Итак, осенью 2003 года, как раз в то время, когда Чед собирался уезжать и наша с ним двухлетняя программа по поиску планет с использованием маленького телескопа подходила к концу, я решил запустить новый проект. Естественно, я очень волновался. В этот раз я собирался ничего не менять и использовать для поиска планет тот же самый телескоп. Это был уже третий раз. Тем не менее теперь я не собирался останавливаться только на тех участках неба, где вероятнее всего смог бы найти новый объект, а, наоборот, перейти к наименее очевидным вариантам. Новый проект обещал быть более удачным, чем предыдущий, поскольку многие астрономы стали использовать этот небольшой телескоп для того, чтобы исследовать большие участки неба в поисках очень редко встречающихся квазаров, мерцающих где-то на задворках вселенной. Для того чтобы значительно облегчить свои поиски, они сконструировали фотокамеру еще больших размеров. Теперь это была самая огромная астрономическая камера в мире, которая захватывает еще больший кусок неба. На тот момент для нас это было лучшей новостью. Теперь мы сможем легко и в короткие сроки исследовать новые участки неба.

Как раз перед тем как уехать на Гавайи, Чедвик модифицировал компьютерные программы, которые он написал за последние три года, так, чтобы компьютер мог обрабатывать полученные с новой суперкамеры данные. Он также автоматизировал все программы, чтобы я мог работать и в его отсутствие. Но я все равно нервничал, так как это значило, что теперь я был единственным, кто будет работать над проектом ночь за ночью. Когда Чед занимался проектом, большая ответственность лежала на нем. Теперь же я руководил другими проектами, на которые также тратил много времени и сил. Но грядущие перспективы меня нисколько не пугали. Все это немного напоминало мне присмотр за маленьким ребенком, все шло ровно, небеса были в нашем полном распоряжении, и я мог спокойно продолжать работать.

Спустя месяц после отъезда Чеда привезли новую камеру. В первую же ночь она «принялась за работу». Когда ночь уже была на исходе, я настроил программы Чеда и принялся снова изучать небо в поисках удаленных планет, иначе говоря, «движущихся в небе объектов». Днем я продолжал заниматься проектами, которые не были направлены на поиск планет, но все равно занимали мое время, поэтому компьютер не переставал работать целый день. Наконец, автоматизированная электронная почта сообщила мне, что программа была выполнена. Я открыл файл, чтобы посмотреть, нашла ли она что-нибудь. Да! Она не просто нашла движущиеся в небе объекты, она нашла тридцать семь тысяч движущихся объектов!

Сердце у меня упало.

На снимках просто не могло быть такого количества движущихся объектов. Теперь я знал наверняка – там должен был быть только один.

Компьютер ошибся. Однако это была не вина Чеда и его усовершенствованных программ. В этом была виновата новая фотокамера. При конструировании самой большой в мире камеры за не слишком большие деньги ее создателям, видимо, пришлось пойти на кое-какие компромиссы. Один из таких компромиссов привел к тому, что на каждой фотографии звездного неба, помимо звезд, появилось огромное количество смазанных точек, темных и светлых полос и пятен. Беда в том, что компьютер не видит разницы между дефектами изображения и настоящими объектами в космосе. Почти все тридцать семь тысяч пятен на снимках оказались всего лишь ошибками камеры.

На самом деле, я не был уверен в том, что техника будет идеально работать. Я всего лишь надеялся на то, что каждое утро мне будет нужно просмотреть несколько снимков и отсортировать настоящие объекты от дефектов на изображении. Я даже выделил время для того, чтобы сделать эту работу более рациональной и эффективной, и написал специальную компьютерную программу. С ее помощью мне достаточно было нажать всего лишь одну кнопку, и на экране появлялись маленькие, размером с почтовую марку фотографии звездного неба, сделанные ночью. Я мог сделать так, что на экране появлялись подряд три снимка, и я сам мог бы легко определить, какие из объектов, замеченных компьютером, действительно двигались в небе. Как ни странно, человеческий глаз может лучше всего отличить ошибки, сделанные компьютером. Спустя некоторое время мои глаза настолько к этому привыкли, что я мог одновременно сравнивать чуть ли не двадцать разных претендентов в планеты в минуту. Однако для того чтобы просмотреть тридцать семь тысяч, мне понадобится тридцать часов – на каждую ночь сбора данных. Это была бы настоящая катастрофа.

