— Старик, — заявил он, — позволь сказать тебе, нам надоели эти твои кризисы веры, как тебе угодно их называть. И не думай, пожалуйста, что мы потрясены. Циклоп, может, и считает тебя интересным парнем, но мы — нет. Ты, конечно, не отдаешь себе в этом отчета, все это старо и не модно! Подобные истории давным-давно никого не интересуют.
Бруно, у которого и так было тяжело на сердце, вспылил. Зная, что Кристиан тяготится своим происхождением (а он был сыном торговца углем, тогда как большинство его товарищей принадлежали к семьям крупной буржуазии), Бруно со злости задел его больную струнку.
— Я прекрасно понимаю, что у тебя мировоззрение угольщика, — сказал он, — это наследственное. И я отнюдь не хочу лишать тебя душевного спокойствия. По-моему, это просто чудесно, когда семнадцатилетний парень еще верит в ангелов-хранителей, в Адама и Еву, в вознесение, ну и, конечно, в святого Николая.
Посрамленный Кристиан умолк и удалился. Впрочем, у него и его товарищей появилась новая забота: пошел дождь, и всех интересовало, состоится ли намеченный матч.
* * *
В два часа небо немного прояснилось, и игра началась под моросящим дождем, — влажный воздух казался зеленоватым, от сырости футболки прилипали к телу. Хмурые, нахохлившиеся игроки без особого энтузиазма начали прощупывать друг друга. Команда Рубэ, более подвижная, более дисциплинированная и игравшая к тому же грубее, вскоре вынудила команду «Сен-Мора» уйти в защиту. Ее непрерывные атаки, увенчавшиеся забитым голом, вялая игра команды «Сен-Мора» вызывали возгласы разочарования у болельщиков из коллежа, толпившихся по краям поля. Бруно, изо всех сил старавшийся возможно лучше выполнять свои обязанности полузащитника, заметил, что настоятель в необычайном возбуждении семенит вдоль поля, следуя за движениями мяча. Бруно нашел это забавным и улыбнулся: он уже забыл о своей утренней стычке с монахом. В спорте, как, впрочем, и во всем остальном, он всецело отдавался делу и сейчас чувствовал себя лишь футболистом.
Потребовалось некоторое время, прежде чем команда «Сен-Мора», которой крепко доставалось от противника, стала играть увереннее. Она постепенно закалилась под ударами команды Рубэ, сплотилась и наконец, отбросив от своих ворот наседавших соперников, ринулась, увлекаемая Жоржем, в атаку. В этот момент у Бруно возникло волнующее ощущение, что он присутствует при рождении команды. Атака нарастала; он бежал вместе с остальными, и ему казалось, что он лишь один из таранов, которые должны пробить брешь во вражеских позициях. Мяч, за которым все они следили с неослабным вниманием, переходил от игрока к игроку, соединяя невидимыми узами этих юношей в голубых с черным футболках. Каждое падение в грязь, каждый удар мимо ворот, каждый отрыв от противника одинаково ощущались всеми, и волнение Бруно едва ли возрастало, когда мяч на мгновение попадал к нему. Он был единым целым со своей командой и в то же время вел своеобразную дуэль, безмолвную, но все более и более ожесточенную, с большим рыжим парнем из команды противника. Они следили друг за другом, бежали нога в ногу и, устремляясь друг на друга, лишь в последнюю секунду избегали столкновения. Первая атака «Сен-Мора» провалилась, но, когда команда вторично пошла в наступление, Жорж вырвался вперед и пробил в угол ворот такой удар, что вратарь не смог взять мяч. Несколько минут спустя Бруно удалось оторваться от своего рыжего противника и он оказался у чужих ворот одновременно с Кристианом. Жорж только что завладел мячом, и Бруно с нетерпением ждал пасовки, однако Жорж передал мяч не ему, и Кристиан забил гол. Немного разочарованный, но безмерно счастливый, Бруно подбежал к Кристиану и обнял его.
К концу первой половины игры счет был 2:2. Заботливый настоятель велел дать игрокам по чашке бульона, — потом Бруно видел, как он отвел Жоржа в сторону и принялся пичкать его советами. Бруно забавляло, с каким восхищением смотрят на него и на его товарищей окружившие их малыши шестиклассники. Он слышал, как Кристиан говорил им: «Конечно, они играют хорошо, но очень грубо. Неужели не заметили, как их защитник дал мне подножку, когда я собирался бить по воротам? Если так будет и дальше, я им отвечу тем же». Потупившись, Бруно отошел в сторонку: он вдруг вспомнил о Сильвии и ему захотелось очутиться сейчас где-нибудь с ней вдвоем.
