— Я прекрасно знаю, о чем говорю. Там вся команда— скебы.

По толпе пополз ропот. «Черный» и «скебы» — зловещие слова для рабочих, тяжело переживающих поражение в недавней забастовке, чуть было не задушившее их профсоюз.

— Еще кто‑нибудь знает об этом?

— Да бросьте Вы! Нам‑то какая разница? Он ведь уже в порту…

— Заткнись, болван. Откуда ты узнал, Дейви?

— В порту все знали еще ночью. Янки, что подошли к шестнадцатому причалу, были в Кейптауне вместе с «канадцем». Да что вы, сами не понимаете? Вот уже пять недель, как канадские моряки бастуют. За каким же чертом канадский пароход очутился сейчас в Мельбурне? И какая на нем может быть команда?

Как ни хотелось Мэниону вмешаться, но ничего не поделаешь— он мог только наблюдать. Голоса зазвучали громче.

Угольщики сгрудились тесней, лица у них были суровые. Другие докеры уже напирали с боков. Тут и там возникали горячие споры. До Мэниона долетали только отдельные, давно всем известные выкрики:

— Опять проклятые «коммо» суются!

— Будут бригады набирать или нет?

— Подыхаешь с голоду, Мик? Любую работу схватишь — только бы тебе деньги…

— Давайте организованно. Надо послать за профуполномоченным.

Но уполномоченный Хеффнер уже тут. Он вдруг появился откуда‑то и теперь проталкивался к помосту, маленький, невзрачный, не обращая внимания на вопросы, которыми его обстреливали со всех сторон.

Нарядчик пока что сошел вниз и яростно заспорил со Стэртом.

Мэнион держался позади, он почти ничего не слышал и только мог догадываться, о чем шел разговор. Такие вот стычки просто из себя выводили лидера моряков. В своем профсоюзе он бы в любой день смог добиться согласованных действий во всех крупных портах Австралии. Хеффнер не хуже Несса знает, где правда. Издали Мэнион видел его маленькую лысую голову. Хеффнер стоял молча, уставившись перед собой, и лицо его выражало покорность и терпение, а с обеих сторон на него с криком наседали Стэрт и нарядчик. Нетрудно распознать этого Хеффнера, так же как и Несса. Просто не хочет неприятностей. Как и Несс, Хеффнер только и ждет, как бы уладить дело, чтобы не подорвать свой престиж. Стэрта он ненавидит смертельно, но сейчас боится выдать себя. Мэниону хотелось попросить слова, но он знал, что этим он только сыграет на руку Хеф фнеру, даст ему возможность сказать то, о чем он только и мечтает сказать: что это опять коммунистический заговор, попытка вовлечь докеров в конфликт, который не имеет к ним никакого отношения.

Хеффнер наконец надумал. Он поднялся на помост, шикнул на расшумевшегося Стэрта и обратился к докерам, которые с нетерпением ждали его слова:

— Мы сообщим вам — будут набирать бригады или нет…

— Кто это— «мы»?

— Ваши руководители‑кто же еще? За что же вы нам деньги платите?

— Мы платим, чтобы вы управляли профсоюзом, а не просиживали штаны да не ломали свои дурацкие головы, как бы вам пролезть в парламент!

Стэрт кричал так громко и пронзительно, что казалось, будто он плачет от волнения.

— Еще одно слово, и я на тебя пожалуюсь в комитет! — Загоревшиеся злобой глаза и нервно подергивающиеся губы выдали Хеффнера — удар попал в цель. Он подозвал нарядчика к ступенькам помоста:

— Можете продолжать набор.

В поднявшемся гомоне крики одобрения и протеста разделились почти поровну.

— Молодец, Джо!

— Далеко пойдешь!

— Долой скебов!

— Не по адресу орешь!..

— Протри глаза, Хиллс!

Нарядчик выкликнул первого грузчика. В это время Хеффнер, весь потный от нервного напряжения, уже пробирался между шумно спорившими людьми к выходу. Мэнион услыхал, как он ответил обратившемуся к нему грузчику.

— Ничего не могу поделать. Пока мы не получим точного сообщения…

— Вы же получили точное сообщение. Ославите вы наш порт, нас все моряки, как заразы, бояться будут!

— У меня указания от вашего же комитета! Берите наряды. А не хотите работать — как знаете. Решайте сами, у меня и без этого дел не оберешься.

