И вот сейчас, практически сразу после дня рождения Лайлы, Ксена пропала.

Я говорил Дайен, что астрономы поступили правильно.

Разумеется, Ксена не пропала. Сейчас она считается самой большой карликовой планетой, которой она по праву и должна быть.

Вероятно, Ксена не войдет в школьную программу Лайлы, но однажды мы расскажем ей, что, когда ей было всего три недели от роду, мир впервые услышал о десятой планете. Мы даже достанем маленькую коробку с газетными вырезками о Ксене и расскажем нашей дочери о том роковом времени, когда она и десятая планета вошли в нашу с Дайен плоть как-то, без чего мы не можем представить себе нашу Вселенную.

Однажды декабрьской ночью 1999 года мы с другом сидели на восточной вершине горы в Сан-Диего внутри тринадцатиэтажного здания. Всего несколько ламп освещали просторное помещение. Однако, посмотрев вверх, в полумраке можно было различить нижнюю половину огромного телескопа Хейла Паломарской обсерватории. Почти пятьдесят лет телескоп Хейла считался самым большим телескопом в мире. Но, сидя там, где сидели мы, с тусклым желтым освещением, которое поглощала темнота наверху, невозможно было догадаться, где вы на самом деле находитесь. На секунду могло показаться, что вы глубоко-глубоко внутри древней плотины Гувера, а вокруг непонятные кабели, электрические провода и трубы, направляющие воду. Стальные конструкции казались опорами, уходящими глубоко под землю, они напоминали элементы системы управления безупречно чистого метро, которому уже сотня лет. Но вдруг все здание начинает громыхать, и над головой появляется крохотная, узкая полоска звездного неба, телескоп медленно поворачивается – бесшумно, но в то же время очень быстро, — и вот на его счету еще один далекий и кажущийся недостижимым объект Вселенной. Только туг вы начинаете различать нечеткие очертания креплений, тянущихся вплоть до вершины купола. И вы осознаете, что являетесь не более чем точкой у подножия огромной махины, цель которой – собрать весь свет астрономического объекта в космосе и сфокусировать его прямо над вашей головой.

Обычно, когда я работаю с телескопом, то сижу в теплой, хорошо освещенной аппаратной комнате, вглядываясь в компьютер, на экране которого мерцают показания приборов. Часами я разглядываю только что сделанные снимки звездного неба, изучаю показания датчиков и прогнозы погоды для Южной Калифорнии. Иногда мне нравится стоять под куполом, у самого подножия телескопа в холодной темноте, вглядываться в ночное небо сквозь эту крохотную щелку и видеть своими собственными глазами то, что «видит» эта огромная машина. Однако в ту декабрьскую ночь, когда я сидел в темноте купола с моим другом, неба совсем не было видно. Купол был закрыт, а телескоп выключен – и все из-за холодного, мокрого тумана, окутавшего гору.

В такие моменты, когда драгоценное ночное время проносится мимо, я становился угрюмым. По правде говоря, астроному удается воспользоваться таким огромным телескопом всего несколько ночей за год. Если ночь выдалась облачной, дождливой или валит снег – пиши пропало, ты упустил свою ночь и теперь придется ждать следующего года. Когда секундная стрелка медленно отбивает в ночи секунды, а купол мертвенно тих, тяжело не думать о потерянном времени и не поддаться печали, навеянной несвершившимися открытиями. Моя подруга Сабина пыталась поднять мне настроение, расспрашивая о жизни и работе, но это не помогало. Я вдруг начал рассказывать ей о том, как умер мой отец прошлой весной, и о том, насколько мне тяжело сконцентрироваться на работе. Она спросила, а было ли хоть что-нибудь, что вдохновляло меня и приводило в трепет?

Я замолчал. Я мгновенно забыл о холодном тумане, о закрытом куполе и даже о тикающих часах: «Я думаю, там есть еще одна планета, за Плутоном».

Еще одна планета? Такое заявление могло вызвать только усмешку у большинства астрономов последних дней уходящего двадцатого века. Да, большую часть прошлого века астрономы старательно искали мифическую «планету X» за Плутоном, но к 1990 году они окончательно убедились, что исследования были напрасны, поскольку планеты X просто не существует. Астрономы были уверены, что провели полную инвентаризацию Солнечной системы со всеми ее планетами, спутниками, астероидами и кометами, вращающимися вокруг Солнца. Ну, может, какой-нибудь еще маленький астероид вдруг обнаружится или прорвавшаяся сквозь глубины космоса комета, но ничего более серьезного. Серьезные рассуждения серьезных астрономов о планете за Плутоном были подобны серьезным рассуждениям серьезных геологов о месте исчезнувшей Атлантиды. Ну что это за астроном, который, сидя у основания самого большого телескопа в мире, заявляет: «Я думаю, там есть еще одна планета, за Плутоном»?