После перерыва играть стало труднее. Команда Рубэ хотела выиграть во что бы то ни стало, и одна атака следовала за другой. Но Жорж крепко держал в руках свою команду: она упорно сопротивлялась натиску противника, играла собраннее, увереннее, с исключительной гибкостью отступая к своим воротам, как только им угрожала опасность. Жорж подождал, пока противник вымотается, потеряет самообладание, и, когда команда, казалось, ушла в глухую защиту, отдал своим ребятам приказ к наступлению. Трижды их отбрасывали от вражеских ворот. Игра шла в адском темпе, и Бруно, запыхавшийся, измученный, ощущая покалывание в груди, хотел было остановиться передохнуть, как вдруг увидел, что Жорж посылает ему мяч. Бруно на миг блокировал его и тотчас снова отослал Жоржу. Они приближались к ворогам противника, Бруно казалось, что вот сейчас он растянется в грязи. Жоржу, которого неотступно преследовали три игрока противника, удалось тем не менее сделать последнюю пасовку и передать мяч Бруно, тот пробил по воротам. Вратарь прыгнул отбил мяч, но, прежде чем он успел взять его в руки, Жорж завладел им и послал в сетку. Обернувшись, Бруно увидел, что все его товарищи радостно машут руками, и тоже поднял руки.
Радость его была — увы! — непродолжительной. Несколько минут спустя, когда Жорж снова пытался прорваться к воротам противника, один из игроков команды Рубэ толкнул его, и Жорж неудачно упал; его подняли и унесли с поля. Место его занял Кристиан, и игра возобновилась, только теперь она стала более грубой, более дикой. Рассвирепев после несчастного случая с Жоржем, Бруно сам искал ссоры и не только не старался уйти от своего рыжего соперника, а, наоборот, стремился столкнуться с ним. Вернувшись в раздевалку, он узнал, что у Жоржа сломана нога и его отвезли в больницу.
Вечером Бруно, чувствуя ломоту во всем теле и тяжесть в ногах, сидел и готовил уроки, когда за ним зашел настоятель и повел его в свой кабинет. Юноша удивился, увидев там отца Грасьена, который, скрестив руки под монашеским одеянием, поздоровался с ним легким наклоном головы. Настоятель велел Бруно сесть напротив, под яркий свет настольной лампы, а сам остался в тени. Положив белые, как у мертвеца, руки на стол, он медленно накручивал шнурок с четками на серебряный крест. Наступила томительная тишина; Бруно первым нарушил ее, спросив, что слышно о Жорже.
— У него очень нехороший перелом, — сказал настоятель, — но врач уверяет, что Жорж скоро поправится. М-да, можно сказать, что матч мы выиграли благодаря ему. Какой великолепный игрок! Впрочем, ты тоже играл неплохо… — Кончиками пальцев он приподнял свернувшиеся спиралью четки, подбросил их и сжал в ладони. — Но мы собрались здесь не для того, чтобы говорить о Жорже. Я хотел сказать тебе, Бруно, что пора все-таки изменить свое поведение.
— Я вас не понимаю, — проговорил немного растерявшийся Бруно.
Он вдруг вспомнил о письме отца, который, конечно, поставил о нем в известность настоятеля, и тот, должно быть, решил, что настал момент силон вернуть в овчарню заблудшую овцу.
— Не прикидывайся дурачком, — елейным голосом сказал настоятель. — Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь. До сих пор мы были слишком терпеливы с тобой. Твой отец известил нас, что просит тебя прекратить эту игру в вольнодумство. Как и все мы, он, видимо, очень удручен твоим поведением, которое, признаться, трудно понять. Ты не находишь, что эта шутка изрядно затянулась?
Бруно крепче прижал к себе скрещенные на груди руки. Тон отцовского письма, доказательства существования бога, собственное жалкое объяснение, насмешки Кристиана — все это вдруг всплыло в его памяти. По телу пробежала дрожь возмущения, и нетерпения. На этот раз он выскажет все, что у него на сердце.
