… В гостиницу мы вернулись с рассветом. Набрал номер редакции. Ответил дежурный. Я попросил передать главному редактору, что репортажа с Байконура не будет. Предчувствовал: разрешение на публикацию не дадут. И не ошибся.

Владимир Титов вспоминает о случившемся довольно спокойно и рассудительно. Не драматизирует, не сгущает краски. Для экипажа это было испытанием, в чем-то быть может, рабочим. Во мне же не умолкают события той страшной ночи. Жизнь человеческая висела на волоске. Казалось бы, благодари судьбу и бросай эту рискованную работу. АН нет!

"И второй дубль не получился", — сказал Володя мне много позже, не то что сожалея — страдая. Для него начался трудный период. Он пережил то, чего не было ни там, в корабле, который угрожающе мчался на станцию и не смог состыковаться с ней; ни там, на вершине ракеты, которая горела; ни в спускаемом аппарате, резко отстрелянном и подхваченном парашютом… Появился страх за свое будущее в космонавтике. Иногда ему казалось, что он коротает время в полном и абсолютном одиночестве, никому не нужный, ни для кого не интересный.

Стали поговаривать о "синдроме Титова", жалеть "неудачника", намекать на "психологические барьеры". В экипаж его не включали. "Почему? Что в сущности произошло?" Он искал ответа на эти вопросы, не находил их, и работал, работал, работал. Доказывал свое право на новый полет.

Уставал чертовски. И не было конца этой напряженной усталости. Ответственный этап подготовки совпал с экзаменами в академии. Успевал и там, и там. Когда день переставал быть днем, переступал порог дома. Дом — единственное место, где нас до конца принимают такими, какими мы есть, перед ним мы в ответе за каждый всплеск души. Он очень любит свой дом и детей, любит возиться с ними и по хозяйству, все умеет и делает своими руками. И жена его, Саша, хозяйственная, заботливая, добрая… Как помогла она ему в момент пугающего кризиса, бессилия и обиды за потерянное время…

Там, на орбите, Титову хотелось остановить его. Здесь на Земле, он его торопил. Торопить время можно, это приближает к поставленной цели. И он добился своего. В декабре 1988-го ушел в третий полет. На этот раз с Мусой Манаровым. 366 суток на орбите. Год в невесомости! Что за этим — словами не передать. Это надо испытать, выдержать, одолеть…

Он выдержал и это испытание, сознавая, что столь длительная экспедиция на станцию "Мир" своего рода первый шаг к полету на Марс. Впрочем, это дело будущего, не столь уж близкого. Из отряда Володя не ушел. Более того, он готовился к полету на американском "Шаттле". И слетал.

А тогда, 27 сентября 1983-го, газеты вышли с коротким сообщением ТАСС. О всем случившемся и пережитом в нем ничего не говорилось. Первыми о взрыве на старте рассказали западные журналисты, спустя месяц или два. Мы умолчали. Не было "высочайшего" разрешения.

На каждый пуск составляется такая циклограмма. Это одна из многих, подаренная автору

Эта драма началась зимой 1985 года, а кульминации достигла в начале лета. Орбитальная станция "Салют-7" находилась в автоматическом режиме. Последний экипаж покинул ее в октябре 1984-го, оставив "семерку" в рабочем состоянии. Связь со станцией поддерживалась регулярно, она послушно отзывалась, реагировала на все команды Центра управления полетом, где получали необходимую информацию по каналам телеметрии. Словом, работа шла, не столь интенсивно, как раньше, когда на борту был экипаж, но ритмично и достаточно продуктивно.

Потом начались сбои. Поначалу они казались случайными, грешили на операторов, на помехи, на ошибки, заложенные в программу ЭВМ. Попытки исправить положение успеха не имели. И уже совсем неожиданным было то, что в рабочем журнале дежурной смены ЦУПа записано короткой фразой: "Связи с бортом нет, прекратилось поступление телеметрических данных, на запросы "Зари" станция не отвечает".

