Эрван растягивается на кровати, сердце готово вырваться из груди, он закрывает глаза, чтобы переварить эту новость. Безумная надежда вновь взять ситуацию в свои руки, спасти главное. Нанести удар. «Гедеон». И он снова у руля. Пусть гибель Жюльена не будет никчемной жертвой. А там посмотрим, как карта ляжет. К Эрвану возвращается самообладание, теперь он снова может увидеть этих двух старых пердунов, которые сидят там внизу и делают вид, что все знают, потому что долго живут. «Сказать им спасибо и до свидания. Завтра я отправляюсь на бой».

К ужину Скоарнек выходит из комнаты: он вымылся, переоделся и теперь с еле заметной улыбкой на губах являет собой пример самообладания и свободы в очень отрепетированной мизансцене.

Нил просто готов его убить.

Кук ставит на стол дымящуюся кастрюлю:

— Две банки говядины с морковью. Вы к нам присоединитесь?

— С удовольствием.

Попробовав этот шедевр консервированной кулинарии, Нил ощущает не только агрессивность, но и признаки тошноты и больше не может сдерживаться:

— Мы оба думаем, что вам нужно отдать полиции это видео.

— Если я это сделаю, они меня арестуют по целому ряду вполне весомых причин. Плюс еще несколько, которые они придумают.

— Возможно. И что? Вы боитесь?

— У меня нет никакого желания отправляться в тюрьму.

— И тем не менее вы в эти дни будете там в большей безопасности, чем где бы то ни было. Ваш приятель Курвуазье был бы сейчас жив, не погиб бы, сделай вы это раньше.

Скоарнека проняло.

Не упустить инициативу, надавить еще. Нил продолжает:

— Завтра рано утром я возвращаюсь в Париж. Уезжаю около семи. Я возьму вас с собой и высажу около Криминальной полиции.

Эрван встает:

— Нет вопросов. Я еду. — Он берет большой бокал вина, залпом выпивает его и с улыбкой ставит на стол. — Чтобы прополоскать рот после вашей говядины с морковью.

Когда за Скоарнеком захлопывается дверь его комнаты, Кук поворачивается к Нилу:

— Ты понимаешь, что есть большая вероятность, что он не пойдет в Криминальную полицию?

— Не пойдет он, так пойду я.

— Мы с тобой журналисты и не помогаем полиции, ты забыл?

— Первой моей задачей остается помочь дочери выбраться из всего этого дерьма. Я этого не скрывал. Конечно, никаких источников я не называю и даже ни слова не говорю о досье.

— Тогда другое дело, я согласен.

— Теперь я знаю, почему Скоарнек ничего не выложил в Сеть. Он боится, что его отправят в тюрягу.

— Если тебя это греет… — Скептическая мина. И Кук продолжает: — Однако вернемся к нашим баранам. «Тринити групп» является предметом расследования прокуратуры по борьбе с мафией уже в течение полугода. Есть подозрение, что группа принадлежит каморре и не всегда вела себя корректно, если не сказать иначе, в работе с отходами, которая была ей доверена.

— А какая связь с ПРГ?

— С две тысячи первого года по две тысячи шестой «Террай», филиал компании прекрасной Элизы, подписал большой контракт на ремонт и восстановление частных клиник во Франции и в Италии. А кто говорит «клиника», подразумевает рентгеновское оборудование, то есть радиоактивные материалы. Именно через проверку этих материалов Субиз вышел на «Тринити групп».

— Куда ни плюнь, попадешь в ядерные программы.

— Ничего удивительного, что они захотели выскочить из этого дерьма на четвертой скорости. Чертовски неудобно сидеть в тех же административных советах, в которых заправляет мафия. Рынкам это не понравится.

— Indeed! Ну а я накопал кое-что на Кардона. Он окончил Высшую политехническую школу в семьдесят втором. Я пролистал Ежегодники выпускников семьдесят первого, семьдесят второго и семьдесят третьего. И знаешь, кого я там нашел? Не старайся, ни за что не догадаешься. Жерара Бланшара, хозяина ресторана «У Жерара».

— Small world. Кто бы мог подумать!

— Его личный телефон на автоответчике. В воскресенье ресторан закрыт. Я пойду к нему в понедельник. А Борзекс попробую захватить завтра врасплох.

Сообщники удовлетворенно улыбаются, приятно снова работать вместе. Кук начинает зевать:

— Пойду спать, больше не могу.

Прежде чем подняться на второй этаж, Нил в последний раз проверяет почту. Письмо от мэтра Летерье. Содержание под стражей для его дочери продлено, как и предполагалось, на сорок восемь часов. Отец Сефрон с удивлением отмечает, что эта новость его скорее радует, чем печалит.

Нил выводит машину из гаража, закрывает ворота и в ожидании Скоарнека расхаживает перед ними. Трава мокрая, но день, возможно, будет хорошим.

Эрван идет через сад, джинсы, футболка: красивый независимый молодой человек, очевидно гордящийся своим существованием. Подходит, опирается на крышу машины.

— Перед тем как я сяду рядом с вами, давайте договоримся. Вы меня высаживаете у «Порт-де-ла-Шапель», и дальше я еду на метро. С Сефрон можете сколько угодно разыгрывать из себя внимательного и заботливого папашу-защитника, но я не ваш сын.

— Без проблем.

Нил наклоняет голову, усаживаясь в машину, чтобы скрыть приступ смеха. Слава богу, в семье нет инцеста. В общем, можно считать, повезло. Молодой человек просто идиот. Нил ведет машину внимательно, почти на автопилоте, и старается сосредоточиться на своей встрече с Борзекс. Уже совсем скоро. И возможно, она решающая.

Присутствие Скоарнека, который, упрямо отвернувшись к окну и ни слова не говоря, делает вид, что поглощен созерцанием проносящихся мимо пейзажей, его раздражает, смущает, мешает сосредоточиться. Между ними стоит Сефрон — Сефрон, которая выбрала другого. В конце концов Нил решает нарушить тишину:

— Была ли Сеф с вами в тот вечер, когда вы записали убийство Субиза? — Этот вопрос мучил его всю ночь.

— Это у нее нужно спрашивать, а не у меня. — Эрван даже не повернулся.

— Она задержана еще на двое суток, на семьдесят два часа, и я не могу общаться с ней, вам это известно. Но я должен это знать, чтобы действовать, как вы говорите. С соблюдением всех предосторожностей и в ее пользу.

Долгое молчание.

Проходит несколько секунд, прежде чем Скоарнек произносит, будто с сожалением:

— Да, она там была.

Нил представляет себе тот ужас, который должна была пережить его девочка, никогда не видевшая смерти, тем более насильственной. Ее всегда оберегали. Может быть, слишком? В ее возрасте он уже был свидетелем уничтожения заложников и тех, кто захватил их на Олимпийских играх в Мюнхене. «И что? Что ты сделал со своим богатым опытом?»

— Что бы ни случилось, не упоминайте о ее присутствии и о любой ее связи с этой историей вашего видео.

Эрван поворачивает голову и впивается взглядом в профиль Нила:

— Оставьте свои советы при себе, я в них не нуждаюсь. Вы ее отец, и вы приютили меня на эти сутки, но это не дает вам никакого права. Ваша дочь считает, что вы слабак, и я с ней согласен. Вы держали ее взаперти, задушили своей заботой, а я открыл ей мир, сделал из нее борца. Так что наши дела вас не касаются.

Нил выжимает сцепление, стараясь успокоиться.

— You’re so full of shit, — произносит он очень отчетливо, не отрывая взгляда от дороги.

В машине воцаряется тишина, которую никто не нарушает до приезда в Париж. Нил останавливается недалеко от «Порт-де-ла-Шапель», высаживает Скоарнека и в последний раз напоминает ему:

— Майор Парис. Криминальная бригада, набережная Орфевр, тридцать шесть, метро «Ситэ» или «Сен-Мишель».

Эрван наклоняется к боковому стеклу:

— Вали отсюда, дядя!

Нил провожает взглядом Скоарнека, пока тот не скрывается в метро.

Перен, представитель профсоюза, к которому принадлежит Парис, останавливает его на главной лестнице Криминальной полиции. Воскресное утро не время для профсоюзных деятелей.

— Я тебя ищу. Мне сказали, что ты допрашивал малышку.

— Кто сказал?