…Уэндел заметила, что Фишер, нахмурившись, смотрит на нее.

— Почему ты подумала, что я не вернусь, Тесса?

Она решила говорить начистоту.

— Крайл, твоя жена моложе меня, и дочь она никуда не отпустила бы. Я в этом не сомневалась. К тому же ты так рвался к дочери, что я подумала…

— Что я останусь с Эугенией?

— Да, что-то в этом роде.

Фишер качнул головой.

— Этого просто не могло бы случиться. Сперва мне показалось, что я вижу Розанну — мою сестру. В основном, конечно, глаза, но и вообще она была похожа на Розанну. Но это оказалась не Розанна. Тесса, она не была человеком, она не человек. Я тебе потом все объясню. Я… — Он опять покачал головой.

— Не беспокойся, Крайл, — сказала Уэндел. — Когда-нибудь потом расскажешь.

— В общем, потери-то нет. Я видел ее. Она жива. Ей хорошо. В конце концов, на большее едва ли можно рассчитывать. Марлена стала для меня просто Марленой. И до конца дней моих, Тесса, кроме тебя, мне никого не надо.

— Значит, мы используем эти годы самым лучшим образом, Крайл?

— Лучшим из лучших. Я оформлю развод. Мы поженимся. Пусть Ротором и Немезидой занимается Ву, а мы с тобой останемся на Земле — или в каком-нибудь поселении, если захочешь. Будем получать пенсию, и пусть с этой Галактикой и всеми ее проблемами имеют дело другие. А с нас хватит, Тесса. Ну как, ты не против?

— Крайл, не могу дождаться.

Прошел час, а они все держались за руки.

— Я так рада, что меня там не было, — сказала Эугения Инсигна. — Я все думаю об этом. Бедняжка Марлена. Наверно, ей было очень страшно.

— Да, было. И пошла она на это, чтобы спасти Землю. Теперь даже Питт ничего поделать не сможет. В некотором смысле все труды его жизни потеряли значение. Даже речи не может быть о том, чтобы продолжать тайком от Земли строить новую цивилизацию. Мало того, теперь он вынужден поддерживать проект по ее спасению. Придется. Земля знает, где находится Ротор, и всегда может до него добраться. И человечество, будь то на Земле или вне ее, не поддержит нас, если мы не возвратимся к людям. Без Марлены этого бы не случилось.

Инсигна размышляла о материях менее высоких.

— Значит, когда она испугалась, по-настоящему испугалась, то обратилась к тебе, а не к Крайлу? — спросила она.

— Да.

— И не Крайл, а ты держал ее?

— Да. Только, Эугения, не усматривай здесь ничего таинственного: просто меня она знает, а Крайла — нет.

— Сивер, я понимаю, что ты хочешь все объяснить рационально. Но я рада, что она искала помощи у тебя. Он не заслужил этого.

— Согласен. Он не заслужил. Но давай забудем об этом. Крайл улетел и уже не вернется. Он видел свою дочь. Видел, как она сумела спасти Землю. Я не жалею об этом, и тебе тоже не следует. Ну а раз так, лучше сменим тему разговора. Ты знаешь, что Рене Д'Обиссон улетела с ними?

— Да, все об этом говорят. Однако я скучать не буду. Все-таки Марлене она была не симпатична.

— И тебе, Эугения, тоже — иногда. Рене выпал крупный шанс. Как только обнаружилось, что эритрийской лихоманки не существует, ей стало нечего делать здесь, а на Земле она со своим передовым методом сканирования мозга будет иметь огромный профессиональный успех.

— Ну и прекрасно. Удачи ей.

— А вот Ву вернется. На редкость умный человек. Ведь именно в его голове оказалась эта идея. Знаешь, я уверен, что он не столько хочет поработать над эффектом отталкивания, сколько остаться на Эритро. Организм планеты выделил его — как Марлену. Но еще более забавно, что, кажется, и Леверетт…

— Как ты полагаешь, Сивер, чем руководствуется этот разум?

— Тебя интересует, почему Эритро нужен Ву, а не Крайл? Почему ей подходит Леверетт, а не я?

— Ну, конечно, я понимаю, что Ву человек более яркий, чем Крайл, но ведь ты во всем превосходишь Леверетта. Естественно, мне не хотелось бы тебя потерять.