Подробно описав свою проблему в письме, я отправил e-mail одному астроному из Йельского университета, Дэвиду Рабиновичу. Дэвид был одним из создателей той самой камеры. Вскоре он присоединился к нам с Чедом и стал полноправным третьим членом команды по поиску планет. Если кто и знал разумное решение проблемы камеры, это был Дэвид. На все вопросы он сразу же отвечал: с этим ничего нельзя сделать.

Единственным решением, я думаю, было бы создание еще более усовершенствованных программ. Однако теперь у Чеда была новая работа и новые обязанности, поэтому он не мог провести следующие два года за написанием новых компьютерных программ, как в прошлый раз. Даже если бы он остался работать над этим проектом, не думаю, что была возможность как-то их усовершенствовать. Все мои мысли были только о том, как избавиться от тридцати семи тысяч фальшивых объектов, но при этом не избавиться случайно от настоящих.

Был один выход: я мог отказаться от своей затеи. Отказаться от проекта и объявить о том, что в Солнечной системе нет других планет. Я даже начал подумывать, что это была неплохая идея. Как я уже говорил, шансы обнаружить новую планету были ничтожно малы, а попытка найти ее была слишком самонадеянной, если не невозможной. Если и нужно было остановиться и прекратить наши неудачи, то сейчас было самое время.

Мне было нужно чье-либо мнение. И я отправился в мое любимое кафе с одним из моих аспирантов, Антонином Буше, к чьему совету я бы обязательно прислушался.

«Я выдохся, — сказал я ему. — Мы исследовали огромную площадь неба, и если бы там что-то было, мы бы уже давно нашли это. Новая камера ужасного качества, и я не думаю, что мы можем продвинуться дальше в наших поисках».

Я выплеснул на него все свои аргументы и показал ему область неба, которую мы успели изучить за все это время, а также рассказал о ничтожных шансах найти что-либо еще. Как итог всех моих рассуждений, я показал ему данные, полученные с новой камеры.

«Ты псих», — ответил он.

«Нет, нет, нет», — возразил я ему и снова стал приводить аргументы. Вот что не так с этой камерой! А вот как отлично теперь движется наша работа!

«Нет, честно, ты сумасшедший».

Мы выпили еще по чашке кофе. Потом я описал ему, какой я представлял себе Солнечную систему и почему мне теперь ясно, что там не могло быть ничего больше Плутона. А теперь в небе появилось целых 37 тысяч движущихся объектов за одну ночь! Это невозможно!

Тогда он спросил меня: «Ты на самом деле веришь в то, что там ничего нет?»

«Да», — ответил я.

«Тогда скажи мне, что ты будешь чувствовать, когда однажды утром ты откроешь газету и прочтешь о том, что кто-то нашел новую планету именно там, где ты и не искал?»

Я было снова потянулся за кофе, но вдруг остановился: «Уф-ф-ф… Но этого не случится, потом)? что это конец Солнечной системы, дальше ничего нет».

«А что, если ты неправ?»

И в самом деле, что? Десять лег назад никто и подумать не мог, что за Плутоном может что-то быть, и все это время люди смотрели на меня, как на сумасшедшего. Даже двумя годами ранее никто думал, что в нашей Солнечной системе есть такой крупный объект, как Кваоар, думали лишь о том, что человек, который проводит все свое время, глядя в небо, и вправду сумасшедший. Сказать по правде, тогда я не очень заботился о том, что думали остальные, так почему меня это начало волновать сейчас?

«Ты на самом деле знаешь, что там ничего нет?» — снова спросил меня Антонин.