Экипажу не в чем было себя упрекать. Да и другим упрекать их было не за что — все сделали, следуя ситуации и ограничениям, которые не пожелали снять в ЦУПе. Что могли еще сделать? Это — особый вопрос. Можно было рискнуть, и они готовы были к этому риску, доказывали, что все обойдется. Не по наитию — по трезвому расчету. Тем более что игра стоила свеч. Но "Земля" решила иначе.

Сколько раз на тренажере они стыковались со станцией в самых различных условиях. Условия эти все время усложняли. Были срывы, но они упорно повторяли и повторяли подходы, чтобы добиться касания. Казалось, все отработано, все учтено. Теперь только в реальном полете не ошибиться, не сплоховать. Казалось… Но недостаточно подрезать дерево, чтобы оно зацвело, необходимо еще вмешательство весны. Техника должна сработать также четко, как научили действовать человека.

Говорят одна неприятность не похожа на другую. Это так. Как и то: пришла беда — открывай ворота. Последний виток, посадочный. По расчету времени включили тумблеры ГБА и ГББ — раскрутка гироскопов, стабилизирующих корабль, перед включением тормозной двигательной установки. Контроль по прибору и бортовому секундомеру. И надо же: амперметр зашкалил. Короткое замыкание?! "Нам только пожара не хватает", — буркнул Демин. "Если они еще и "санитарку" не пригонят в район посадки!" — отозвался Сарафанов.

Они шутили, но каждый сознавал, что с посадкой может и не получиться. Отключить тумблеры и попробовать снова — потеря времени. На орбите ценится каждая секунда. Рискнуть? Может, гироскоп что-то уже набрал. А если нет? Ведь так можно навсегда остаться в космосе.

"Не кукуй. Что это ты загрустил, старик", — успокаивал себя Демин. Он и на тренировках умел зажать нервы в кулак и удивлял придирчивых медиков своими "объективными показателями".

— Контроль веду по ручным часам, — сообщил командиру.

…Судьба их хранила. Тормозной двигатель "столкнул" корабль с орбиты. Но еще одно испытание ожидало юс на пути к Земле. В районе посадки бушевала гроза. Молнии разрывали небо и, казалось, вот-вот угодят в огромный парашют.

Когда они вернулись, состоялся разбор полета. Их предупредили: госкомиссия и главные конструкторы не любят, когда экипаж нелестно отзывается о технике. "А что они любят?" — усмехнулся Демин. На разборе он не валил вину на технику, был сдержан в суждениях, но не "темнил" и не врал. Финал был ошеломляюще неожиданным: вину за срыв программы полета свалили на экипаж.

Удивительно и другое: секретный отчет об этом полете и сегодня строго хранится в сейфах НПО "Энергия". Космонавт-испытатель, инженер с дипломом знаменитой "Жуковки", кандидат технических наук полковник Лев Степанович Демин и командир экипажа военный летчик и тоже полковник до сих пор не получили права на знакомство с этим документом, написанным, по сути, их жизнью.

К сожалению, и редакция "Красной звезды" не получила допуск к этим документам, хранящим загадку "Союза-15".

Так уж получилось, что те, кто взял на себя руководство космическими программами, многие годы внушали нам: "советская техника самая надежная" и создали свои законы "гласности". А те, кто готовился к стартам, вынуждены были жить по этим законам, наступая себе на горло. И вот теперь, в минуты возвращения в прошлое, Космонавт-32 понимает, как был наивен, когда полагал: "Так нужно для дела". Чувство горькой обиды за себя и командира терзает его порой, отзываясь болью в сердце: "От нас отреклись". И тут же успокаивает себя: "Не надо грустить".

Такая вот история.