— Благодарю. Мне кажется, что у эритрийского организма собственные критерии. И похоже, я догадываюсь какие.

— В самом деле?

— Да. Когда эритрийский организм зондировал наши умы, он входил в нас через разум Марлены. И кажется, я уловил кое-что из его мыслей. Конечно же, не сознательно. Но после зондирования я узнал такое, чего не знал раньше. Странный дар Марлены позволяет ей общаться с организмом и предоставлять ему свой разум в качестве зонда для сканирования других умов. Впрочем, это чисто практическая сторона. Он выбрал ее по более неожиданной причине.

— По какой же?

— Эугения, представь себе, что ты — кусок веревки. Что бы ты почувствовала, ни с того ни с сего обнаружив кружево? Или же ты — круг… Что ты будешь ощущать, увидев сферу? Эритро обладает познаниями одного сорта — своими собственными. Разум ее колоссален, но неповоротлив. Он такой потому, что состоит из триллионов триллионов весьма свободно связанных отдельных клеток. И вот он встречается с человеческим разумом, в котором клеток немного, однако взаимосвязи их невероятно сложны. Кружево, а не веревка. Его привлекла красота. То есть разум Марлены показался Эритро прекрасным. Потому-то она и понадобилась планете. А ты отказалась бы от подлинного Рембрандта или Ван Гога? Потому Эритро и защищала Марлену. Разве ты не стала бы защищать шедевр? Но все же планета рискнула ею ради всего человечества. Марлене пришлось тяжело, но планета совершила благородный поступок. Я думаю, что Эритро собирает красивые разумы.

Инсигна расхохоталась.

— Значит, у Ву и Леверетта тоже красивые умы?

— Для Эритро они, вероятно, прекрасны. У нее еще будет возможность пополнить коллекцию, когда прибудут ученые с Земли. И знаешь, чем дело закончится? Она подберет группу людей, отличающихся от породы. Так сказать, эритрийскую разновидность. Поможет им разыскивать в пространстве новые места для обитания и, быть может, в конце концов, Галактику заселят два вида разумных организмов — простые земляне и более смышленые эритрийцы — истинные пионеры, жители пространства. Интересно, на что это будет похоже? Будущее, скорее всего, принадлежит не нам. Жаль, конечно.

— Не надо об этом думать, — взволнованно проговорила Инсигна. — Пусть люди будущего сами улаживают свои дела. Но мы с тобой живем сегодня и судим друг друга по человеческим стандартам.

Генарр радостно улыбнулся, его добродушное лицо просияло.

— Я рад — по-моему, твой разум тоже прекрасен. И быть может, ты наконец заметишь, что и мой неплох.

— Ах, Сивер. Я всегда так думала. Всегда.

Улыбка исчезла с лица Генарра.

— Но ведь бывает красота и другого рода.

— Только не для меня. Для меня в тебе довольно красоты — и той и этой. Сивер, мы с тобой потеряли утро. Но у нас есть вечер.

— В таком случае, Эугения, мне нечего больше желать. Бог с ним, с утром… мы вместе скоротаем вечер.

Их руки соприкоснулись.

И опять Янус Питт сидел в одиночестве.

Красная карликовая звезда больше не грозила смертью. Это была теперь просто красная звездочка, которую человечество, поднабравшись сил, собиралось отодвинуть в сторону.

Но Немезида — возмездие — существовала, хоть и перестала быть звездой.

Миллиарды лет жизнь на Земле развивалась обособленно. На смену пышному цветению приходил полный упадок. Быть может, где-то были и иные миры, где миллиарды лет жизнь существовала в такой же изоляции.

Все эксперименты — или почти все — долгое время кончались неудачей. Но одна или две попытки оказались успешными.

Если бы Вселенная оказалась достаточно большой для всех экспериментов… Если бы Ротор — его Ковчег — мог существовать обособленно, как Земля и Солнце — возможно, и удался бы его собственный эксперимент.

Но теперь…

В ярости и отчаянии он сжимал кулаки. Он знал, что скоро человечество начнет кочевать от звезды к звезде, как некогда путешествовало от материка к материку. И обособленности больше не будет. Его великий эксперимент провалился — их нашли.