Тем более когда оперативная обстановка требовала такового отношения к повседневной жизни, как сформулировал ее командир Тюменского ОМОНа полковник Шпицбергенов на одном из оперативных совещаний за рюмкой чая:
— Ни капли в рот, и в баб ни сантиметра.
А в такой ситуации удержать личный состав от депрессии и пьянства очень сложно. Вот почему у замполита майора Вихрова постоянно болела за это голова. Ведь пьяный милиционер — это ходячая неприятность для начальства. Не дай бог что случится, ведь у всех в руках оружие. А устроить ссору только потому, что физиономия товарища надоела, это, как говорится, что два пальца об асфальт.
Вот и старались начальник милиции общественной безопасности подполковник Бодров и замполит занимать людей. Один работой, строительством новых фортификационных сооружений, а майор Вихров — всякими общественными мероприятиями. Первенство по шашкам, шахматам, волейболу, нардам, футболу, тяжелой атлетике, рукопашному бою среди взводов были уже проведены. Оставалось провести конкурс стенных газет и поэтический турнир. Вот за него-то Валерий Петрович и взялся в полную силу своего замполитского профессионализма.
Командирам взводов были розданы задания придумать стихи на всякие военные темы. Приз был определен: победителю — двадцать три пирожных, по количеству бойцов, и ящик лимонада. На что в призовой фонд все скинулись по двадцать рублей. Готовились с азартом первоклассников. Неделя на подготовку, отведенная Павелецким, пролетела очень быстро.
Конкурс проходил, как и все культурно-массовые мероприятия, в столовой. День стоял на удивление замечательный, с утра дождило. Жара отступила. В зале солдатской едальни собрались почти все сотрудники, за исключением стоящей в наряде смены. Сначала выступил Павелецкий:
— Ну что, бойцы, мы сегодня собрались, можно сказать, на праздник, праздник русской поэзии. Праздник народного творчества. Вашего творчества. Не слышу аплодисментов, Пушкины вы мои!
Раздалась дружная овация, кто-то даже почему-то крикнул не совсем уместное:
— Браво!
На столе перед выступающим гордо возвышался лоток пирожных, с утра приобретенных зампотылом, и ящик лимонада. Из общественных денег капитан Сидорчук, естественно, тиснул пару-тройку засаленных десяток. Натуру, как известно из научной литературы, воспитанием не перешибешь.
Выступив, Павелецкий покинул столовую, его призвали более важные дела. Типа шарахнуть с военным комендантом по соточке за победу русского оружия над супостатами. Валерий Петрович, отметив его уход общим вставанием, продолжил мероприятие:
— Начинаем наш поэтический конкурс. Представлять жюри не нужно, я думаю, что все вы уже давно знаете начальника штаба подполковника Сомова, подполковника Бодрова, начальника криминальной милиции Сергея Дмитриевича Милова и меня. Я являюсь председателем жюри. Отводы по членам жюри имеются?.. Ну что ж, начнем. Первым слово предоставляется, как всегда, первому взводу. Читайте ваше произведение.
— А почему нам?
— Почему не третьему сначала, ведь в Писании сказано: «И последние станут первыми…»
Замполит решил прекратить демократию:
— Цыц всем! Я сказал первый взвод, значит, точка. Кто готов читать ваш стих?
В зале повисло минутное молчание. Затем поднялся Переверзев и, неся перед собой помятый листок стандартной бумаги, вышел к столу с призом. Он повертел перед глазами этот листок и неуверенно произнес:
— Мы тут с ребятами сочинили, в общем, слушайте… Стихотворение без названия: —
Я снова на Кавказе,
Бок греет пистолет —
Корявейшая фраза,
Другой на сердце нет.
Посты сходил, проверил,
Стою себе, курю.
Смотрю, в гнезде над дверью
Не спится воробью.
Он с лихостью чеченской
Дает разгон семье
И яростью вселенской
Надоедает мне.
Враз из гнезда под крышей
Казармы боевой
Птенец сорвался, слышишь,
В асфальт вниз головой.
И голенькое тело
Раздавлено бойцом.
Но воробьи, вот дело,
Не бились над птенцом.
Вдруг мысль пробила сердце,
Что жалко мне его,
А вот убить чеченца
Не стоит ничего.
С тех пор как из конверта
Ко мне приходит в сны
Та маленькая жертва
Той маленькой войны.
Хотя Переверзев читал не очень складно, все равно всем очень понравилось. В зале состоялось живое обсуждение, особенно про то, что, действительно, птичку жальче. Раздались бурные аплодисменты. Переверзев по-клоунски раскланялся и сел на свое место под крики:
— Молодец!
— Просто поэт Незнайка…
Майор Вихров поднял обе ладони вверх:
— Все, тихо! Жюри поставит свои оценки. А сюда приглашается представитель второго взвода. Итак, кто смел?
Из зала поднялся Пуртов, он по обыкновению краснел, как красна девица, шел к эшафоту запинаясь, под поддерживающие крики однополчан, типа:
— Давай, Мотыль!
— Не опозорь провинцию…
Он тоже развернул перед собой не менее мятый листок бумаги и заговорил:
— Мы тоже сочиняли коллективно, как уж получилось, но нам самим очень понравилось. — И стал читать:
Любовью к России я болен смертельно,
Затем и приехал сюда на Кавказ,
И целых полгода с семьею раздельно
Жду дня, как уволен я буду в запас.
По сопкам в простреленной езжу машине,
В том кресле, где кровью товарищ истек
Сижу и думкую я о батькивщине,
Что щедрой рукой мне отмерила срок.
Два сына, две кровенки, снятся ночами.
Жена подает приготовленный ланч.
От этого в сердце клокочет цунами,
И хочется выпить, хоть смейся, хоть плачь!
Цена операций есть жизнь подчиненных,
Там сверху «виднее», кто нужен, кто нет.
По сопкам метутся в броне облегченной
Бойцы, тратя в воздух свой боекомплект.
А враг незаметен, он ставит «растяжки»,
Он подло стреляет в ночной тишине,
Как злая чеченка раздвинула ляжки,
Солдатиков СПИДом одарит вполне.
Чем больше их будет, тем «дырка» шахидки
Сработала лучше гранаты ручной.
Ведь русского грохнуть, хоть с первой попытки,
Во благо Аллаху хоть и со второй.
Я целых полгода с семьею раздельно
Жду дня, как уволен я буду в запас.
Любовью к России я болен смертельно,
Затем и приехал с войной на Кавказ.
Сила поэзии, свалившаяся на головы милиционеров, была столь велика, что длительное молчание не прерывал даже ведущий. Однако, осмыслив и переварив сказанное, бойцы вскоре зааплодировали и заорали:
