Он хотел описать подобную ситуацию в своем следующем романе, но идея создания новой драмы пришла к нему раньше.
В начале 1909 года он стал делать наброски к новой пьесе. Мария пыталась отговорить его от этого. Она-то думала, что это связано с его стремлением выполнить данное ей обещание в обмен на ее обязательство навсегда покончить со сценической карьерой. Она был готова освободить его от этого обещания. Но тут ее вновь ждали обида и разочарование. Человек, ненавидящий театр, поведал ей, что работает над новой драмой не из-за данного ей обещания, а потому, что считал, что новая драма может принести ему победу — как в творческом, так и в материальном плане. Наконец-то он затмит Ибсена. В драме фигурирует бывшая актриса, обманывающая мужа, который намного старше ее. Неделями он работал над своими набросками, которые все больше и больше раздражали его.
В рождественские дни в своем письме Генриху Гебелю, который должен был перевести «Дикий хор» на немецкий язык, Гамсун приоткрыл свою творческую лабораторию. «Большая часть моих произведений была написана ночью, когда, заснув на пару часов, я иногда внезапно пробуждаюсь. Сознание ясное, и чувства мои обострены, карандаш и бумага всегда лежат наготове у кровати. Света я не зажигаю. Стоит мне ощутить этот хлынувший поток образов, как я тут же начинаю записывать в темноте. Это стало для меня столь привычным, что мне не составляет никакого труда расшифровать утром свои записи»[194].
Он не рассказал Гебелю о том, что большая часть написанного им оказывается в мусорной корзине. Он мог бы спросить немецкого переводчика, представляет ли тот, как это больно, когда нарывает палец, а у него часто бывают воспалены все нервы, и как тяжело бывает, оторвавшись от творчества, окунаться в обыденную жизнь. Все начинает причинять боль. Даже такой пустяк, как горошина.
Так, однажды Мария подобрала с кухонного пола оброненную горошину и выбросила ее в помойное ведро, но Гамсун обнаружил ее там. Он заставил Марию достать ее оттуда и положить в специальную коробку, на которой им собственноручно было написано «Горох».
Он уверял ее, что она способна сделать его подлинным королем литературы, благодаря ей его творчество заструится мощным потоком. Таким образом, она не могла не видеть себя саму в роли королевы. Но это было в мечтах, а в реальности ее чаще всего посещало горькое чувство, что она всего-навсего прислуга при нем, хотя получила роль с большим количеством реплик, нежели «Кушать подано». Видимо, тот, за кого она должна была выйти замуж, предпочитал быть единственным, кто правил в этом королевстве, не допускал никого, кто бы мог разделить с ним власть. Неужели она была лишь средством, одним из инструментов, необходимых ему для творчества?
В пятницу 25 июня 1909 года они зарегистрировали свой брак в ратуше Кристиании. Таким образом, брак был гражданским, не освященным церковью, хотя на этот раз Гамсун обратился к свободомыслящему пастору, который был готов венчать разведенных, но получил отказ. После этого Гамсун написал письмо епископу, что отказывается признавать себя официальным членом норвежской лютеранской церкви{46}.
Свидетелями были отец Марии и врач больницы, где она лечилась.
После медового месяца, продлившегося шесть дней, который они провели в крестьянской усадьбе километрах в тридцати от столицы, Гамсун покинул свою молодую супругу. Он отвез ее к сестре, которая жила в срединной части Норвегии. Сам же он отправился в долину Эстердаль, неподалеку от границы со Швецией, где нанял жилье в крестьянской усадьбе. Он собирался провести несколько недель со своей дочерью Викторией.
Мария не пыталась скрывать свое огорчение и ревность.
В Кристиании он был вынужден просить издателя о денежной помощи. Кроме того, он занял сумму, равную годовому жалованью горничной.
На его день рождения, 4 августа 1909 года Мария послала супругу свои новые фотографии, которые она сделала в Драммене. Вместе с поздравлением Мария написала, что она думает об их отношениях: «Никто не делал меня такой несчастной и никто не умел приносить мне такую радость, как ты»[195].
