За дверью послышались удаляющиеся шаги, затем голос Элфа:

— Сэр, как бы вы ни были сердиты, пожалуйста, не причиняйте ей вреда. Она действительно очень порядочная девушка.

— Один час и пятьдесят четыре минуты, — отозвался Генри Лэмб.

Элф кубарем скатился с лестницы.

Люси заметила, что Генри Лэмб выглядит чуть менее рассерженным.

— Наконец то, по моему, у них появился стимул, — сказал он. — Как ты думаешь?

Глава 10

Стройный, гибкий, чуть растрепанный, Лэмб стоял, прислонившись плечом к стене. Неяркий матовый свет, проникающий сквозь окно, освещал восхитительные черты его лица, небрежную позу аристократа.

Его одежда не была новой или особенно модной. Желто-коричневый сюртук слегка потерт на широких плечах, серые штаны из оленьей кожи потеряли форму от долгой носки. Башмаков, насколько видела Люси, давно не касалась щетка.

Даже беглого взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что он вне себя.

«Он действительно собирается сделать то, что сказал, или поцеловал меня только для того, чтобы напугать Джорджа?» — в отчаянии подумала Люси.

И еще она подумала, может, стоит снова надеть шляпу: ведь она, кажется, мешает ему целоваться. Раньше ей это никогда не приходило в голову. Уж не потому ли, когда она уходила из дома с Джорджем и Элфом, мама всегда говорила: «Ты не забыла шляпу?»

Не в силах поднять взгляд выше наколенников на его штанах, Люси спросила:

— Вы думаете, они смогут выпустить нас отсюда через один час пятьдесят четыре минуты?

— Если успеют вычерпать колодец.

Его тон был так суров, что она схватила шляпу и нахлобучила ее на голову. Обретя благодаря этому жесту некоторую уверенность, она с жаром обратилась к потрепанным носкам башмаков Лэмба:

— Я хочу, чтобы вы знали, что, по моему, «изнасиловать» — очень грубое слово. Что может быть более диким? Это звучит так, словно вы… — она судорожно попыталась найти пример из истории, — вестгот. Мне кажется ужасным лицемерием, когда мужчина, намереваясь лишить девушку невинности, рассуждает при этом о женских добродетелях.

— У тебя неплохо подвешен язык, — сухо заметил Лэмб. — Можешь написать на эту тему трактат.

— Смотрите, в какое горе вы повергли моих друзей! — не унималась Люси.

— Я так огорчен. — В голосе Лэмба зазвучала насмешка. — Твои друзья такие неумехи, что только необходимость спасти тебя заставит их хоть что-то сделать. — Он шагнул от стены, и Люси отбежала за стол. — Ты не подумала, что участие в похищении человека повлечет за собой что-нибудь плохое для тебя же?

— Раньше этого не случалось, — ответила она.

— Раньше? Ты хочешь сказать, что похищение для тебя — привычное дело?

В голосе Лэмба послышалось такое изумление, что Люси решила: лучше оставить вопрос без ответа. Она надолго умолкла, разглядывая пуговицы на его рубашке. Потом сдавленно прошептала:

— А если нам не удастся открыть дверь через час пятьдесят четыре минуты, вы намереваетесь сделать со мной то, что пригрозили?

— Можешь быть уверена, — холодно подтвердил он.

Хотя эти слова и были сказаны тихим голосом, Люси на какое-то время потеряла способность двигаться и даже думать. Немеющими пальцами она схватилась за край стола. Спазм внутри чуть не согнул ее пополам.

Ей хотелось прикоснуться к губам, которые все еще горели от его поцелуя.

Люси вдруг пришло в голову, что Генри Лэмб мог поцеловать ее по требованию бутылочки! О Боже, так и есть! Она подошла к двери и постучала по ручке. Та не поддалась. Люси яростно дернула за нее. Потом изо всех сил пнула дверь ногой.

Тяжело дыша, она смотрела на дверь:

— Можно восхищаться мастером, сделавшим ее, — сказал Генри Лэмб. — Обычная дверь разлетелась бы в щепки.

Люси посмотрела на свои руки, потом на пол. Она отменяла желание. Пыталась пережелать.

В это невозможно поверить.

