Полицейский отвечает тут же. Ждал звонка.

— Это Мишле. Что происходит?

— Ты где был, черт бы тебя побрал?

Опять это ты. Очевидно, стресс.

— Успокаиваемся. Была причина. Серьезная. Я только что смотрел это пресловутое видео. — Молчание. — Узнать вас невозможно. Запись с помехами. Самое большее, что можно понять, что вы в масках.

— Ты уверен?

— Да. А что у вас? Что происходит?

— В квартире Марсана наметилась малышка.

— И что?

— Ее выставили за дверь.

— За ней кто-нибудь шел?

— Вроде нет. Мишель сел ей на хвост, чтобы выяснить, куда она направляется.

— Ну и пусть себе идет, плевать. Нас интересуют те двое.

Сеф машинально поднимает голову, смотрит на табло. Идиотский рефлекс, потому что она уже чувствует сквозняк из туннеля, который всегда предшествует появлению поезда. Мигает оранжевый ноль — сигнал прибытия поезда. Идиотский рефлекс человека, который перестал думать.

Вали из Парижа… Сука…

Толпа подается вперед, она вместе с ней. Металлический скрежет, когда поезд подходит к платформе. Начинается давка, все торопятся войти в вагон. Сеф упирается, чтобы не перейти линию безопасности. Слишком близко к краю. Опасно.

Вали…

Взгляд прикован к приближающимся слепящим фарам. Сзади напирают. В ушах невыносимый звук скрежещущих тормозов.

Сука…

Поезд все ближе. Сефрон делает шаг вперед. Моторный вагон уже рядом и… проходит перед ней. От потока воздуха она жмурится, отворачивается. Поезд останавливается. Двери открываются. Спешащая толпа вносит Сефрон в вагон.

Позади остается так ею и не замеченный человек с неприятным взглядом и натянутым на голову капюшоном. Мишель отдернул руку в последний момент, и он все еще сжимает мобильный, который как раз начал звонить, когда он посреди этой толкотни почти дотянулся до спины Сефрон.

Сука…

Слово вертится в голове Сеф. Ей так хотелось сохранить лицо при разрыве с Марсаном. Не вышло.

Сука… Вали…

Глубоко вздохнуть и собрать все в единую картину. Когда это станет возможно. Ее мысли обращаются к отцу, теперь ей хочется, чтобы он был рядом, обнял ее. Понемногу она начинает припоминать обрывки их ночного разговора, то, что она узнала о нем. Военный корреспондент, влюбленный в войну, пламенный и безутешный любовник, который виноват, конечно, виноват. «Этот трогательный и совершенно незнакомый человек — мой отец. Как все это переварить?»

Поезд отходит от платформы и увозит Сеф.

Марсан не сводит взгляда со Скоарнека, который мерит шагами его гостиную, он, как никогда, беспокоен. «Наш петушок боится полицейских. Отшил девчонку, сука, и старается найти себе оправдание. Я ему нужен как никогда, и он — мой. И он заплатит. Они все заплатят».

На экране компа — звонок мобильного. Марсан входит в сеть, опередив Эрвана, который делает вид, что тоже подходит к компу. Номер неизвестный, Марсан колеблется, потом все же решает ответить.

— Можешь говорить?

— Подожди. — Телевизионщик прикрывает микрофон рукой и тихо произносит: — По работе. — Потом уходит к себе в комнату и закрывает за собой дверь. Тихо произносит: — Заходила Сефрон.

— Знаем.

— Каким образом?

— Молчи и слушай.

— Давайте по-быстрому. У Скоарнека приступ паранойи. Тяжелый.

— Ты как раз им и воспользуешься, нажимай на безопасность. И вот что ты должен делать…

Когда Нил этим утром около одиннадцати пришел в гостиницу, его дочери там уже не было. Мобильного телефона у нее больше нет, значит, невозможно с ней связаться. Он поискал ее в окрестных кафе. Безрезультатно. Снова вернулось чувство беспомощности и страха. Все, кто видел убийство Субиза, находятся в смертельной опасности.

Поскольку предпринять ничего невозможно, он, как и было предусмотрено, идет работать с Куком и каждый час звонит в гостиницу. Наконец в шестнадцать часов долгожданная новость: Сефрон вернулась. Закрывшись у себя в комнате, она не отвечала на телефонные звонки. Нил тут же собрался к ней, твердо решив расставить точки над i. «Ты не уходишь, не сказав, куда идешь, и держишь меня в курсе происходящего».

