И ничего. Ничего из того и не выводили. Разве оценку работы дорожников кратко и ясно и одинаково всякий раз.
Но и дорожники делали свое дело. Клали заплаты каждую весну: три справа, три слева, посередине две. И тоже ругались, еще и покрепче, кто здесь работал-то не впервой. Чертово место, болотина... И так далее. И тоже на этом все.
Вот вам и глаз поколений, товарищ Симочкин. Будущий, хочется думать, минер. Будущий, извините, были бы настоящий, так сообразили, что и не требуется вовсе взглядом просвечивать ваше хэбэ. А уж тем более шерсть с лавсаном. Лучше они от этого вряд ли делаются. То есть от Бондаренкина-то ножа. Смекнули бы, что бесполезное это дело не то чтобы прапорщика, а и толкового рядового минера на эдакой штучке пробовать провести. Ушко пуговицы в ткань утоплено? Шляпка вплотную притянута к ней? И что образуется вокруг петли, когда застегнетесь? Как ни приглаживай, а рельеф.
В начале июня было, пятьдесят четвертого, последнюю заплату загладить успели как раз ремонтники, когда я с бригадой придвинулся с поля к шоссе. Да, не с командой, не с подразделением, а по-граждански с бригадой: вольнонаемных на помощь нам дали тогда. Сколько лет миновало, как войну с земли нашей прогнали, а уборки много еще оставалось за ней. То из одной области, то из другой поступали заявки. Мы в то лето работы вели в трех областях. А и учеба должна была двигаться своим порядком.
Вот и решил ДОСААФ нам прийти на помощь. Бросил клич на местах нашлись добровольцы. Запасников брали, в армии отслуживших, всех родов войск. Обучили их под командой бывалых инструкторов на курсах. И я к этому делу был привлечен. Потом получил бригаду. Семьдесят два человека, парни солидные, лет по двадцать пяти тридцать, тоже семейные в большинстве, так что общий язык найти было нетрудно. Дисциплину военную соблюдали, хоть и в гражданском, вроде как партизаны в войну.
Хорошие, в общем, ребята. Но саперов на всю бригаду я да помощник мой, рядовой Морозов, что больше базой заведовал, взрывчаткой, инвентарем. Работали группами, во главе каждой мастер. Четверо было их, мастеров, на месяц большую подготовку прошедших. Обнаружит кто из ребят взрывоопасный предмет флажком место отметит, сам дальше идет. Прощупает свою полосу, доложит мастеру. Мастер мне о своем участке. Я оцепление ставлю, флажки обхожу, подрываю все сам на месте.
Так что опасности для них не было никакой, не свежее поле, годами ходили и без миноискателей люди, где что и осталось, так не наверху.
Так и шли, и дошли до шоссе. Прежде чем на другую сторону перейти, задержались всем вместе собраться, имущество пересчитать.
Вот тут и заметил я на дороге заплату. Первое, что внимание привлекло, это форма. Правильная уж слишком для вмятины или выбоины обычной квадрат с округленными уголками. Не по циркулю закругленными, разумеется, и сам квадрат можно видеть лишь в воображении, однако ясно и без рулетки: противоположные стороны соедини точь-в-точь равными будут отрезки.
И на другой стороне заплата. Перешел и ее осмотрел. Квадрат меньше напоминает, но того же размера, тот же впишется в нее крест. Напротив как раз, на перпендикуляре к оси шоссе и от обочины, как и та, метрах в двух с половиной.
Вот это второй важный признак расположение.
Дальше прошел по дороге, Ну вот! Еще одна посредине. Метрах в пятидесяти от тех двух. Чудо, конечно, столько лет, столько транспорта здесь прошло сотни тысяч машин, миллионы! И все равно бы поспорить мог в тот момент: дальше пройду еще две обнаружу. А то и сверх двух еще три, треугольником, приравненным к конверту, или со стороны Вязьмы, или Издешкова.
Так в итоге и получилось. Три справа, три слева, две в середине в порядке шахматных клеток. Между парами метров по восемьдесят по сто, от каждой пары до средней заплаты около полусотни.
Геометрия...
Полкилометра еще отшагал на износ оценить дорогу. В полном порядке покрытие, в меру наезженный, гладкий асфальт, нигде ни следа починки.
И последнее, что еще раньше отметить успел: характер местности. Метра на три над горизонтом приподнято полотно, по обе стороны заболоченная низина. Дефиле, по-военному, узкий проход.
Вот и все пока, глазом большего не возьмешь, хирургическое исследование необходимо.