Поскольку Гамсун с 1888 года, сойдя на берег с американского парохода, стал говорить всем, что родился в 1860 году, то теперь он вполне имел возможность отметить свое пятидесятилетие тихо, без всяких фанфар. Он прислал ей ответ в тот же день, день своего рождения, который он называл «обманное 4 августа». Помнила ли она, как в детстве они надкусывали печенье или кусочки сахара, чтобы они не попали в чужой рот? Она так молода и красива, что его порой посещают злые мысли: «надеть на нее намордник или плеснуть в лицо кислотой, чтобы другие не могли польститься на нее».
«А потом я хотел бы быть с тобой каждую ночь, любить тебя и ощущать, что умираю от раскаяния и ужаса, потому что обезобразил тебя. И все же тогда у меня было бы больше душевного покоя, нежели сейчас, когда я обречен все время ревновать тебя и думать, что ты будешь улыбаться, краснея от радостного смущения, какому-нибудь агроному»[196].
Они обменивались тремя-четырьмя письмами в неделю, и нередко один из них писал другому такие слова, которые огорчали или повергали другого в ярость. Ее прошлое было зарослями цепкого терновника.
«Верь мне», — молила она его, до конца не понимая, какая роль отводилась ей в его самодержавном королевстве.
Подальше от грязи городской жизни
Осенью 1909 года Гамсун с головой погрузился в написание нового романа.
В этом произведении тот же герой, что и в романе «Под осенней звездой». Он сбегает из города и появляется в усадьбе Эвребю, чтобы увидеть фру Луизу Фалькенберг. Здесь Гамсун позволяет герою стать еще более пристальным наблюдателем супружеских отношений Фалькенбергов. Безделье, безразличие и бездетность принесли свои плоды, а супружеская неверность довершает дело. Соблазнитель — дитя нового времени, это молодой человек, инженер, у которого есть велосипед с багажником. Кнут Педерсен едет в город вслед за супругами. Городская жизнь быстро приводит Луизу Фалькенберг к деградации. Город убивает ее очарование, нежный взгляд. Теперь глаза Луизы становятся похожи на лукаво подмигивающие огоньки при входе в варьете, и описание этой коллизии — главное в новом романе Гамсуна «Странник играет под сурдинку».
В своем письме Гамсун внушает жене: «Пусть уйдет из нас вся распущенность, суета, тщеславие, грязь городской жизни. Давай поселимся в деревне. Я хотел бы устроить нашу жизнь в сельской местности еще и для того, чтобы у тебя не было возможности вернуться к своему прежнему существованию, если я тебе совсем осточертею. В городе стоит тебе только лишь на минутку остановиться на улице, как сразу какой-нибудь мужчина обратит на тебя внимание. В деревне это не так»[197].
В романе Гамсун предоставляет своему герою Педерсену возможность высказаться по поводу одной парочки. Он и она стоят на мосту и смотрят в разные стороны.
«Господи, Боже мой, ведь любовь такое летучее вещество <…>. Ах, как они были обходительны друг с другом! Но мало-помалу они пресытились счастьем, они перестарались. Они превратили любовь в товар, который продается на метры, вот какие они были неблагоразумные» [3; III: 64]. В собственном супружестве Гамсун строго следил за тем, чтобы не пресытиться счастьем, не создать тепличных условий для любви.
Его дочь Виктория не подозревала, что в связи с женитьбой отец отказывается от права совместного проживания с ней. Побыв вместе с дочерью неделю, он писал Марии: «Ты для меня в этой жизни — все. Я уже начал привыкать жить без Виктории»[198]. Итак, эти слова были произнесены, хотя отец и дочь все еще вместе гуляли и катались на лодке по морю. Он таскал ее на спине, брал ее с собой на сетер{47}, чтобы она могла наблюдать вблизи разных домашних животных. Она приносила в его комнату целые охапки цветов. Однажды она спросила, правда ли то, о чем пишут в газетах, что он собирается жениться. Он постоянно забывался и называл свою дочь Марией. Виктория то и дело спрашивала, кому он писал письма, не той ли самой Марии, и однажды он это подтвердил, и тогда девочка собрала его галстуки и рассортировала их на две кучки: в одну красивые, а в другую — противные[199]. Этот эпизод он описал в письме Марии, правда, без всяких комментариев.
