой». Не в угоду Злым и добреньким богам, Не за-ради, чтобы слава вознесла: По горбатым, По отлогим берегам, Будто шлемы, подголоски-купола. Их оглаживали дальние ветра — От восточных гор И западных морей. Поосыпано вороньего пера У крещенных не крестом монастырей! И с мечом, и с бомбой жаловал гостек — Не молиться на кресты и купола… Только срок артельной силы не истек — Та лебедушка навек — белым-бела. |
