— Для входа в систему был нужен пароль. Некоторые досье на диске тоже были запаролены. Ничего ужасного, я смог все взломать и сделал вам копии.

Бородач пододвигает два диска DVD-RW, лежащие на столе, к четвертому участнику этой небольшой утренней летучки — мужчине неопределенного возраста, с молодым лицом и очень ухоженными темными волосами с проседью. Лет сорок — больше? На нем прекрасно сидящий костюм-«тройка» и галстук — даже в субботу утром. Это начальник двух молодцов, тот, кто платит за работу компьютерщику. Наличными.

— Вы вернете компьютер?

— Поздновато спохватились.

Жан и Мишель хранят молчание.

— Хорошо, тогда я передам его одному из моих ребят в понедельник, чтобы он поработал с ним поосновательнее. Может быть, сохранились какие-нибудь плохо удаленные данные, которые можно вернуть к жизни.

— Это действительно необходимо?

— Вам решать, но кто знает?..

Заказчик делает неопределенное движение рукой, типа «делайте что хотите».

— Можете оставить нас ненадолго одних?

Бородач кивает и выходит.

Пауза.

— Нас не устраивают ваши выходки. — Тон остается любезным, но в нем слышится ярость.

— Это несчастный случай, — напряженно встревает рыжий, ерзая на стуле.

— Вас было двое, а он один, неужели не было возможности его спокойно нейтрализовать?

— Он напал на Жана с ножом. Он был просто в бешенстве. — Мишель поворачивается к своему сообщнику, который кивает в знак согласия. — Мы сделали что могли. Либо так, либо он мог нас раскрыть.

Человек в сером костюме мысленно благодарит небеса, что у Субиза, на счастье, не было с собой служебного оружия.

— Я заходил туда сегодня утром. Работала криминальная полиция.

Долгое молчание. Криминалка — новость не из лучших.

— Ну а нам-то что делать? — звучит спокойный голос Жана.

— Вы свое дело сделали, значит, сидите себе тихо до того момента, пока я не узнаю, как продвигается расследование. Если повезет — может, вас никто и не видел, — тогда все прекрасно в этом лучшем из миров. Вы взяли только компьютер?

— Да.

Серый костюм скривился.

— А что? — Мишель не может понять, в чем дело.

— Могут начаться вопросы, почему исчез только ноутбук. Особенно когда поймут, кем был Субиз.

Рыжий с грохотом отодвигает стул и раздраженно встает:

— Я тебе говорил, мудило, что надо было брать еще что-нибудь!

— А кто сваливал так, что чуть штаны не потерял?

— Что ты сказал?

Головорезы несколько секунд меряют друг друга взглядами, потом их шеф ударяет по столу ладонью — переменка закончена.

— Успокаиваемся. Переписывать историю поздно. Я подумаю, как лучше разгрести дерьмо, которые вы оставили. У такого парня, как Субиз, наверняка должны были быть враги, найду что-нибудь.

Сефрон просыпается, но не может понять, где она. Незнакомая комната. Широкая кровать. Рядом — смятая простыня и подушка, на постели кто-то спал. На стене изысканный силуэт Фудзи. «Где я?» И вдруг Сефрон все вспоминает: драка, прямой репортаж об убийстве, который она случайно подглядела на мониторе, чувство вины. Потом ночное бегство в машине рядом с Эрваном, заледеневшим, леденящим. «Эрван?» Молчание. Сефрон встает. Голая. Одежда свалена у кровати. Нет, она ничего не помнит.

Ванная комната. Красно-белый кафель, роскошный душ в углублении стены. Стоя под чередующимися горячими и холодными струями воды, Сеф начинает понемногу приходить в себя.

И вдруг ее охватывает паника. Сегодня 28 апреля, суббота. Поезд в Каор в семь часов пятьдесят пять минут. Отец, бабуля…

Сефрон вылетает из душа, бросается к часам. Одиннадцать десять. От холода у нее мурашки пошли по коже. Она надевает пеньюар, висящий в ванной, влетает в комнату. Теперь джинсы, карман: мобильник на месте. Она берет телефон в руки, гладит, снова забирается в ванную комнату, закрывает задвижку, нажимает на номер отца. Два сигнала — и знакомый голос. Быстро, очень быстро, никаких разговоров:

— Dad…

На другом конце Франции мобильный берет мужчина с четкими чертами лица и трехдневной щетиной. Он удивлен: сколько прошло времени с тех пор, как она называла его «dad»?

