Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Но не успел он вымолвить эти слова, как полуоткрытая дверь распахнулась, и в комнату вошел д’Артаньян:

— О, господин Фуке, я наперед знал, что для мушкетеров у вас нет денег. Я шел сюда с тем, чтобы получить не деньги, а отказ. Считаю, что уже получил его, благодарю и желаю вам всего доброго. Пойду теперь за деньгами к господину Кольберу.

И, довольно небрежно поклонившись, он вышел.

— Гурвиль, верните этого человека, — приказал Фуке.

Гурвиль догнал д’Артаньяна на лестнице. Услышав за спиною шаги, д’Артаньян обернулся и узнал Гурвиля.

— Хороши порядки, сударь, у ваших господ финансистов, — сказал мушкетер. — Я прихожу к господину Фуке получить сумму, назначенную мне его величеством, а он встречает меня так, словно я нищий, явившийся просить милостыню, или жулик, готовый стянуть что-нибудь из серебра.

— Но вы, кажется, произнесли имя Кольбера, дорогой господин д’Артаньян? Вы сказали, что идете к нему?

— Да, я иду к нему, хотя бы для того, чтобы получить сведения о людях, которые поджигают чужие дома, крича: «Да здравствует Кольбер!»

Гурвиль насторожился:

— Ах, вы намекаете на то, что произошло на Гревской площади?

— Ну конечно!

— Но разве эти события как-нибудь коснулись вас?

— Кольбер превращает мой дом в костер, и это, по-вашему, не касается меня!

— Ваш дом… Ваш дом хотели сжечь?

— Ну да!

— Значит, это вы владелец кабачка под вывеской «Нотр-Дам»?

— Да, я стал им с неделю тому назад.

— Уж не вы ли тот отважный военный, который рассеял бунтовщиков, собиравшихся сжечь живьем осужденных?

— Поставьте себя на мое место, господин Гурвиль. Я — военный и в то же время домовладелец. Как военный, я должен содействовать исполнению приказа короля, как собственник — охранять свой дом от огня. Я и выполнил разом обе обязанности, отдав господ Лиодо и д’Эмери в руки стрелков.

— Так это вы выбросили кого-то из окна?

— Да, я, — скромно отвечал д’Артаньян.

— И убили Менвиля!

— Пришлось, к сожалению, — заявил мушкетер с поклоном, точно принимая поздравления.

— Словом, это вы были причиной того, что осужденные повешены?

— Да, вместо того чтобы быть заживо сожженными. И я горжусь этим, сударь. Я избавил этих несчастных от ужаснейших мучений. Понимаете ли, господин Гурвиль, их хотели сжечь заживо! Ведь это превосходит всякое воображение.

— Не стану вас больше задерживать, господин д’Артаньян, — сказал Гурвиль, желая избавить министра от встречи с человеком, нанесшим ему такой тяжелый удар.

— Нет, нет, — вмешался Фуке, стоявший все время за дверью и слышавший весь разговор. — Напротив, прошу вас войти, господин д’Артаньян.

— Простите, господин министр, — заговорил д’Артаньян, — но мне время дорого. Я должен еще побывать у господина Кольбера, чтобы переговорить с ним и получить следуемые мне деньги.

— Вы можете получить их здесь, сударь, — сказал Фуке.

Д’Артаньян с удивлением взглянул на министра.

— Вам дали здесь необдуманный ответ, я слышал его, — продолжал Фуке. — А между тем человек ваших достоинств должен быть известен всем.

Д’Артаньян поклонился.

— У вас есть ордер? — спросил Фуке.

— Да, господин министр.

— Я сам выдам вам деньги. Пройдите со мною.

Сделав Гурвилю и аббату знак остаться в комнате, он увел д’Артаньяна в свой кабинет.

— Сколько вам следует получить, сударь? — спросил он.

— Что-то вроде пяти тысяч ливров, монсеньор.

— Это, вероятно, оставшееся за казною жалованье?

— Нет, это жалованье за четверть года вперед.

— Вы получаете за четверть года пять тысяч ливров? — спросил министр, внимательно всматриваясь в мушкетера. — Значит, король назначил вам двадцать тысяч ливров в год?

— Да, монсеньор, я получаю в год двадцать тысяч ливров. Вы находите, что это слишком много?