И снова о Борисе Волынове. Не потому, что он выделялся от других — судьба космическая у него особая. Врачи со временем стали не столь категоричны, да и не ждал он, что фортуна сама повернется к нему лицом. От подготовки не отошел, хотя пребывал в "устоявшихся дублерах", а вот опыт…

Напутствия перед долгим полетом

Опыт — это свое. Опыт — свод устоявшихся привычек и умений. Это когда часть пути проходишь очень быстро, а потом — улавливаешь грань осторожности. Осторожность — это лучшая часть опыта и мужества тоже. Мужество всегда однозначно. Оно не вспышка молнии, а "раскидывание" мозгами: "Теперь начинаю пробовать… Нет, не так… А что если чуть иначе…"

Вернуть его к работе, вовлечь в атмосферу изнурительной и в то же время бодрящей подготовки к новому старту, породить надежду, а вместе с ней и способность перенести новые испытания, можно было лишь отрубив прошлое.

Так оно и случилось. Когда формировали экипажи для "Алмазов", Борис отстоял свое право на второй старт.

Возможно, определенную роль сыграло еще и то, что в свое время Королев предлагал послать его на 18-суточный полет на корабле "Восход-3" (этот первый длительный планировался на 1966 год, но смерть главного конструктора изменила первоначальные планы). Так или иначе, но провести испытания новой станции, более сложной по оснащению, с большим объемом герметического отсека, поручили Борису Волынову и Виталию Жолобову. Увы, но и в этом полете сложилось все не так, как предполагалось.

* * *

"Союз-21" стартовал 6 июля 1976-го. В то время Главная оперативная группа управления полетом располагалась в Евпатории. Еще до начала экспедиции предполагалась трехмесячная работа на борту станции (тогда это была секретная информация), но из-за ограниченного ресурса корабля утвердили 60-суточный полет.

Работа на орбите монотонна. Многое повторяется изо дня в день. Те же восемь рабочих часов в сутки. Только вот вечером не пойдешь домой, не сменишь обстановку. Те же праздники, те же выходные. Но их не проведешь с семьей, не поиграешь с детьми, не съездишь в лес, не сходишь в гости. У космоса свои законы!..

Случаются и особые ситуации, неожиданные открытия. Тот же космос возьмет и удивит чем-то таким, что заставит отменить воскресенье, забыть о времени и помногу часов кряду проводить у научной аппаратуры. Или "притянет" к иллюминатору, демонстрируя свои красоты и хитрости, играя красками и всполохами, от которых порой душа холодеет. А еще — незапланированные сеансы связи, телеграммы на борт, требующие незамедлительных подтверждающих "квитанций", изменения в программе…

Словом, Волынов и Жолобов работали на орбите, а наша журналистская братия посылала в редакции репортажи, "высасывая из пальца" значимость и необычность этой работы. Попытки вытянуть из операторов ЦУПа и членов госкомиссии что-нибудь эдакое наталкивались на односложное "Все идет по программе". К этому мы привыкли и большую часть времени проводили на пляже. Когда еще попадешь к морю!

Но вот в один из дней августа нам предложили покинуть Центр управления. Причину не объяснили. Это было более чем странно. Пришлось подчиниться. Вскоре полет был прекращен. Как выяснилось позже, досрочно. Кроме того, что "программа выполнена полностью", никаких иных официальных сообщений не последовало. Поползли слухи о том, что прекратили полет из-за "психологической несовместимости экипажа". Они так и остались версией, которая живет и по сей день.

Что же произошло на "Алмазе" или ОПС-103?

Свиданию с космосом предшествуют многие встречи с небом. Борис Волынов перед полетом на реактивном истребителе

Первый месяц работы на борту орбитальной станции прошел, как принято говорить, штатно. Испытания аппаратуры, наблюдения, исследования и эксперименты выполнялись Вольтовым и Жолобовым строго в соответствии с инструкциями, которые передавались с земли, и с той аккуратностью, к которой командир и бортинженер привыкли еще на тренировках. И надо признать, что все шло нормально, если не считать неприятного запаха в отсеках "Алмаза". Сначала экипаж относился к этому спокойно, но со временем странный запах стал досаждать. Между собой космонавты обсуждали причину случившегося. Грешили на каким-то образом попавшие пары ядовитого топлива, на материал внутренней обшивки станции. На их повседневной работе это не сказывалось: ни в первые дни пребывания на борту, ни когда полет перевалил за месяц. Более серьезная неприятность подстерегла их на 42-е сутки, когда неожиданно взревела сирена тревоги, погас свет, отключились многие бортовые приборы.