Однако очень быстро суд присяжных в составе восьми мужчин и четырех женщин был принят как прокурором, так и защитой. Мнения, высказанные членами суда присяжных с тем, чтобы охарактеризовать. Мадонну, являют собой образец тех штампов, которые поставляют средства mass media. Один из присяжных говорит так: «Мне кажется, она любит шокировать публику». Другой находит ее «немного дерзкой». Третий рассматривает самопровозглашенного идола как «варвара» — смертельного врага всех прочих идолов. Четвертый представляет ее как «спорную личность». А у пятого срывается словечко «пылающая».
В целом, это серия описаний достаточно верных, но не говорящих ничего определенного, если иметь в виду женщину, которая недавно просила осудить на пожизненные работы республиканского лидера президентских выборов, сенатора штата Канзас Роберта Доула. Действительно, «спорная личность».
«Меня распяли… меня судили, общество объявило меня виновной». 3 января 1996 года Мадонна представлена к награждению «Grammy Awards», в этот же день она должна записывать песню и появиться на судебном заседании, столкнувшись лицом к лицу со своим преследователем. Никто не видит ее входящей в зал суда. Полиция Лос-Анджелеса бдительно следит за ее безопасностью по той простой причине, что она — одна из немногих звезд, носивших на публике бейсбольную кепку с надписью LAPD[126] в связи с делом Родни Кинг. Один из присяжных признался впоследствии: «Я даже не знал, как ее зовут, до того как она предстала перед судом». Это говорит о том, что обычная предварительная фраза: «Назовите ваше имя и фамилию», — не так уже банальна.
В этот знаменательный день она всего-навсего «Мадонна Чикконе». Когда ее попросили уточнить ее профессию, она употребляет слово, обобщающее все виды ее деятельности: «Артистка». Адвокат защиты надеялся услышать слово «актриса», так как он собирался построить свою защиту, делая акцент на фильме «Body».
Мейерс намеревался доказать, что Мадонна не свидетельствует, а играет роль. Что она пришла в суд, чтобы снова сыграть ту роль клятвопреступного свидетеля, которая у нее была перед камерами режиссера Ули Идела на съемках «Body». Интересно, что бы он сказал, если бы услышал слова песни, которую Мадонна собирается записывать сразу же, как покинет скамью свидетелей? «Меня распяли… меня судили, общество объявило меня виновной». Песня, которая метит одновременно и в адвоката, и в его клиента. «Все — бедняги сумасшедшие, и их явная одержимость… и их огнестрельное оружие, заряженное вопросами».
Сейчас Мадонна должна ответить на вопрос, которого она так опасалась: «Вы можете опознать человека, которого вы обвиняете в том, что он вас преследовал и угрожал вам?» Она указывает на Роберта Девью Хоскинса пальцем, глядя ему прямо в глаза. «Почему до этого вы хотели уклониться от дачи показаний?» Худший момент уже позади, и Мадонна поворачивается к прокурорскому надзору: «Я не хотела оказаться в одном помещении с человеком, который угрожал мне смертью». Прокурор спрашивает звезду, как она себя чувствует теперь, когда все-таки оказалась здесь. «Я испытываю болезненное состояние, видя человека, который хотел меня убить».
В ходе контрдопроса Мейерс настаивает: «Вам совсем не нравится находиться в присутствии человека, которого вы обвиняете, не так ли?» Она говорит: «У меня есть ощущение, что мое присутствие может спровоцировать его к осуществлению своих фантазий». Затем прокурор просит ее более подробно рассказать о причинах ее нежелания давать показания. Она поворачивается к суду присяжных, поочередно оглядывая одного за другим, всех двенадцать человек, и говорит дрожащим голосом: «Я чувствую себя крайне взволнованной от присутствия сидящего напротив меня человека, который угрожал мне и который в некоторой степени воплотил свои фантазии». Прокурор просит ее описать встречу с Хоскинсом.