"Салют-7", который считали "мертвым"

"Салют-7" к этому времени уже немало потрудился для науки и народного хозяйства. С момента вывода на орбиту прошло более тридцати месяцев. Естественно, что ресурс вырабатывался, отдельные системы и приборы требовали замены, это выполнялось. И вдруг…

Стоимость "семерки" немалая — сотни миллионов рублей (естественно, по старым ценам). И хотя никто не ждал от нее полной окупаемости, желание "выжать" как можно больше было и у разработчиков, и тех, кто составлял научные программы, и у прикладников-хозяйственников, и у космонавтов. Тревожные вести из ЦУПа перечеркивали все замыслы.

Каждый день до глубокой ночи группы специалистов анализировали ситуацию, проигрывали различные варианты, чтобы понять: что же произошло в космосе? Ничего утешительного предложить Госкомиссии специалисты не могли. Надежды вернуть "семерке" активную жизнь уменьшались с каждым днем, и вывод, казалось бы, напрашивался сам собой: станция не пригодна для дальнейшей эксплуатации. И все-таки шанс оставался: рискнуть послать на станцию экипаж. Только там, на борту, можно окончательно определиться в дальнейших действиях. Но… На "Салют-7" надо еще попасть. А прежде — сблизиться на такое расстояние, чтобы увидеть "семерку", потом причалить, попробовать состыковаться, только после этого перейти на станцию. Это был единственный путь. И еще всем было ясно: такая работа не для новичков.

Владимир Джанибеков, один из двух спасших "Салют"

— В тот вечер, — вспоминает Володя Джанибеков, — мы всем семейством сидели за чаем, строили планы на предстоящие выходные. Я не был включен в программу подготовки, находился в режиме поддержания формы, более спокойном и размеренном, что в последние годы случалось редко. И вот появился у нас дома вечерний гость — Алексей Архипович Леонов. "Володя, ты знаешь, что тебе завтра начинать медкомиссию? В восемь тридцать — кровь, до обеда — барокамера, затем все остальные специалисты". Вот тебе и суббота, вот и воскресенье в семейном кругу. Ну, а потом и сама подготовка — семья каждого космонавта знает, что это такое. И называют не иначе, как наземным полетом — так редко приходится видеться. "Завтра так завтра", — ответил Леонову, ибо догадался, что мне предстоит.

В ту ночь Джанибеков долго не мог уснуть. Особое задание, экипаж специального назначения — все это понятно. Работа предстоит сложная, и никто не может прогнозировать, как она пойдет, и пойдет ли вообще. Но то, что выбор пал на него, казалось неожиданным. В отряде были первоклассные командиры, отлично проявившие себя при отработке сложной методики, требующей виртуозного владения "рулем" машины. Но и его можно понять: от таких предложений не отказываются. К тому же сбывалась его давняя мечта — сходить в длительную орбитальную экспедицию (конечно, при успехе начального этапа), как следует "осмотреться" в космосе, выполнить интересную и насыщенную научную программу…

Тут, понятно, надо думать о человеке, с которым пойдешь в полет. И как о специалисте, бортинженере, и как о товарище, с кем придется преодолевать трудности, порой даже непреодолимые. Еще до потери связи со станцией, когда все шло нормально, к работе на ней готовился очередной экипаж: Владимир Васютин, Виктор Савиных и Александр Волков. Сразу родилась рациональная схема, по которой бортинженер "штатного" экипажа подключался к "ремонтной бригаде", а затем оставался на борту как бы соединительным звеном между двумя этапами экспедиции. Решение показалось верным и с технической, и с человеческой стороны. Виктора Савиных Владимир знал давно. Вместе работали еще на "Салюте-6". Джанибекову уже тогда представлялось, что это человек с идеальным характером для трудной работы в одной "связке". Живой, общительный, в то же время уравновешенный, исключительно работоспособный, неунывающий, с чувством юмора, оптимистически настроенный в самые трудные минуты.