В начале сентября 1909 года Мария собрала все их вещи — как на квартире, так и в его писательской мансарде в Кристиании. Теперь они навсегда покинут столицу. В первый раз он приехал сюда почти тридцать лет назад.

Они решили арендовать помещение в крестьянской усадьбе в горах, недалеко от шведской границы. У каждого из них была своя комната на втором этаже главного здания усадьбы. Ее комната оказалась длинной и узкой, с голыми деревянными стенами. На задворках усадьбы он устроил для себя деревянный домик, «хижину писателя». Он сам сколотил столешницу и укрепил ее на двух коротких столбиках. Кроме того, здесь были деревянный стул и небольшая кровать. Из окна были видны водопад и речка. Шум воды заглушал все другие звуки, которые могли помешать работе.

Вот теперь-то наконец он мог писать. Он вставал рано утром, и они не виделись с женой вплоть до обеда. Бывало, что по вечерам они с другими гостями играли вместе в крокет, и Мария обнаружила, что супруг не умеет проигрывать с улыбкой. Если они играли пара на пару с кем-то еще, он всегда возлагал вину за проигрыш на нее. В целом у них было мало общего с другими. Он требовал от нее не сближаться ни с кем. Она получила также указание ограничить общение со вдовой, которой принадлежала усадьба. Он заявил ей, что постояльцы не должны чересчур уж сближаться с хозяевами[200].

Для Марии дни казались долгими. Со швейной машинкой ей пришлось распрощаться. Сын портного теперь стал мастером, сам кроил, давал указания, ей было тяжело.

В ноябре 1909-го он отослал в издательство последнюю часть рукописи. В своем романе «Странник играет под сурдинку» он решил утопить уже известную нам героиню Луизу Фалькенберг. То есть она сделала это сама. Она не любила своего мужа, не хотела заниматься хозяйством, не хотела иметь детей, то есть была пропащей — таков смысл романа.

Мария очень просила его дать ей почитать корректуру. А прочтя, почувствовала негодование и обиду за всех женщин. Неужели он считал, что все они, все до единой, безответственные, пустые и легкомысленные, неужели на его пути не встречались другие женщины? Она просила его больше не писать от первого лица[201].

Он признавался многим, что страшно доволен «заключением книги», главный герой убежден, что, когда человеку полста, то он «играет под сурдинку». К тому же для постоянного довольства самим собой и всем окружающим необходима известная доля скудоумия. А светлые минуты бывают у каждого. «Осужденный сидит на телеге, которая везет его к эшафоту, гвоздь мешает ему сидеть. Он отодвигается в сторону и испытывает облегчение. <…> Надо подпирать судьбу плечом, вернее, подставлять ей спину. От этого ноют мышцы и кости, от этого до срока седеют волосы, но странник благодарит Бога за дарованную ему жизнь, жить было интересно. <…> Право жить есть такой щедрый, такой незаслуженный дар, что он с лихвой окупает все горести жизни, все до единой» [3: 128] — так философствует герой Гамсуна в книге «Странник играет под сурдинку».

«Я не спешу. Мне все равно, где не быть», — этими словами заканчивается книга.

Мария, которой в ноябре 1909 года исполнилось двадцать восемь лет, была иного мнения.

Он нарушил обещание найти для них усадьбу. Вероятно, он это сделает к весне, успокаивал он ее, а пока он вернулся к работе над пьесой, которую начал в Кристиании. Чтобы целиком сосредоточиться на этом, он решил быть подальше от жены и отправился в свою «хижину писателя».

Дело не шло, но все же он не хотел отказаться от замысла драмы, главной героиней которой должна была стать актриса.

Он был недоволен собой, но зло срывал на ком попало.

Он возложил вину на русского переводчика за плохое почтовое сообщение между медвежьим углом в норвежской долине и Санкт-Петербургом, а также обрушился на русское издательство «Знание», которое не желало выплачивать ему большой аванс. Между делом он даже пытается обратиться к норвежскому королю, чтобы Его Величество попытался найти способ влияния на русские издательства и журналы, которые печатают его произведения, не выплачивая гонорара[202].

Россия постепенно становилась экономически все более важной для него, после того как в 1907 году он заключил договор с издательством в Санкт-Петербурге. Чтобы помешать «пиратским» изданиям, Гамсун взял на себя обязательство передавать в «Знание» рукописи своих произведений за два месяца до того, как они попадут в руки норвежско-датских, немецких и других издателей. В связи с этим ему была обещана ежемесячная значительная сумма в рублях. В русских театрах также начали ставить его драмы. В знаменитом Московском художественном театре известная актриса Мария Николаевна Германова играла Элину в трилогии об Иваре Карено.

Незадолго до свадьбы с Марией в одном столичном ресторане Гамсун встретился с другой Марией, с красивой русской женщиной Марией Николаевной Германовой, отчего у первой чуть не произошел нервный срыв. Впрочем, еще одной Марии, другой русской даме, повезло гораздо меньше.

С ним жаждала встретиться Мария Благовещенская, которая писала ему, что готова умереть, если Гамсун не согласится на встречу с ней. Она забросала его письмами, в которых соблазняла его портретом Достоевского, куклой для дочери Виктории, конфетами, трубкой и прекрасным табаком. Он отказался от встречи с ней и подарков. Тогда она написала ему письмо с обвинениями. Благовещенская требовала извинений. Она напомнила ему, что талант, которым он обладает, — это природный дар, а не его собственная заслуга. «Конечно же, известно, что писатели — народ капризный. Но я лично отнюдь не намерена мириться с Вашими капризами, я не буду склоняться с любезной улыбкой под ударом, который Вы мне нанесли»[203]. Теперь-то она наконец излечилась от своего увлечения Гамсуном.

Рецензии на «Странник играет под сурдинку» были в основном позитивными. «Франкфуртер Цайтунг» купила права на то, чтобы печатать роман частями. И тем не менее роман не так уж хорошо продавался, Гамсун винил в этом издательство, он считал, что оно недостаточно рекламировало книгу.

Ему были нужны деньги. После всех городских мытарств он хотел вернуться к спокойной деревенской жизни. Мысль о том, чтобы поселиться в Нурланне, все более укреплялась. Он написал статью, в которой прославлял этот край, который назвал «сказочной страной» на севере. «Нурланнцы — добродушные и терпеливые люди. Их легко сбить с пути. У них сильная поэтическая традиция. Их память хранит множество разных историй и легенд о местных крупных торговых домах, об их расцвете и закате. В душах этих людей живут сказания и предания, они отнюдь не прозябают в убогом существовании, как здесь, на юге. Жители севера связаны с кипучей рыболовной деятельностью, естественно, у них куда более широкий кругозор, нежели у южан» [5: 147][204].

В то же время у него возникла идея приобрести большую усадьбу в центральной части Норвегии. Мария этого не хотела. Она постоянно убеждала его, что стремится к тихой, исполненной труда жизни: «Столько лет я скиталась по разным съемным квартирам. И с тобой разве не так было, мой любимый? Жизнь человеческая не так уж длинна. Мне бы уже хотелось иметь свой дом, мужа и детей, ведь мне скоро будет двадцать девять лет. Кажется, и ты хочешь того же самого, неужели нет? Однажды зимой ты нарисовал наш будущий дом, и я так радовалась этому. Но в своих немых молитвах, обращенных к Богу, я просила, чтобы наш домик становился все меньше и меньше. Я прошу тебя, нам не нужен дворец. От всего сердца прошу тебя, пусть у нас будет скромный дом и хозяйство с двумя коровами»[205].