— Мечтаешь о Сильвии? — вполголоса спросил его Циклоп. — И в то же время борешься с желанием изменить ей с этой очаровательной маленькой Мартой, ведь так? Признайся. Сильвия цветет — весна пошла ей на пользу, и она похорошела. Я видел ее сегодня утром, и, хотя мы обменялись лишь несколькими фразами, она не удержалась и спросила о тебе. Счастливчик, она здорово влюблена в тебя, это в глаза бросается. Ты заметил, какие у нее восхитительные ушки, и до чего же аппетитные!

Он энергично поскреб рукой в темной копне волос, зевнул, о чем-то задумался.

— Жизнь все-таки любопытная и удивительная штука, правда? Обожаешь одну женщину, в мыслях она всегда с тобой, и тем не менее хочешь переспать с другою. Думая о первой, конечно…

— Но, — запротестовал Бруно, шокированный словами Циклопа, — я вовсе не собираюсь… мы с Мартой…

— И напрасно, — заметил Грюндель, — малютка очень недурна. Я берусь ее немного подготовить; вот увидишь, она будет очень мила. — Он наклонился к юноше. — Ты еще не знаешь, что потом твоя любовь к Сильвии станет лишь сильнее, лишь восхитительнее…

Приход Марты прервал его рассуждения; он отодвинулся, чтобы освободить место рядом с Бруно, и тотчас повернулся к ней.

— Правда, он хорош, наш Бруно? — заметил он. — Сразу можно влюбиться. Не разглашая ничьих секретов, могу сказать тебе, милая Марта, что женщины сходят по нему с ума. Я знаю одну светскую даму, которая умирает от любви к нему и отдала бы все, чтобы быть сейчас здесь, на твоем месте.

И он принялся нашептывать что-то на ухо маленькой маникюрше, но Бруно не слышал, что именно. Да он и не пытался узнать, — Марта гладила его руку, и он ощущал рядом приятное тепло ее бедра. Бросив взгляд через плечо, он увидел, как Жорж и его подружка бесшумно исчезли за дверью, расположенной возле стойки. На мгновение Циклоп повысил голос: «Наш милый мальчик еще немного застенчив и не знает, как сказать вам…»

Бруно обхватил голову руками, чтобы не слышать слов Циклопа. Воображение его разыгралось: он видел Габи и объятиях Жана-Луи. В голове мелькали странные мысли: «Чем я буду расплачиваться… У папы наверняка есть любовница… Вот если б Кристиан увидел меня здесь…» Забытая всеми набожная дамочка принялась поглаживать ему колено под столом: он сбросил ее руку — впрочем, без особой резкости. Наконец Марта снова поднялась, — Бруно проводил ее взглядом. Посовещавшись с хозяином бара, она сделала Бруно знак следовать за ней. Он поспешно закурил сигарету и пошел.

На лестнице слышался смех Грюнделя и его приятельницы, шедших за ними следом. Марта толкнула его в одну из комнат и тотчас заперла дверь на ключ. Циклоп ударил по двери кулаком и крикнул: «Желаю успеха». Марта ничего не ответила и лишь пожала плечами. Она привлекла к себе Бруно и принялась его целовать. Он не сопротивлялся. «Жребий брошен, — думал он, — теперь я уже никогда не увижу Сильвию, никогда». От Марты исходил странный аромат, очень сильный, приятный, напоминавший запах каких-то цветов, название которых он забыл; он надеялся, что скоро все будет кончено. Но самое удивительное — он совсем не сердился на Циклопа.

Потушив безобразную люстру с сиреневым абажуром, Марта зажгла лампу у изголовья, села на кровать и посмотрела на Бруно. Он подошел к ней, но она легонько оттолкнула его, не переставая, впрочем, улыбаться.

— Нет, — сказала она, — не надо. Я знаю, что, в сущности, не нужна тебе.

— Неправда, — возразил Бруно. — Я нахожу тебя красивой, мне нравится…

Он потушил сигарету о мрамор столика, стоявшего у изголовья, и хотел было снова поцеловать ее, но она резко отвернулась. Бруно рассердился.

— Послушай, — сказал он недовольным тоном, — ведь ты же сама пригласила меня сюда, а теперь не хочешь даже поцеловать?

— Ну, Бруно, не надо злиться, — сказала Марта, — ты же славный воспитанный юноша, и ты прекрасно знаешь, что я права. Твои друзья, и в том числе Циклоп, который вызывает у меня отвращение, ушли, и можно больше не ломать комедию.

