Незадолго до дебатов о Маккарти Джек покинул столицу и лег в больницу. Дали о себе знать давняя футбольная травма, боевое ранение и операция, оказавшаяся не такой уж успешной.
Врачи настаивали: нужно новое хирургическое вмешательство.
И вот он в Манхэттенском госпитале специальной хирургии – ему вставляют в спину стальную пластину. Еще месяц он лежит пластом и видит только самых близких. Нередки случаи забытья. Состояние остается тяжелым. Приходит декабрь. Маккарти объявляют порицание, а в протоколе пишут: «Сенатор Джон Кеннеди отсутствует по болезни».
А болезнь все тяжелее. Врачи предлагают увезти его из снежного Нью-Йорка в теплую Флориду. И вот на Рождество, укутанный и бледный, летит он в Палм-Бич. Но улучшения нет.
Назначена новая операция. Пластину удаляют, многочасовая работа хирургов и тревога семьи. Успех. Он идет на поправку. 25 февраля Джон, тихо ступая, выходит из больницы. Лечение длится полгода и требует не меньшего мужества, чем битва в Сенате.
Джек ненавидел зависимость от врачей и близких. Он привык быть хозяином положения. Хотел чувствовать себя во всем победителем. Не желал мириться со своей болезнью.
Друзья шутили: природа обеспечила тебе отдых от вечной гонки за утехами и успехами.
Враги дразнили: Кеннеди на краю могилы – рак в последней стадии. Да, что вы?! Он умирает от туберкулеза! Да нет – от болезни Эдисона, крайнего ослабления иммунитета. Господа, очень тяжелый случай. Сможет ли сенатор исполнять свои обязанности?
Чтобы противостоять сплетням, отец издавал бюллетени о его здоровье. Но помогало это плохо. Как и интервью – писаки ухмылялись: признается он, как же!..
Болеть в Америке – это не только большой расход, но и удар по престижу. Там не верят, что больной политик имеет право на свой пост. Да, кресло-каталку простили Рузвельту. Но супергероям прощают почти все, а простым сенаторам – нет. Соперники легко превращают их простуду в чахотку. Порез пальца – в ампутацию руки. Мигрень – в рак мозга. Так было и с Джеком. Но что делать? От болей в спине спасал только новокаин, от болезни Эдисона – инъекции кортизона.
Но говорить о процедурах публике опасно. Публика любит, когда все просто и ясно. И потому Кеннеди публикует заключение врачей: «…сенатор обладает исключительной физической стойкостью и иммунитетом выше среднего уровня. Его редкая энергия при минимальном отпуске… говорит о прекрасной физической форме и замечательной жизнеспособности».
Ну и, добавим от себя, редкой выдержке.
Именно выдержку, силу, острый ум и верность принципам, прежде всего, ценил Кеннеди в людях. И именно их воспел в новой книге, написанной в больнице. «Образцы отваги»[49] – так называлась эта книга, где Джек в тексте, как в медали, отчеканил профили тех, кого считал героями. Но что такое героизм в политике? Да не что иное, как способность, будучи многим обязанным своим, оказавшись в меньшинстве, выступить против них. Вопреки общественному мнению, следуя убеждениям, а не корысти, принять опасное решение.
5
Не любую книгу переводят на язык телугу. Эту перевели. Плюс на много других.
В Штатах издательство Harper & Brothers[50] издало ее на английском в 1956-м.
Она почти сразу на месяцы возглавила чарты бестселлеров. Ее расхвалили и расхватали. Cristian Science Monitor писала: «Человек независимых взглядов создал тонкий, умный, замечательный текст. Кеннеди поднял на мачте прекрасный стяг. Пусть же он реет там впредь».
Правды ради следует сказать, что написал ее Кеннеди не в одиночку. Из Библиотеки Конгресса ему слали коробки журналов и книг. Тэд Соренсен[51] работал с черновиками. Кандидатуры героев обсуждали профессора Юл Дэвис из Джорджтаунского университета и Джеймс Лэндис из Гарварда. Давал советы публицист Артур Крок (это он предложил включить в текст Роберта Тафта за то, что тот выступил против Нюрнбергского трибунала). Кеннеди, хоть и был антифашистом и врагом деспотии, не спорил. Он увидел в его поступке признак храбрости.
А открывал книгу президент США Джон Адамс[52] – противник федеративного устройства, что смело шел наперекор федералистскому большинству. Дэниэл Уэбстер[53] – конгрессмен, сенатор и госсекретарь – шел вторым. Почему? Да потому что перед лицом своей партии, готовой к войне до конца, отстаивал мир между Севером и Югом. Далее следовал Эдмунд Росс[54], сенатор, отказавшийся вопреки своей партии голосовать за импичмент президента Эндрю Джонсона[55], понимая, что подписывает приговор своей политической карьере. Про Боба Тафта мы знаем. Следом за ним стоит Джордж Норрис[56], что по идейным мотивам поддержал Эла Смита[57] в штате, где для политика не было худшей характеристики, чем принадлежность к католической церкви. Либерал Норрис уравновешивал в книге консерватора Тафта.
Итак, Джек рассказал о судьбах политиков, которых считал образцами храбрости. Предисловие написал профессор Колумбийского университета Аллан Невинс, указав, что история, политика и мораль объединены в книге «подлинным государственным служением».
Заметила книгу и вдова президента Рузвельта, имевшая вес в Демократической партии:
Достопочтенному Джону Ф. Кеннеди
Мой дорогой мальчик, я говорю это лишь для Вашего блага… Полная несчастий жизнь научила меня: когда множество раз бьют по одной щеке, подставлять другую.
Миссис Элеонора Рузвельт[58].
Записка стала знаком: ты замечен. А это было важно. Притом госпожа Рузвельт делилась мнением о книге и с близкими, и с советниками.
Получили «Образцы» и Пулитцеровскую премию[59]. Так талант Кеннеди был признан интеллектуальным истеблишментом. Больше того, столь авторитетная премия говорила и о признании в качестве мыслителя. Он передал деньги в «Фонд негритянских колледжей», как и свои гонорары и жалованье сенатора, которое всегда жертвовал на благотворительные проекты.
Возможно, среди героев книги незримо присутствует и еще один образ – профиль самого Джека? И хотя в тот период он еще ни разу не шел наперекор большинству и общественному мнению, тем не менее, как мы знаем, уже не раз бросал вызов судьбе.
Впрочем, у него был, что называется, крепкий тыл. Его семья. И его любовь.
Блистательная Жаклин.
Глава четвертая
Лучший жених Америки
1
Ее крестили за три дня до Рождества 1929 года в храме Святого Игнация на Парк-авеню в Нью-Йорке. И нарекли Жаклин Ли. Ее родители Джон Верну Бувье III и Джанет Ли, желая умаслить своего самого богатого родственника – деда по материнской линии, – надели на малышку его крестильную рубашечку. Говорят, крошка выглядела в ней просто потрясающе!
Все звали ее Джеки. А ее отца – голубоглазого мужчину редкого обаяния, имевшего огромный успех у дам – Черный Джо (за загар) и Черный Шейх (за число поклонниц, сравнимое с гаремом султана). У мамы прозвища не было, но была безупречная фигура, изящество и шарм. Нельзя сказать, что по части увлечений и приключений она не уступала мужу. Уступала. Но не слишком. Впрочем, его это не беспокоило. Он считал, что, пока у них есть деньги, заработанные им на бирже, положение в обществе, коттедж в Ист-Хэмптоне, лошади и собаки, а также дочурка Джеки, можно жить-поживать, наслаждаясь красой мира и его удовольствиями. Он был гедонист.