Проклятая бутылка действительно хотела, чтобы Люси изнасиловали.

Как права была мать! Загадывать желание — плохой поступок для верующего. Бог сам знает, отвечать или нет на просьбу молящегося. И глупые просьбы остаются без ответа.

А бутылочке все равно. Люси пожелала очутиться в объятиях всем известного распутника, и бутылочка устроила ей это без каких-либо помех. На, получи. Как жестоко, как безжалостно!

Самое отвратительное в этом было то, что бутылочка отвергла ее попытку взять желание назад и сделала так, что она обречена на исполнение собственного желания. Бутылочка словно притащила ее сюда за шиворот и молвила: «Здесь то, что ты пожелала. Желание исполнится, хочешь ты того или нет». Такая жестокость ошеломила Люси.

Генри Лэмб думал, что единственный способ выбраться из комнаты в срок — это выполнить свою угрозу. Как он был прав! Но не потому, что хотел заставить ее друзей работать быстрее. А потому, что должен был выполнить приказ бутылочки.

Люси села на пол, подогнув под себя край желтой ситцевой юбки, и закрыла лицо руками. Деревянный пол был холодным, как замерзший пруд.

В комнате стояла такая тишина, что Люси слышала собственное дыхание.

— Мистер Лэмб? — наконец произнесла она.

— Не беспокойся, я никуда не ушел.

— Если вы не сочтете это неуместным, могу я задать вам один личный вопрос?

— Я считаю все, что сделала ты и твои дружки-хулиганы, неуместным. Так что пусть тебя это не останавливает.

Она подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и холодный воздух комнаты слегка остудил жар ее щек.

— Что случится, если вы не придете на встречу?

— Я потеряю крупную сумму денег.

— Почему?

Его зеленые глаза внимательно посмотрели на нее.

— Этот пол холоднее, чем подземелье Гадеса, — неожиданно сказал Лэмб. — Если подойдешь и сядешь на кровать, я расскажу тебе.

— Я еще не готова сесть на кровать.

— Ну ясно, — ответил он.

Сейчас, когда их взгляды встретились, Люси увидела в его глазах что-то такое, чего раньше не заметила. Она увидела в них теплые, яркие смешинки.

— Почему вы потеряете деньги? — опять начала она.

Он заерзал и вздохнул.

— Это длинная история.

— Что ж, — сказала Люси. — У меня один час пятьдесят четыре минуты.

Генри Лэмб рассмеялся. И это совершенно изменило его. Вся нежность, которую время не смогло отобрать у него, проступила на его лице, словно смех был ее единственным хранилищем. Люси почувствовала странное звенящее ощущение в животе, будто кто-то коснулся ее изнутри.

— Мне бы хотелось знать, — сказала она.

— Почему бы нет? — Он пожал плечами и чуть улыбнулся. — Случилось так, что в прошлом месяце один состоятельный человек из Италии приехал в Лондон, где, на свою беду, встретил парня, который надул его в карты. — Лэмб сунул обе руки в карманы штанов, сел на край стола и качнул ногой. — В этой игре человек из Италии проиграл небольшой замок недалеко от Флоренции. И хотя у него в Италии есть и другая собственность, он очень любит этот маленький замок, потому что там похоронена его мать. И еще он не любит, когда его обманывают. Поэтому он предложил мне кое-какую сумму, чтобы я нашел доказательства, что англичанин обыграл его обманным путем. Поверь, это было нелегко.

— Могу себе представить.

Он сухо усмехнулся и продолжил:

— Я потратил целый месяц, чтобы найти доказательства, но сегодня в шесть вечера итальянец подпишет бумаги, по которым владение замком перейдет к англичанину, и после этого мои усилия уже не понадобятся. Что весьма прискорбно, ибо у меня большие долги.

Люси почувствовала себя ужасно. Просто невыносимо. Из-за ее желания люди, одолжившие деньги, не получат их. Из-за ее желания человек потеряет замок, и его получит мошенник. Замок, где похоронена мать!

— И что тогда будет? — с горечью спросила она.

— Если я приду после подписания документа… — Генри Лэмб помолчал. — Мне проломят череп второй раз за день. Не опускай голову. Мне надоело смотреть на твою проклятую шляпу.