Когда Нил входит к Сефрон, она лежит в кровати под одеялом, сама на себя не похожа и вся дрожит. Сначала он решает, что это грипп, и бросается к телефону вызывать врача.

Но дочь останавливает его:

— Dad, я не больна.

— Тогда в чем дело? Ты уходишь…

— Дай мне время. Все пройдет, кому, как не тебе, это знать, с тобой такое бывало. Все пройдет. Умоляю тебя, не дави, чтобы больше узнать.

— Я беспокоюсь.

— Вчера ты был на высоте, не порти ничего. Ты здесь, это главное. Ты всегда будешь рядом со мной. — Сефрон прячет лицо в подушку, закрывает глаза. — Мне нужно поспать. У тебя есть снотворное?

— Конечно.

— Дай что-нибудь. Не очень сильное. — Пауза. — Завтра я возвращаюсь в Каор к бабушке.

Каор — прекрасная мысль. Нил берет руку Сеф, целует ее. Потом идет звонить адвокату, чтобы уладить проблемы с юридическим надзором, приносит снотворное, бутылку воды, кусок чизкейка. Сеф его очень любит. Садится рядом с кроватью в вольтеровское кресло.

Дочь больше не дрожит. Засыпает глубоким сном.

Нил еще долго сидит рядом, не в силах отвести взгляда. «Я должен был остаться с ней на весь день, глаз с нее не спускать. Невозможно. Один раз я уже все ради нее бросил. Результат? Могло быть и хуже. Но это не повторится. Она уже взрослая, у нее — своя жизнь, у меня — своя. Осталась бы с ней ее мать? Не факт. И потом, что это меняет? Пусть у меня будет неспокойная совесть, пусть я буду несчастным, пусть буду умирать от страха за нее, но начатого дела не оставлю».

Через какое-то время он возвращается к себе в комнату, принимает душ, переодевается. Темный костюм, белая рубашка, голубой галстук, над узлом галстука пришлось потрудиться — потерял навык. Звонок со стойки портье:

— Месье Парис хочет вас видеть.

— Скажите, что я спускаюсь.

Через несколько минут мужчины встречаются в холле: оба смущены, оба чувствуют себя скованно.

Парис с любопытством оглядывает Нила:

— Вы куда-то идете? Я вас отвлекаю?

— В Пале Гарнье. Но вы меня нисколько не отвлекаете. Оперу я не люблю, ничего в ней не понимаю, но я должен быть там в антракте. Можно не торопиться.

Нил увлекает Париса на улицу, в небольшое кафе, где подают вино и копчености. Он не может понять, зачем Парис пришел. Ситуация для него двусмысленная. Встречаясь с полицейским, журналист всегда ходит по лезвию бритвы. Посмотрим.

Стоит официанту отойти от стола, как Парис уже говорит:

— У меня забрали дело Субиза. Теперь им займутся другие вместе с антитеррористической бригадой. Хотя видео было приложено.

В Ниле сначала говорит отец:

— Чем мне это грозит?

— По-моему, в ближайшем будущем ничем. А затем это будет зависеть от того, что захотят политики. Но думаю, что дело сдуется после выборов.

— Не хочу быть невежливым, но ваше появление — поступок скорее странный. — Журналист внимательно смотрит на Париса. — Почему вы пришли?

Парис пожимает плечами:

— Потому, что ваша гостиница недалеко от тридцать шестого дома. Или потому, что вы мне нравитесь. — Он улыбается. — Потому, что вы дали видео мне, а не предложили его прессе. Или, может быть, потому, что мне необходимо было поплакаться в хорошей компании. Думаю, мне нужно задуматься о собственном будущем. Вопрос в том, должен ли я уйти до того, как они начнут выворачивать мне руки? Теперь все изменилось. Полицейский должен как можно быстрее найти виновного, делом занимается все равно кто. Но потом полицейский не должен ни в чем копаться, и это главное. — Он залпом выпивает вино. — Как ваша дочь?

— Плохо, но, думаю, не из-за вас. — Нил пьет небольшими глотками. «Расслабься, он больше не ведет это дело, сними напряжение, поговори. С кем еще ты можешь об этом поговорить? И потом, в глубине души он тебе нравится, этот полицейский». — Сефрон думает, что любит этого типа. Конечно, он хорош собой, этакий умник, спортивный — вполне достаточно для свободного поведения и развязной походки.