Почти десять лет назад, поздним летом 1992 года, в уже довольно зрелом возрасте я проходил обучение в аспирантуре в Беркли (то самое место, где меня учили думать, что планеты X не существует и что мы знаем все о том, что находится в пределах Солнечной системы). В то время я мало думал о планете X: я вот-вот должен был защитить докторскую диссертацию о Юпитере и его спутнике Ио, обладающем высокой вулканической активностью. А когда ты стоишь на пол-пути к получению докторской степени, твой разум работает лишь в одном направлении, поэтому я старался особо не забивать себе голову чем-то, кроме Ио и вулканов на его поверхности, извергающих проводящее вещество, которое под воздействием мощнейшего магнитного поля Юпитера излучает радиоволны. Я был так занят этой работой, что изо дня в день ел один и тот же завтрак в одном и том же буфете неподалеку от студенческого городка Калифорнийского университета в Беркли, обедал в одной и той же закусочной «Буррито», находящейся всего в квартале оттуда, а когда темнело, гнал свой велосипед вниз по улице, по направлению к заливу Сан-Франциско. В то время моим домом была пристань и крохотная парусная лодка. На следующий день все повторялось снова. Я знал, что чем меньше я тратил времени на мысли о еде и ночлеге, тем больше у меня было времени на Ио, его горы, Юпитер и на то, как они все вместе сосуществуют.

Однако порой даже таким сумасшедшим аспирантам, как я, нужен перерыв.

Однажды в послеобеденное время, как обычно, проведя несколько бесконечных часов у компьютера, изучая какие-то данные, выискивая нужную мне информацию в толстенных журналах, записывая мысли и идеи в свой огромный, связанный из нескольких блоков блокнот, я открыл дверь своего небольшого аспирантского кабинета под крышей астрономического здания, вышел на небольшую огороженную площадку и забрался по металлической лестнице на открытый балкон. Я стоял и всматривался в залив Сан-Франциско, раскинувшийся перед моим взором, тщетно пытаясь вернуть свои мысли назад, поближе к земле; и даже подгоняемые ветром лодки, скользящие по водной глади, не могли помочь мне в этом. В то самое мгновение коллега и одновременно исследователь астрономического отделения Калифорнийского университета Джейн Лу, кабинет которой находился как раз напротив моей комнаты, с шумом поднялась по металлической лестнице и стала высматривать что-то как раз в том же направлении, куда был направлен мой взгляд. И тут тихим, заговорщическим голосом она сказала: «Еще никто не знает, что мы нашли пояс Койпера».

Я мог поклясться, то, что она знала, было чем-то очень важным, я ощущал ее волнение; и мне также льстило, что я оказался тем самым счастливчиком, которому она рассказала никому еще не известную и такую ценную информацию.

«Ух ты! — воскликнул я. — А что такое пояс Койпера?»

Забавно, но тогда я и понятия не имел, о чем она говорила. Если сегодня случится так, что в самолете вам достанется место рядом со мной и вы спросите о поясе Койпера, я буду часами рассказывать вам об области Солнечной системы за орбитой Нептуна, населенной огромным количеством небольших каменно-ледяных тел. Только представьте, как они вращаются вокруг Солнца в холодном пространстве и вдруг одно из них по воле случая несется прямо в центр Солнечной системы, чтобы кометой осветить небеса. Я мог бы без перерыва говорить о самых дальних точках Солнечной системы, где россыпь миллионов крошечных космических объектов блуждает по ее краю, а не собирается вместе в одну большую планету. Вы могли бы также услышать короткую историю о том, что в начале 1990-х годов никто, кроме маленькой группы ученых, и не знал о существовании такого астрономического явления, как пояс Койпера. Вы также узнаете, что те же ученые прогнозировали его появление на звездном небе и назвали эту область космоса в честь нидерландского и американского астронома Джерарда Петера Койпера, еще несколько десятилетий назад предположившего, что разрозненные ледяные тела существуют. Наконец, если вы все еще не устанете меня слушать, а самолет еще не приземлится, я бы вспомнил, как пояс Койпера был обнаружен поздним летом 1992 года и как я впервые узнал, что это такое, на крыше астрономического здания Университета в Беркли за день до того, как весть об этом событии появилась на первых страницах газеты «Нью-Йорк Таймс».