Шум затих, и набор грузчиков продолжался в напряженной тишине, которую нарушали лишь шаги людей, под ходивших Сделать отметку в докерских книжках, и сердитое ворчание тех, кто, не желая впутываться в эту историю, отошел назад.

Набрали четыре бригады, но когда грузчики подошли к причалу, Мэнион был уже там. Эта территория принадлежала и докерам и морякам. И пока Мэнион взбирался на перевернутый ковш подъемного крана, вокруг него столпилось человек пятьдесят. По соседству с затихшим «Гектором» седьмой и девятый причалы пустовали, и голос лидера моряков гулко отдавался под высоким порталом крана.

На палубе «Гектора» замелькали люди, они с любопытством смотрели вниз, на пристань. В Мэнионе вспыхнул гнев, который накапливался со вчерашнего дня. Он показал на скебов рукой, покрытой мозолями от многолетней работы — такой же работы, какую делали окружавшие его люди.

— Пойдите туда и сами спросите их, если вы не верите, спросите помощника капитана. Я‑то с ним говорил вчера — спросите его! Прочтите вот это… — он вытащил телеграмму, помахал ею и громко прочел: «…просим поддержки австралийских моряков…» Даю вам слово, что это судно не поднялось бы по реке, если бы я вовремя получил телеграмму. Об этом позаботились бы моряки. Но оно вошло в порт, и мне остается только обратиться к вам, друзья. Вы знаете, где правда. Не мне вам рассказывать, что такое скебы для нашего брата. Помните, как вы поступили, когда была забастовка на транспорте и ваш исполком послал вас водить автобусы? Вы доехали на них до порта, устроили митинг, объявили автобусы «черными» и разошлись по домам. Ведь недаром же у австралийских портов добрая слава во всем мире. И я вам говорю — не черните наше доброе имя! Оно нам нелегко досталось. А в данном случае все ясно. У канадских моряков урезали жалованье. Это в наши‑то времена! Что же им было делать? Что бы сделали вы на их месте? Они и забастовали. Теперь они голодают, их бьют, сажают в тюрьмы. Но они не сдаются, они держатся до сих пор. Многого они от нас не требуют. Только чтобы мы бойкотировали эту посудину, набитую скебами. Вон она — поглядите! Поглядите на эти рожи на палубе — захватили работу людей, у которых достало мужества включиться в забастовку за шесть тысяч миль от дома. Нет, друзья, если вы разгрузите этот корабль…

Мэниона слушали внимательно, но все‑таки нашлись крикуны, которые подняли шум. Теперь надо, чтобы докеры решили все сами, нельзя им навязывать свое мнение. Ответив на несколько вопросов и выкриков, Мэнион отошел в сторонку и стал ждать, что будет дальше.

Докеры с полчаса совещались, не обращая внимания на бесконечные призывы нарядчика начать работу и поглядывая, не идут ли Хеффнер или Несс, за которыми послали. Но никто не появлялся, и около половины десятого на ковш, с которого сошел Мзнион, взобрался какой‑то парень. Он предложил пока что объявить «Гектор» «черным» и ждать окончательного решения исполкома. Парень был молодой, выступать, видно, не привык и очень волновался. Сначала его было чуть слышно, но чья‑то громкая реплика: «А ты‑то что знаешь о скебах? Сосунок паршивый!» — разозлила его.

— Что я знаю о скебах? Много знаю. И моряков я тоже хорошо знаю. Я сам был моряком до того, как пришел сюда, в порт, и лучше я отрублю себе руки, чем поднимусь на эту посудину. Я‑то знаю, что сейчас происходит у канадцев. У меня там друзья — всю войну я плавал на канадских судах. Вот это я заработал не в мельбурнском порту… — молодой угольщик вдруг сорвал с головы шляпу, и тогда все увидели то, что раньше могли разглядеть только немногие стоявшие вблизи, — все лицо у него было испещрено белыми шрамами. — Я это заработал, когда плыл по морю горящей нефти. Слышали вы, как мужчины кричат от ужаса? Нас осталось в живых всего несколько человек. И вы хотите, чтобы я предал друзей, с которыми три месяца пролежал в госпитале? У нас здесь пока что неплохо, но по ту сторону океана — там уже завелась всякая пакость… В каждом порту в Канаде и в Штатах моряки ходят без работы. Вот почему владельцы судов норовят платить им поменьше. Война кончилась, свою шкуру они спасли, теперь снов. а можно рабочего хватать за глотку. Моряков в Нью — Йорке хоть пруд пруди…