Она встала, и подошла к умывальнику, чтобы выпить стакан воды. Она сняла туфли и без каблуков казалась совсем маленькой.

— К тому же, — продолжала она, — я тоже этого не хочу. Твой омерзительный Циклоп думал заинтересовать меня, сказав, что ты еще ни разу… Негодяй! За кого он меня принимает?

Присев на кровать, она болтала ногами и слегка постукивала ими друг о друга.

— Знаешь, слушая твоего приятеля, я о многом догадалась. Ты можешь не говорить, правильно я поняла или нет. Возможно, я просто это выдумала, но мне кажется, что ты любишь другую, и любишь ее по-настоящему, глубоко, так, как можно любить только в твоем возрасте. Ну и вот, ты не осмеливаешься признаться ей в том, что хочешь обладать ею. А так как это мучает тебя, то ты и хочешь и не хочешь быть со мной… Только со мной это не выйдет!

— Почему? — спросил Бруно, раздосадованный тем, что она видит его насквозь. — Во-первых, все это неправда, сплошная романтика и бред. Но, даже если бы все было так, какое это может иметь для тебя значение? Или ты хочешь, чтобы я сказал, что люблю тебя?

Видя, что она не обращает внимания на его злость и продолжает улыбаться, он умолк и уткнулся лицом в ладони.

— Не сердись, — сказала она. — Но ведь ты не веришь ни слову из того, что здесь наговорил. И, кстати, не думай, что я нахожу тебя смешным, — как раз наоборот. В твоем возрасте я тоже была такой, и дело тут не в том…

— Если так, — воскликнул Бруно, — то я ухожу. Хватит с меня.

Марта взяла его за руку и заставила сесть.

— Почему? — спросила она. — Ты боишься показаться смешным в глазах товарищей? Смешным ты будешь казаться в том случае, если сбежишь. Поэтому не делай так; если же ты останешься, мы можем им рассказать все что угодно. Кстати, мне хотелось бы знать, почему Циклоп имеет на тебя такое влияние. Ведь на самом деле это лишь грязное животное, поверь мне; впрочем, это меня не касается. Знаешь, что мы сделаем? Отсидим здесь положенное время, побеседуем, а потом спустимся вместе вниз. Ты будешь разыгрывать из себя этакого утомленного фата, а я расскажу, как мы провели время. Можешь положиться на меня: я так распишу твои деяния, что твой Циклоп побледнеет от зависти.

И она сдержала слово, когда около полуночи они спустились в бар, где уже находились их друзья. С притворно непринужденным видом Бруно присел подле Грюнделя. Тот, казалось, лишился всей своей живости, щеки у него ввалились, волосы были растрепаны. Опершись обеими локтями о стойку, он жевал огромный бутерброд с ветчиной; на его смуглом, лоснящемся лице проступили глубокие, почти черные морщины. Чуть подальше, взгромоздившись на высокий табурет, Жорж со скучающим видом что-то доказывал хозяину. Расплачиваться предстояло ему, и он с карандашом в руке проверял счет.

— Наконец-то! — воскликнул, криво усмехнувшись, Грюндель при виде Бруно. — Вот и вы! Мы уж думали, что вы с Мартой заснули. Съешь чего-нибудь, дружище. В давно прошедшие времена у меня была приятельница, которая проведя со мной приятно время, вставала среди ночи, чтоб поджарить себе целых два антрекота. Она разоряла меня, и мне пришлось с ней расстаться.

Он подозвал официанта и заказал бутерброд и пива.

— Ничто не может сравниться с бокалом ледяного пива, когда хочешь прогнать привкус пепла во рту, столь дорогой сердцу этого чудака Мориака.

Двумя глотками он осушил бокал и повернулся к Марте.

— Молодой человек вел себя хорошо?

— Да это настоящий чемпион! — ответила Марта. — Вот уж никогда бы не подумала, что он способен на такое.

Циклоп бросил на Бруно недоверчивый взгляд. Расплатившись по счету, Жорж подошел к ним; он не переставая зевал и торопил приятелей. Циклоп, наевшись, решил, что можно уйти, не дожидаясь араба.

— В противном случае, — сказал он, — нам придется сидеть здесь до утра.

И он направился к выходу, забыв о своем плаще цвета розового дерева, но, к счастью, Бруно прихватил его с собой. Рассевшись с грехом пополам в автомобиле, который Жорж взял у брата, они развезли трех женщин по домам. Всю дорогу Бруно держал Марту за руку: ему было немного жаль расставаться с нею.