Недавно заново отстроенный проспект Кадырова сверкал на щедром весеннем солнце евровагонкой и еврочерепицей различных расцветок. На ярких домах тут и там красовались не менее броские вывески организаций и торговых точек, рекламные щиты. Толпы народа слонялись по проспекту, что-то покупая и продавая. Разносортица людской толпы придавала улице восточный колорит.

Свернув с бульвара Победы, двое мужчин медленно пошли, общаясь:

— Чеченцы, между прочим, сами назвали себя нохчами. Это один из древнейших народов мира со своим антропологическим типом и самобытной культурой. На Северном Кавказе это самый крупный этнос. Сейчас чеченцев в России более миллиона человек. К нам близки наши соседи ингуши. Вместе, чтобы вы знали, мы образуем вайнахский народ, связанный кровным родством, общей исторической судьбой, территориальной, экономической, культурной и языковой общностью.

— Согласен с вами, вайнахи, или чеченцы и ингуши, находящиеся в одной связке, являются аборигенами Кавказа и говорят на нахском языке, входящем в северокавказскую группу иберийско-кавказской семьи языков. Однако чеченское общество исторически формировалось как полиэтническое, оно постоянно впитывало в себя различные этнические элементы кочевых и соседских горских народов, об этом свидетельствует не вайнахское происхождение многих чеченских тейпов, или родов.

Это говорил невысокого роста человек средних лет, одетый в национальную, схожую с арабской одежду, его лицо украшала черная, как вороново крыло, окладистая борода. Прохожий нес под мышкой папку с бумагами и всем своим видом напоминал профессора или декана богословского факультета местного университета. Его собеседник, одетый в европейский костюм, был старше, он словно бы сошел с картины местного художника-соцреалиста «Первый секретарь Грозненского райкома партии… перед встречей с чабанами — передовиками социалистического соревнования». В его руках красовался портфель, столь же древний, как и его стильный, пошитый лет тридцать тому назад костюм, что выдавало в человеке учителя или не совсем успешного преподавателя педвуза. В общем, два местных интеллигента шли мирно и, поблескивая на окружающую действительность солидными очками, умничали друг перед другом:

— История Чечни, — говорил первый, — это непрекрашающаяся борьба против внешних врагов за свободу и независимость, чередования периодов существования государственности с периодами ее разгрома и новых попыток возрождения. В эпоху раннего Средневековья, где-то начиная с четвертого по двенадцатый века, чеченцам пришлось отражать экспансию Рима, Сасанидского Ирана, Арабского Халифата, Хазарского Каганата…

— Можете не продолжать дальше, — вторил ему собеседник. — В это время в горах Чечни и Дагестана существовало «царство Серир», государственное образование раннеклассового типа. В равнинно-предгорной зоне Северного Кавказа сложилось Аланское полиэтническое раннефеодальное государство. Степные районы современной Чечни входили в состав Хазарского Каганата. То есть уже в период раннего Средневековья вайнахские племена вместе с родственными народами Кавказа предпринимали всякого рода попытки создания государственности. А вы говорите. Предки чеченцев, между прочим, принимали активное участие в политической жизни средневековых Грузии, Серира, Алании, Хазарии.

Неспешная уверенная походка выдавала в этих двух местных жителях ученых людей, которым наскучили аудитории и кабинеты, и они отправились на улицу.

— В тринадцатом и четырнадцатом веках, коллега, чеченцы под напором татаро-монголов вынуждены были отступить в горы. А в конце пятнадцатого века войска Тамерлана разгромили существовавшее тогда на территории Чечни государство Семсим, после чего наступил длительный период упадка.

— Физические, материальные и культурные потери вайнахского народа после нашествия Тамерлана, — не соглашался человек в европейском костюме, — были столь велики, что в очередной раз прервалась историческая связь времен и культур. Но… После распада Золотой Орды чеченцы постепенно спускаются с гор и заново осваивают Чеченскую равнину. Испытав «все прелести» гнета иноземных властителей и своих феодалов, они не приняли крепостнический путь развития, вместо этого на большей части территории Чечни возродился традиционный уклад жизни — вольные общества, где личная свобода была ограничена лишь строгими законами адата, родового права.

Их обгоняли другие люди, почтительно прислушиваясь к столь замысловатой беседе, встречные уступали парочке дорогу. Солнце светило по-весеннему ласково.

— С тех пор у чеченцев принадлежность к племенной и феодальной знати была недостаточна для того, чтобы власть здесь стала наследственной. Индивидуализм, культ свободы, демократизм у вайнахов были развиты настолько сильно, что на определенном этапе развития эти достоинства народа обернулись против него же. Стали тормозом самого процесса формирования нации. Не случайно чеченские общества враждовали между собой и, боясь возвышения людей из своей среды, опасаясь создания института наследственной власти, на должность правителей приглашали представителей то кумыкского, то кабардинского княжеских родов, от которых при желании легко было избавиться.

— И избавлялись.

— Да, да, избавлялись…

Весна в горах Северного Кавказа непостоянна. Днем — невыносимая порой жара, ночью — пробирающая до костей прохлада. Неимоверная красота этих мест всегда привлекала праздных людей, туристов и путешественников. Всегда восхищались они сложными условиями жизни гордых маленьких народов, населяющих горы, всегда восхищались величием и неприступностью этих каменных нагромождений со снежными шапками на макушках.

Но войны последних десятилетий двадцатого века и начала двадцать первого, не прекращающаяся кровопролитная кутерьма неспелых политических решений больших и маленьких царьков отпугнули от этого райского места праздношатающихся и наводнили местные тропы и дороги крутых серпантинов стройными рядами российских войсковиков и милиционеров, колоннами бронетехники и другой железной рухляди. Все отныне было не слава богу в этом краю. Все могло принести случайную и обидную смерть…

Схрон представлял собой небольшую пещеру в скале, закрытую от любопытного взгляда непролазными кустами. Тут было все необходимое для жизни. Если неопытный человек представляет, например, жизнь полевого командира Исы Ахъядова, имеющего среди своих позывной «Ночной волк», как убогое существование охотника-промысловика у чахлого костерка, то он очень сильно ошибается. Пещера была полностью приспособлена для жизни троих-четверых человек. В ней оборудованы нары для сна, продовольственный склад, склад медикаментов, вооружения и боеприпасов, рабочий стол с ноутбуком, средствами мобильной и спутниковой связи. Имелся даже биотуалет для особых высокопоставленных гостей. Электрообеспечение возлагалось на суперэнергоемкую американскую аккумуляторную батарею длительного использования. Пищу можно было приготовить в армейской печи израильского производства. Запаса таблеток сухого спирта хватило бы еще на десять лет партизанского существования. Несущий свои хрустальные воды горный ручей регулярно снабжал боевиков природной минеральной водой.

Предгорный грунт был мягок. В нем опытные «архитекторы» фортификационных сооружений прорыли от пещеры, под кустарником, окопный проход в рост невысокого человека, замаскированный сверху потолком из валежника, присыпанного землей с дерном, который вел на так называемую у ненавистных федералов «кукушку», неглубокую укрепленную землянку на оперативной возвышенности для охраны и ведения краткосрочного боя на случай незваных гостей. За время боя Ночной волк мог беспрепятственно покинуть свою пещеру и раствориться на просторах Республики Дагестан. В его отряде насчитывалось около двухсот человек, проживающих на территории Чечни и Дагестана в своих домах, в основном в Алхан-Кале и Чечен-Ауле, и поддерживающих с ним связь через доверенных посыльных.