Незаметно добрались до кафешки. Люси неловко скакнула в тесноватое полутемное помещение. Жалюзи здесь были опущены, а окна и двери распахнуты настежь. На столах стояли свечи, а на потолке бисером выступила испарина. На вошедших обернулись сидящие за кружками фруктового сока мужчины и женщины.

— Фу, — выдохнула одна из них, зажимая нос. От Люси ощутимо попахивало.

Однако, увидев сандалии и сумочку Милены, все быстро поняли, что лучше помолчать, и отвернулись.

К столику подошла официантка с такими же бисеринками испарины, что и на стенах. Над губой у нее тоже блестели капельки пота. Вообще, на вид лет восемь-девять — школьница, подрабатывающая в часы сиесты.

— Что изволите заказать? — спросила она, глядя куда-то между Миленой и этой древней развалиной.

— О-о, вот это воспитание, любо-дорого, — протянула Люси удовлетворенно. — Мне бы, любезная, хотелось, э-э… филе ягненка с мятной подливкой, э-э… гарнир из цветной капусты, но только чтобы пропарена в самый раз, а не передержанная, а то сами знаете, никакого вкуса не будет. Надо, чтобы в ней обязательно сохранились витамины. Э-э-э… ну и пюре немного можно, в общем, комбинированный гарнир. Причем пюре сдобрите маслицем, перчиком и немножечко, знаете, овощи взбрызните мне уксусом, для пищеварения.

Официантка — бледненькая худышка — лишь беспомощно хлопала глазами.

— Так, — сказала Милена. — Нам соевые фрикадельки с бульоном, две порции. Только без всяких там примесей. Мясо у вас есть?

— Мяса им, — фыркнула официантка с негодованием. — Мы что, в этом чертовом «Зоосаде», что ли?

— Ну хорошо, а курятина?

— Курятину найдем, если поискать.

— Вот и славно. Тогда курятину. Только, я вас прошу, водорослей не надо. И соуса тоже — ни из специй, ни рыбного.

Люси одобрительно кивнула.

— Вот это жрачка что надо. А мне еще свиной эскалоп. И чаю. Хорошего такого, настоящего.

Официантка насмешливо хмыкнула.

— Да, и имейте в виду, — расхорохорилась Люси, — ослиную мочу я хлебать не стану. Чай должен быть крепким, вкусным, ароматным.

— У тебя такие же вирусы, как и у меня, — обратилась Милена к официантке, видя на ее лице замешательство. — Ей нужен чай, какой подается в романах позапрошлого века. Понимаешь?

— А больше ей ниче не надо? — спросила официантка угрюмо.

— Послушай, детка. Я член Партии. — Здесь Милена приврала: членом Партии она не могла быть хотя бы потому, что не проходила Считывания, однако с ней действительно теперь обращались как с номенклатурщицей. — Чуть что не так, от вас тут мокрого места не останется. Чая у вас полно, просто вы его разбавляете. Так что марш выполнять. Скользи, детка. Скользи, скользи.

Официантка испуганно поспешила на кухню.

«Сколько, однако, у меня теперь свободы, — раскрепощенно подумала Милена. — Стоило только перестать тревожиться о том, нравишься ты кому-то или нет».

— Ролфа написала пьесу, — поведала она Люси. — И вот я сейчас готовлю предложение; ну вроде как продаю эту пьесу заинтересованным лицам.

«Слышала ли ты о Данте? Значит ли для тебя что-нибудь его произведение? А скажи я тебе, что представляла тебя в роли Беатриче?»

— Ух ты! — заулыбалась Люси.

«Нет, — решила Милена, — о Данте ей, пожалуй, мало что известно».

— Это сплошная музыка. В общей сложности длится несколько недель кряду.

— У Ролфочки всегда был красивый голос. Именно красивый, я всегда так говорила.

— Это представление будет особенным. Мы будем использовать в нем голограммы.

— Голограммы? Фи. — Похоже, на Люси это особого впечатления не произвело. — Их все еще кто-то смотрит? Отец меня как-то водил на них, когда они еще только появились. Скучища. Сидишь, пялишься почем зря.

— В этот раз все будет по-другому. Мы будем проецировать их из космоса. Причем без участия актеров.

— И правильно! — решительно согласилась Люси. — А то будут всякие сопляки выдрючиваться. Вот Ролфа к нам однажды одну такую актриску приводила — кажется, в тот самый паб, где мы с тобой сегодня были. Фифа просто жуткая — сидит, носик к небу, рожа кислая. Представляешь, заявилась в перчатках, да еще и с зонтиком, а? Каково? — Люси хихикнула. — Кстати, зонтик она тогда забыла, а мы его раз — и в печку!

Милена сменила тему.

— Ты бы не хотела участвовать в том спектакле?

— Кто, я? Снова задать всем перцу? — От удовольствия у Люси даже щечки зарумянились. — Не, теперь навряд ли. Фигурка уже малость не та.

— Ты все такая же обаятельная стройняшка, — сказала Милена, глядя на ее крохотные узловатые запястья.

— Тонкая кость, — отвечала Люси с достоинством. — Сделать мне сейчас правильную подсветку — никто и разницы не заметит. Н-да. А сильная подсветка нынче вообще бывает?

— Только сейчас начала снова входить в обиход, — сказала Милена.

— Вот так: небольшой перерывчик в сотню лет, и ты опять входишь в моду. — Люси задумчиво втянула губу. — В таком случае с этим теперь проблемы тоже быть не должно? — заговорщически подмигнув, спросила она. — В смысле с этим, с моим прошлым.

— С каким таким «прошлым»?

— Ну это, — Люси сделала паузу, — с суждениями.

— С суждениями? Какими-то принципами, что ли? — Милена не могла ничего понять.

— Да нет! В смысле — с осуждениями. Не знаю, почему они тогда все так на меня взъелись, но… короче, застукали меня на одном дельце на стороне, с кредитными карточками. Так, пустячок один. В те времена на этом можно было малость подразжиться: ну там, черный нал, всякое барахлишко, пятое-десятое…

— Люси! — Милена просто ушам своим не поверила. — Ты что, преступница?

Вид у Люси был уязвленный.

— Скажешь тоже! Я работала артисткой в кабаре. Жили мы так себе, к тому же за нами был догляд. А все потому, что мы были отъявленными альтернативщиками: политическая и социальная сатира, причем не в бровь, а в глаз. На политиканов, на королевскую семью. Я, в частности, всегда изображала королеву. — Люси подобралась и жеманно провела ладонями по талии. — Она у меня постоянно была в чулочках-сеточках и на роликовых коньках. — Люси внезапно переключилась на предыдущую тему. — И вот однажды я не рассчитала. Попалась из-за телефонного определителя. У меня здорово получалось имитировать голоса по телефону, а ребят в это время замели.

— Тебе дали тюремный срок?

— С какой еще стати! — воскликнула Люси. — Они же видели, что я по натуре не преступница. Шесть месяцев условно, с исправительными работами. Так что отделалась сравнительно легко.

Принесли фрикадельки — полупрозрачные катышки из сои с рисом в курином бульоне. Горячий бульон полагалось заправлять сырыми яйцами. Прежде чем бросить яйца в миску, официантка с негодующим видом разбивала их так, будто это были вражеские головы. Размешав, она отдельно засыпала туда приправы.

— Так пойдет? — спросила она.

— Ну вот, опять каша, — вздохнула Люси. — Что за манеры нынче у людей! Какая-нибудь хрень перемешивается с дрянью, и получается каша. — Но тут она вспомнила об этикете. — О, это восхитительно! — обратилась она к официантке так, словно видела ее впервые. — Моя племянница так обо мне заботится. Она просто прелесть! — Люси ласково похлопала Милену по руке. — Замечательно, — заверила она и Милену. — Сырое яйцо. М-м, пальчики оближешь.

— Оно сварится прямо в бульоне, — пояснила Милена.

— Благодарю вас, любезная, — сказала Люси вслед официантке, которая уже отошла от их столика, ссутулив плечи.

«И чего они все такие нервные?» — подумала Милена. Ее вдруг охватила ностальгия по тому безмятежному спокойствию, что составляло саму суть жизни Центрального Лондона еще каких-то пару лет назад.

— Я знаю, что ты мне не племянница, — успокоила ее Люси. — Но ты со мной так добра. А я так и не знаю, кто ты такая.

— Да и я тоже, — сказала Милена. — Давай-ка есть, пока не остыло.

О ПРЕКРАСНОЕ ПРОШЛОЕ, далекое, уютное и мерцающее укромным светом, словно звезда.