— …я не приеду, не смогла. — Слова наскакивают друг на друга. — Я у друга в деревне. Телефон не берет, перезвоню. Поцелуй бабулю.

В ванной Сеф слышит, как открывается дверь в номер. Вытаскивает из мобильника батарейку и симку, неловко, трясущимися руками бросает их в унитаз, спускает воду и глубоко вздыхает. Неужели она начала бояться Эрвана?

Разговор прерывается. Нил Джон-Сейбер перезванивает. Гудков нет, только голосовая почта. Он убирает телефон, огорченно ворчит. Сефрон, конечно, уже большая девочка, на семейных сборищах ей неинтересно, ладно. Но сегодня… Девятнадцать лет назад в этот день Люсиль, страстная любовь всей его жизни, мать Сеф, была убита в Ливане. И потом, сегодня день рождения самой Сеф, двадцать один год. Праздник жизни и смерти. Могла бы сделать над собой усилие. Он снова ощущает себя одиноким и брошенным и не сразу возвращается к гостям в ресторане в центре Каора.

Позже, после обеда, уже ближе к вечеру, Нил прогуливается с двумя самыми близкими друзьями по берегу Лоты. Один из них Теренс Кук, корреспондент крупного британского еженедельника «Геральд трибюн» в Париже. Это розовощекий невозмутимый мужчина: цвет его щек так характерен для подданных ее величества. Он чуть моложе Нила и специально приехал в Каор, чтобы быть рядом с ним в этот день. Другой — хозяин ресторана «У синего кабана» Пьер Сальтон. В этом году, как и всегда, он задумал и организовал эту пирушку. Известный кутила. Пройтись после обеда полезно. Мужчины молча курят короткие сигары. Доходят до моста Валентре, восхитительного фортификационного сооружения, перекинутого через реку, идут по нему. Останавливаются между двумя башнями, опираются на парапет и смотрят на несущуюся между двумя средневековыми опорами воду. Такое спокойное завершение дня.

— Теперь, — произносит Сальтон, не сводя глаз с воды, — расскажи нам, что случилось с твоей дочерью. И все как на духу, мы, в конце концов, мужчины.

— Я ничего не знаю. — С годами «british»-акцент Джон-Сейбера почти пропал. — Звонок прямо перед полуднем, чтобы сказать: «Я не приеду». Не приеду, и все. Я не смог вставить и слова. Она отключилась, и с тех пор ее мобильник вне зоны действия.

— Волнуешься?

Нил выпрямляется, смотрит в лицо Сальтону:

— Волнуюсь? Нет. Почему я должен волноваться? С родственниками ей скучно, на пирушках тоже. В ее возрасте это ее законное право. Нет, мне, скорее, грустно. — Нил снова наклоняется над парапетом и щелчком отправляет в воду окурок. — Мы с дочерью не слышим друг друга. Я не смог заменить ей мать.

Сальтон поворачивается спиной к реке:

— Прекрати свои дешевые психологические излияния и вмешайся в происходящее. Если она не приезжает к тебе, найди какой-нибудь предлог, чтобы поехать в Париж, и между делом заверни к ней.

Мужчины молча смотрят на реку, потом Нил соглашается:

— Может, это и неплохая мысль.

Сальтон продолжает, как будто и не ждал другой реакции:

— Мой друг держит очень хороший ресторан в Париже. «У Жерара», туда ходят все политические деятели столицы. В самый разгар предвыборной кампании неплохой предлог для твоих гастрономических заметок. Политика и хорошая еда, твоим англичанам понравится, да и моему другу тоже — полезно для клиентов. В Париже ты придумаешь, как увидеться с дочерью.

Кук тоже выпрямляется, вытаскивает из нагрудного кармана пачку сигарилл.

— Решено, я возвращаюсь в Париж завтра утром и увожу тебя с собой. И если ты настаиваешь, соглашусь составить тебе компанию на обед или ужин в ресторане «У Жерара». Уверен, что тебе будет нужна консультация, чтобы разобраться в политическом меню сотрапезников.

Нил улыбается, друзья продолжают прогулку.