На мгновение глаза Мервина загорелись. Он всегда мечтал при первой возможности завести маленькую мастерскую. Но затем решительно покачал головой.

— О чем говорить, папа? Все уже решено.

Отец Мервина сосредоточенно посасывал трубку.

— А потом, — предостерегающе начал он, — и канализация у вас не готова, и подъездная дорожка влетит монет в сорок.

Мервин жестом остановил его.

— Знаю, знаю. Еще двести монет придется платить, когда будет готово новое шоссе, а потом нужны доски для курятника. — На мгновение Мервин умолк, и лоб его прорезали тревожные морщины. — Ну и что ж? — снова оживился он. — Если будет машина, всегда можно подработать.

— Да нет, сынок, только не тут у вас.

Но увлечение Мервина росло с каждым днем, и, как это бывает во сне, ему казалось, что для осуществления его мечты нет никаких преград. Он все сделал, как полагается, — заполнил заявку на машину и рассчитал, что положенных десяти месяцев ему как раз хватит, чтобы отложить нужную сумму. И пока он копил, он весь был во власти надежд. Он думал о машине вечером, ложась спать, и утром, вставая с постели, и весь день за работой… Он преисполнялся гордости всякий раз, как они с Лорной находили новый способ сэкономить лишний шиллинг — скажем, в холодные вечера ложились спать пораньше и читали в постели, вместо того чтобы топить, или умудрялись использовать для супа навар от капусты.

Иногда в порыве ребяческого восторга он выбалтывал о некоторых своих открытиях в вагоноремонтной мастерской, где красил вагоны. Из‑за того, что выдумки его отличались такой наивностью и полным отсутствием юмора, Мервин стал предметом постоянных насмешек для всей мастерской. И долгое время его мечты о покупке «холдмура» были поводом для бесчисленных острот.

Однажды Ларри, добродушный малый, убиравший в вагонах, сказал Мервину:

— Слушай, я не знаю, дошло до тебя или нет, но ведь все ребята потешаются над тобой и над твоим автомобилем.

Мервин, который как раз кончал красить наружную панель, несколько мгновений молча продолжал работу — не потому, что хотел скрыть смущение, а чтобы придумать ответ.

— Я вижу, — ответил он и улыбнулся, словно это его позабавило. — Вот уже десять лет от них терплю. Они думают — раз я не дуюсь в карты и не болтаю без конца о спорте, значит я недотепа.

Ларри призадумался, слегка скосив глаза.

— Вот это ты зря. Право, они парни неплохие и здорово помогают друг другу.

— Знаю, — согласился Мервин. — Когда я строил дом, они и мне помогали кто чем мог.

— Вот, вот, — подхватил Ларри. Но, видимо, он не считал вопрос исчерпанным. — Ну, а насчет машины — они ведь не то что против тебя зуб имеют. Просто считают, что лучше бы тебе по одежке протягивать ножки.

— Ладно, Ларри. Все ясно. Они думают, я фантазер. Но дом‑то у меня есть, верно? А у них не у всех есть. Вот подожди, будет у меня «холдмур», тогда они увидят.

Главный зачинщик всяких шуток в мастерской, по прозвищу Задира, работал рядом с Мервином. Он обожал разыгрывать других, в особенности Мервина. Задира с потрясающей ловкостью умел втянуть его в любой разговор. Он работал с Мервином очень давно и настолько изучил его, что, если верить другим парням, мог читать мысли Мервина, даже не глядя в его сторону. Что же касается планов насчет «холдмура», то к ним Задира проявлял особый интерес. Не потому, что это было так уж увлекательно, а просто чтобы показать всей мастерской, что он за тип, этот Мервин, а заодно и позабавиться хорошенько. Задира знал, как живется Мервину, и знал, что и ему и его семье приходится во всем себя ограничивать, чтобы скопить нужную сумму. Нельзя сказать, чтобы Задира отличался особой деликатностью, но и нельзя сказать, чтобы он недолюбливал Мервина. Просто он в глубине души с презрением относился к некоторым его жизненным установкам.

— Слушай, Мервин, нелегкая, должно быть, штука накопить столько деньжищ на «холдмур»? — начал как‑то Задира, пытаясь выудить у него что‑нибудь новенькое.