Ну-ка, Володя, подзываю из мастеров одного, покомандуй тут, на часок отлучиться мне надо.
Володя парень толковый, сержантом срочную отслужил, все это время за мной наблюдал, пока я там колдовал на дороге.
Неужели что есть? спрашивает тихонько. А, товарищ старшина? Ведь сколько...
В том и дело. Поди теперь убеди кого, тем более если ты не генерал. Свежие латки, только что наложили...
Трудно сказать, отвечаю. Одно пока ясно система. А отчего? Может, дренажный расчет подвел, просасываются там пластыри или прокладки какие. А может быть, и по нашему делу, да вынуто все давно, недостаточно плотно затрамбовали пустоты. Разведать необходимо, однако, коли сомнение родилось.
Пошагал я в деревню в полутора километрах виднелась силосная башня на бугорке. На пустой улице повстречал двух колхозниц, разговорились почти как знакомые: ребята мои из бригады ходили сюда на ночлег. Женщины молодые, в войну вовсе девчонками были, однако припомнили: немцы перед уходом сгоняли жителей на дорогу копать.
Между болотинами, где насыпь?
Вроде там...
Там, вторая кивает.
А не можете, девушки, познакомить с тем, кто копал?
Кто ж бы это... Дома-то никого. Вон дедусь разве?
Дед Михайло? Не, он не копал, он рубил что-то...
Рубил? меня словно толкнуло.
Ну да, он же плотник, дедусь!
А рубил что, не помните?
Да вон же он сам, его и спросите!
Еле себя удержал, чтоб не кинуться через дорогу, достоинство соблюсти. Поздоровался мимоходом, присел в стороне на бревна, будто передохнуть. На разговор не напрашиваюсь, знаю, какие они бывают, деревенские эти деды.
Вы там бабахаете на пустошах? спрашивает спустя не меньше как пять минут.
Мы, отвечаю еще неохотнее вроде, чем он. До сих пор вот приходится...
Да, война...
Угощаю его папироской, исподволь подвожу разговор к дороге.
Рыли, дед подтверждает, ямы вроде могил. Только кого ж хоронить на тракте? Догадались минируют. Думали, постреляют после-то всех. Недосуг, знать, было. Ночью наши танкисты в село ворвались...
Предупредили их о тех ямах?
Дед молча хмурится: глупый вопрос.
И что же танкисты? Раскапывали дорогу?
Не, надо думать. Ходом же, следом за немцем прошли. Немец и сам по шоссе бежал, боле негде.
Вас-то, по возрасту, чай, не гоняли копать?
Старик сплевывает в досаде. Оглядывает меня выцветшими глазами стоит ли продолжать разговор. Но вспоминает, видимо, о бабаханье.
Пенсии, може, еще от их ждать. На другое поставили днями раньше. Срубы для их же рубить. А куда денешься, коль автомат в нос тычут...
Для блиндажей, что ли, срубы?
Дед, очевидно, нервы решил поберечь.
Не, вроде как для колодцев.
И много? Пять? Десять?
Десять бы не осилил, дюже оголодавши был. Неделю на все сроку дали, не то, обещали, капут.
А восемь? Восемь смогли бы за этот срок?
Дед сдвинул брови, зашевелил губами. Понял, что спрашивают неспроста.
Восемь пожалуй, под автоматом
Глубокие, что ли, колодцы?
Не, венцов, може, по десять... В ваш рост, чуть поболе.
А размер? Вдоль, поперек?
Чуть помене. Что вдоль, что поперек. Двумя машинами все увезли за раз.
В ту сторону? На Издешково?
Може, и в ту...
Или на Вязьму?
Може, на Вязьму, не провожал...
Ну что ж, и на том спасибо. Есть с чем к дорожникам подойти. Ох уж, признаться, мне эти подходы! Сам бы охотней один всю работу проделал вскрыл асфальт и обратно его залатал.
На попутке доехал до ближней сторожки, где участковый мастер квартировал. Хорошо встретил, чайком угощает дипломатический вроде прием. Да, хлопотливый, жалуется, участок, ладно бы от весны до весны, а то и средь года случается вызывать рембригаду. Киваю сочувственно, вижу, что человеку приятнее говорить, чем слушать. Свойство нередкое и вообще в наше время, а при его-то жизни... Сколько людей промелькнет перед носом за день, и ни с кем словом не перекинешься! Машинально как будто вынимаю из сумки блокнот, черкаю. Две линии через весь лист, между ними квадратики. Болото штришками обозначаю, кустарник маленькими кружками.