Мадонна рассказывает, что она каталась на велосипеде вокруг собственного дома, когда преследователь оказался перед ее дверью и стал звонить по внутреннему телефону. Ее личный секретарь, Каресс Хенри, ответил, что ее нет дома, но этот человек сказал, что он «пришел за мной, чтобы жениться, и если он не получит меня, то тогда он меня убьет». Как будто для того, чтобы лишний раз удостовериться, что ее жизнь действительно похожа на дешевый фильм, Мадонна вернулась домой как раз в этот драматический момент. Мейерс просит ее описать его клиента, каким она увидела его в первый раз. «У него был вид бездомного, он был грязен. Его одежда была измята. И у него было что-то безумное во взгляде». Ловкач Мейерс, пытаясь вызвать сострадание суда присяжных, немедленно ухватывается за это описание: «Вы боитесь бездомных?» Мадонна не колеблется ни секунды: «Нет, но я никогда не видела их у своего дома». Никакого сочувствия бездомным при воспоминаниях об угрозах своего преследователя. Затем, второй раз поворачиваясь к Хоскинсу, она говорит уже более твердым голосом: «Он угрожал перерезать мне горло от одного уха до другого». Телохранитель Мадонны помог ей открыть двери, спустившись вниз.
Прокурор спрашивает, как она прореагировала на эту угрозу. Она отвечает серьезным и уверенным тоном, повернувшись к присяжным: «Я опасалась за свою жизнь и не знала, что может со мной случиться». Контрдопрос Мейерса с этой точки зрения больше навредил, чем помог его клиенту. Голос Мадонны дрожит, когда она произносит: «Меня начали преследовать кошмары, мне казалось, что я вижу его у себя дома, и он ходит за мной». Затем она объявляет, что решила продать свой дом стоимостью в шесть с половиной миллионов долларов, потому что она убеждена, что вторжение Хоскинса в ее дом превратило его в «место притяжения отрицательной энергии». Труднее всего было привыкнуть к тому страху, который она начала испытывать во время любого появления на публике. Одним из самых душераздирающих моментов этого эффектного заседания был тот, когда она, еще раз повернувшись к присяжным, сказала, что чувствует себя «движущейся мишенью».
После этого прокурор предъявляет вещественное доказательство: «любовное письмо», которое Хоскинс оставил в доме Мадонны в день их встречи у двери. Страничка, заполненная концентрическими кружками, напоминает скорее произведение маньяка, чем признание в любви. Как на татуированном кулаке Роберта Митчума в «Ночи охотника» — «ненависть» слева, а «любовь» справа, — в письме Хоскинса слово «осквернять» находится слева страницы, как раз напротив слова «убивать». Послание, записанное в центр круга, кажется, по меньшей мере, угрожающим: «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, ТЫ БУДЕШЬ МОЕЙ ЖЕНЩИНОЙ НАВЕЧНО». Такое заявление вызвало адекватную реакцию Мадонны: «Я почувствовала себя в опасности и еще более беззащитной». Эндрю Парди из полиции Лос-Анджелеса подтверждает слова Мадонны: «Она дрожала, как будто ее облили холодной водой». Он добавляет, что слышал, как Хоскинс говорил: «…беспокоиться о собственной безопасности». Полицейский закончил свои показания, вспомнив тот факт, что Мадонна изменила свои планы, решив проводить большую часть времени в Нью-Йорке вследствие этих угроз».
Как раз перед тем, как прослушать показания полицейского, суд присяжных осмотрел единственную видеозапись: черно-белую пленку, записанную камерами безопасности во время вторжения Хоскинса в ее дом 7 апреля 1995 года. Мадонна опознает человека на видео как того, которого встретила на следующий день перед дверью. Не желая произносить имя своего преследователя, она повторяет свой театральный жест, указывая на обвиняемого пальцем.
Поздно ночью 29 мая 1995 года Хоскинс в прямом смысле всплыл в жизни Мадонны. На этот раз его увидели плавающим в ее бассейне. Когда работники службы безопасности Мадонны попросили его убраться, он ответил: «Я живу здесь, ребята. Это вы можете убираться». Он продолжил свое любопытное утверждение, заверяя охрану: «Я ее муж». Когда они достали свои револьверы, он сказал: «Можете стрелять, мне все равно». Телохранитель Мадонны, Бейзел Стефенс, подумал, что имеет дело с мирным, совсем не опасным сумасшедшим, и спрятал свой револьвер. Тогда Хоскинс набросился на него и попытался завладеть его оружием. В этой схватке Хоскинс был легко ранен.
