— Бедняга Циклоп! — сказал Жорж. — Представляю себе, до чего ему, должно быть, тошно сидеть в монастырской келье! У меня такое впечатление, что по вечерам он беспробудно пьет в своей восточной лавке, пьет в одиночку, вспоминая былые путешествия. Иногда он заходит к нам, но Сильвия его недолюбливает. Мадам, видишь ли, претендует на тонкую интуицию, и вот в этом славном Циклопе она, оказывается, чует, угадывает человека, который приносит несчастье. Подумать только! А мне так, жаль его, что я решил сегодня заехать за ним. Мы здорово повеселимся всей компанией, вот увидишь!
— Знаешь, — неуверенно заметил Бруно, — я сейчас на полной мели в смысле финансов.
— Пустяки! Мой отец, талантливый дипломат, вернулся несколько дней тому назад из Аргентины. Ну, я, конечно, немного его попотрошил и теперь купаюсь в золоте!
Еще утром он договорился с Циклопом встретиться в небольшом кафе на бульваре Карно. Когда молодые люди пришли туда, Циклоп сидел за столиком, распахнув свой неповторимый плащ цвета розового дерева, длинные фалды которого свисали до самого пола, и разговаривал с каким-то арабом на его родном языке. После появления молодых людей разговор продолжался на французском языке, на котором уроженец Северной Африки говорил, кстати, довольно хорошо. Вид у Циклопа был озабоченный и далеко не оживленный, что, однако, нимало не охладило Жоржа, твердо решившего весело провести вечер.
— Послушайте, господа, — сказал он после пятнадцати минут бесплодного политического спора, — не оставаться же нам здесь до вечера в надежде, что за это время удастся перестроить мир в соответствии с нашими взглядами! Конечно, в это время дня наш славный город не может нам много предложить, но это не значит, что мы должны покорно сидеть здесь сложа руки. Поработав как следует нашими гениальными мозгами…
Он попросил принести ему «Эко дю Нор», просмотрел репертуар кинотеатров, но ничего интересного не нашел. Араб сказал, что знает одно «совсем неплохое» заведение, которое посещают студенты медицинского факультета. Клиенток там принуждают раздеваться донага, но вот беда: оно открывается только в девять часов. Бруно, всегда немного побаивавшийся коллективных развлечений, молчал. С рассеянным видом он смотрел в окно: погода была великолепная, солнце освещало проезжавшие мимо автомобили, и он подумал, что с удовольствием прошелся бы сейчас с Сильвией по парку Булоннэ. Неожиданно Грюндель вышел из оцепенения.
— Раз уж вы совсем ничего не можете придумать, — сказал он, насмешливо прищурив глаз, — я предложу вашему вниманию игру, которой мы предавались иной раз с друзьями. Она не очень интеллектуальная, но тем не менее достаточно забавная. Так вот: сейчас четыре часа, мы выйдем отсюда, и каждый пойдет куда ему заблагорассудится, а через три часа встретимся в «Славной рожице» на улице Ша-Боссю. За это время каждый должен найти себе спутницу и привести ее туда — подобру или насильно. При этом она не должна быть вашей знакомой и не должна принадлежать к числу тех дам, которых профессия обязывает следовать за любым мужчиной, стоит ему подать знак. Тот, кто вернется один, будет подвергнут штрафу, и, наоборот, тот, кто приведет самую красивую девушку, получит королевское вознаграждение. — Он несколько раз прочесал пальцами свои густые черные волосы и посмотрел на окружающих. — Договорились?
Жорж и араб восторженно отнеслись к этому предложению; Бруно, смущенный устремленным на него насмешливым взглядом Грюнделя, не посмел отказаться от участия в игре. А тем временем трое остальных стали готовиться к роли соблазнителей. Араб провел розовой расческой по курчавым волосам, Жорж послюнявил палец и пригладил брови, Грюндель незаметно снял с безымянного пальца обручальное кольцо, являвшееся, очевидно, символом былой любви. Выпив у стойки по рюмке вина, наши приятели отправились на промысел. Никому ни слова не говоря, Бруно решил, что не придет в условленное место.