— Я? — с горькой улыбкой возразил Фуке. — Если б я умел распознавать людей, если б во мне было побольше осторожности и рассудительности вместо легкомыслия и ветрености — словом, если бы я, подобно иным людям, умел устраивать свою жизнь, вы получали бы не двадцать, а сто тысяч ливров в год и служили бы не королю, а мне.

Д’Артаньян слегка покраснел. В похвалах, в самом тоне льстеца всегда заключается тонкий яд, действующий даже на самых сильных духом людей.

Министр выдвинул ящик стола, достал четыре свертка монет и положил их перед мушкетером.

Гасконец развернул один из них.

— Здесь золото, — сказал он.

— Да, оно меньше обременит вас, сударь.

— Но ведь в этих свертках двадцать тысяч ливров, монсеньор, а мне нужно только пять.

— Я хочу избавить вас от труда являться в главное казначейство четыре раза в год.

— Монсеньор, вы подавляете меня своей любезностью.

— Я только исполняю свой долг, шевалье. Надеюсь, вы не сохраните дурного чувства ко мне под влиянием необдуманных слов моего брата. Это человек с очень вспыльчивым, своенравным характером.

— Монсеньор, — возразил д’Артаньян, — поверьте, меня огорчают только ваши извинения.

— Так я не буду больше извиняться, попрошу вас только оказать мне любезность.

— Любезность? О, монсеньор!

Фуке снял с пальца брильянтовый перстень, стоимостью по крайней мере в тысячу пистолей.

— Сударь, — обратился он к д’Артаньяну, — этот брильянт был подарен мне другом детства, человеком, которому вы оказали огромную услугу.

Голос его заметно дрогнул.

— Услугу? — с удивлением произнес д’Артаньян. — Я оказал услугу одному из ваших друзей?

— Да, и вы не могли еще позабыть о ней, так как сделали это не далее как сегодня.

— Как же звали вашего друга?

— Д’Эмери.

— Но ведь это один из казненных!

— Да, одна из жертв… Итак, господин д’Артаньян, в память услуги, оказанной вами Д’Эмери, прошу принять от меня этот перстень. Сделайте это из чувства расположения ко мне.

— Но, монсеньор…

— Примите, примите его, прошу вас. Сегодня у меня день глубокой печали… Позже, быть может, вы все узнаете. Сегодня я потерял друга и стараюсь найти нового.

— Но, господин Фуке…

— Прощайте, господин д’Артаньян, или, лучше сказать, до свидания! — воскликнул Фуке, чувствуя, что его сердце разрывается от скорби.

С этими словами министр вышел из кабинета, оставив д’Артаньяна с двадцатью тысячами ливров и с перстнем в руке.

— Гм! — в мрачном раздумье произнес мушкетер. — Ничего не могу понять… Одно могу сказать: это благородный человек… Пойду-ка теперь к Кольберу… Может быть, он объяснит мне что-нибудь.

И он направился выходу.

XVI. Какую существенную разницу нашел д’Артаньян между монсеньором суперинтендантом и господином интендантом

Кольбер жил на улице Нев-де-Пти-Шан, в доме, принадлежавшем Ботрю. Крепкие ноги д’Артаньяна донесли его туда в какие-нибудь четверть часа.

Когда д’Артаньян пришел к новому фавориту, весь двор его дома был полон стрелков и полицейских, собравшихся, чтобы принести ему свои поздравления или извинения, смотря по тому, будет ли он их хвалить или бранить.

Льстивость у подобных людей — такой же инстинкт, как чутье у животных. Они отлично понимали, что доставят удовольствие Кольберу, рассказав, какую роль играло его имя в недавних уличных беспорядках.

Д’Артаньян попал как раз в тот момент, когда начальник конвоя докладывал Кольберу. Не замеченный последним, мушкетер стал позади стрелков, у самых дверей.

Несмотря на нежелание Кольбера, мрачно хмурившего свои густые брови, офицер отвел его в сторону, говоря:

— Если вы задумали, сударь, чтобы народ сам совершил суд над изменниками, вам следовало предупредить нас. При всем нашем стремлении угодить вам и не действовать наперекор вашим планам, мы должны были исполнить отданный приказ.

— Трижды дурак! — вскричал Кольбер в бешенстве, встряхивая своими густыми, как грива, черными волосами. — Что за вздор вы мелете! По-вашему, я хотел устроить бунт? Да вы пьяны или с ума сошли?

96
{"b":"202337","o":1}