Мервин настороженно глянул на него. Горький опыт на учил его, что нужно внимательно вглядеться в лицо этого верзилы, чтобы понять, шутит он или говорит всерьез. Но Задира выдержал его взгляд и нахмурился, как бы в знак сочувствия.

— Нелегко, говоришь? Н — д-д — а, пожалуй.

— По — моему, рабочему человеку это не под силу, — продолжал Задира.

Мервин изобразил на лице удивление.

— Нет, почему же? Надо только с умом деньги тратить.

— Так, так, понимаю, — кивнул Задира. — А я об этом и не подумал. — Он помолчал и улыбнулся Мервину самой дружеской улыбкой. — Ты бы мне рассказал, как это делается, — я бы научил свою хозяйку.

— Что ж, мне жена здорово помогает, — сказал Мервин. — По правде говоря, она другой раз даже слишком прижимиста. Ну да ладно, все получается хорошо.

— Подумать, а! — удивился Задира. — А моя такая мотовка— на всем свете не сыщешь! Право слово, не вру! Воображает, будто она Мерилин Монро или еще кто. Но что там ни говори, нужно же хоть иногда покупать кое‑что из одежды. Ты как считаешь, Мерв?

— Люди покупают слишком много всякой одежды, — изрек Мервин с убежденностью проповедника. — А я вот до сих пор ношу костюм, который купил еще перед свадьбой, и жена бог знает сколько времени ничего себе не покупала. Так вот мы и экономим.

— Правда? — удивился Задира, стараясь получше запомнить все эти рассуждения, чтобы потом пересказать остальным. — Ну а ребятишки как же? Их‑то нельзя обделить!

— Это смотря как считать. — Мервин решил, что надо поднять вопрос на социальную высоту. — Нечего наряжать ребенка, словно он маленький лорд Фаунтлерой. Я так думаю — ребят наряжают просто для фасона.

— Может быть, может быть, — задумчиво произнес Задира. — Ну, а как же с едой? Тут уж никто фасонить не станет. Человеку нужно плотно поесть. Нужно масло, яйца…

Мервин насмешливо посмотрел на него.

— И вовсе не обязательно. Китайские кули и без этого обходятся. А малаец — он съедает за день маленькую мисочку риса. Известно тебе это?

— Это‑то да. Но ты посмотри, какие они несчастные заморыши, — возразил Задира, выходя на минуту из роли бесстрастного следователя. — Кстати, я все собираюсь тебя спросить насчет этого самого… как его… маргарина. Про него столько говорят…

— Что ж, очень питательная штука.

— Значит, вы его употребляете?

— А мы ничего другого и не употребляем. По — моему, он даже ребятишкам по вкусу.

Задира упер руки в бока и посмотрел на Мервина долгим недоверчивым взглядом.

— Ну, что ты скажешь! А моя чертова баба даже и жарить на нем не желает.

Мервин уже давно перестал завтракать вместе с другими. Когда его спрашивали, в чем дело, он отвечал, что у него что‑то неладно с желудком и потому ему велели есть часто и понемногу. Многие удовлетворились этим объяснением, хотя не очень‑то ему поверили. Но Задира решил, что он этого так не оставит. У него закралось подозрение, что все дело тут в том, какой завтрак Мервин приносит с собой, и он решил во что бы то ни стало раскрыть эту тайну.

Как‑то утром ему представилась такая возможность — Мервина неожиданно вызвали в контору и он оставил на скамье раскрытый мешочек для завтрака. Задира многозначительно подмигнул остальным и показал на мешочек, потом с ужимками опереточного злодея на цыпочках подкрался к скамье. Он наклонился, заглянул в мешочек и стал принюхиваться, словно собака. Потом запустил руку и вытащил оттуда маленький бумажный пакетик. Озираясь все с тем же злодейским видом, он развернул бумагу.

Другие мастера, наблюдавшие со своих рабочих мест, увидели, что Задира в неподдельном ужасе отпрянул от мешочка. Он сунул пакет обратно и подошел к товарищам, недоуменно разводя руками.

— Слушайте, хотите знать, что у него на завтрак? — спросил он. — Лопни мои глаза, не вру. Сухая корка без крупинки масла, какой‑то кусочек мяса — вареная печенка, что ли, и пахнет, словно с прошлой недели завалялась, — да три четвертушки подгнившего яблока.

Раздались удивленные возгласы.