Тем не менее все четверо встретились в семь часов в «Славной рожице» среди завываний автомата, прокручивавшего пластинки, безостановочно оглашая зал звуками музыки. Араб пришел в сопровождении пышной белокурой Венеры, которая, однако, не обеспечила ему звания победителя в этой нелепой игре. Жорж появился с накрашенной девицей из бара, которая без умолку смеялась. Грюндель представил собравшимся пухлую дамочку, довольно элегантную, которую, по его словам, он встретил в церкви у подножия статуи св. Антуана. Бруно поостерегся рассказывать о своей первой попытке подражать Дон-Жуану: он увидел в парке юную амазонку в черных брюках, которая показалась ему особой не слишком строгих правил. Однако она отвергла его, грубо обозвав сопляком. После этого он долго бродил по улицам и по крайней мере сто раз клялся, что не пойдет в «Славную рожицу»; но, когда стрелка часов стала приближаться к семи, он вдруг решил снова попытать счастья и отправился к маникюрше, на которую обратил внимание в парикмахерской, где подстригался.
Чтобы уговорить девушку пойти с ним, он рассказал об их игре; она нашла это забавным и охотно согласилась провести с ним вечер. Надушенная, веселая, судя по всему, отнюдь не ханжа, маленькая брюнетка сразу завоевала сердце Грюнделя, который усадил ее подле себя и вскоре забыл ради нее о своей набожной приятельнице. По предложению Грюнделя Бруно был провозглашен победителем турнира.
В этом ночном кабачке Грюндель чувствовал себя, казалось, столь же непринужденно, как в своей келье в «Сен-Море». Душа общества и балагур, он всем распоряжался и разговаривал с официантами так, будто с детства знал их. Он заставил хозяина приготовить по его рецепту крепкую смесь, от которой всем сразу стало весело. Жорж принялся рассказывать сальные анекдоты, которые он слышал в коллеже; араб, вооружившись визитными карточками и носовыми платками, показывал фокусы. Набожная дама, глаза которой так и блестели, предложила выпить по второму кругу — «за дружбу». После третьей рюмки поднялся страшный шум, никто никого не слушал, задремавшая было белокурая Венера говорила без умолку. А Грюндель словно с цепи сорвался: сбросив пиджак, он гримасничал, подражая знаменитым артистам; потом вдруг пустился вприсядку под джаз, за что был награжден дружными аплодисментами. Затем внимание его привлекли прически его новых приятельниц: погладив их по очереди по голове, он неожиданно повернулся к набожной дамочке и без всякого предупреждения с дьявольским проворством выдернул все шпильки из ее волос, так что они волной рассыпались у нее по спине. Араб дал ему свою розовую гребенку, а Марта, маленькая маникюрша, послушно позволила соорудить себе причудливую прическу. Жорж тем временем вышел из-за стола и с блуждающим взглядом самозабвенно танцевал, прижавшись щекой к щеке девушки из бара.
Бруно пил много; он и сам не знал, для чего он это делает: чтобы приспособиться к окружающей обстановке или же, наоборот, чтобы забыть о ней. Несмотря ни на что, его восхищала великолепная непринужденность Циклопа. С самого начала, с той минуты, когда Циклоп предложил эту игру, Бруно знал, чем она должна кончиться, и старался не думать об этом. Хотя сам он уделял не слишком много внимания своей партнерше, его раздражало то, что Циклоп так явно льнет к ней. Он чуть было не рассердился, увидев, что Циклоп целует ее в шею, а она позволяет ему это. Тут Бруно стал в тупик: смущенный, растерянный, он уже сам не понимал, что он видит и что чувствует; его влекло к Марте, и, сколько он ни пытался зацепиться за воспоминания о Сильвии, ничего не получалось. Однако стоило ему положить руку на колено соседки, как он вспоминал о Сильвии. И хотя Марта притягивала его своими пышными формами, в общем-то ему было скучно.
Как только Марта куда-то отошла, Грюндель, несмотря на свои выходки внимательно наблюдавший все это время за юношей, тотчас подсел к нему. Его единственный налитый кровью глаз сверкал, на лоб спускалась прядь сальных, иссиня-черных волос. Бруно был почти рад, что хоть кто-то обратил на него наконец внимание. Он все твердил про себя: «Я уеду с тобой, Сильвия, подальше от всего этого и навсегда», но и сам в это не верил. Ему казалось, что его мысли и желания не принадлежат больше ему и, едва успев зародиться, проваливаются в пустоту.
